Три килограмма конфет (СИ) - "Нельма"

Я же готова была признать у себя явные психологические проблемы и потенциальный комплекс жертвы, раз меня угораздило влюбиться в человека, большая часть общения с которым состояла из шуток, ехидных замечаний или откровенных грубостей в мой адрес. Причём дело не только во мне — всё же нас с Ивановым не связывало ничего особенного, чтобы у него появился весомый повод пытаться произвести на меня хорошее впечатление, но казалось невозможным представить, чтобы он и по отношению к какой-нибудь другой девушке стал вдруг чутким, нежным и слюняво-сопливым в проявлении своих чувств.

Не то чтобы я всегда жаждала рыцаря в блестящих доспехах и с насаженной на копьё головой дракона, но, конечно, галантные манеры или пафосные замашки подкупали девичье сердечко, как в случае с Димой. А вот отрешённость Максима и его нарочито прохладное общение вроде и ранили меня, но с другой стороны — не позволяли увязнуть в собственных неосуществимых мечтах.

Ведь мысленно возвращаясь к минутному помутнению рассудка, произошедшему с нами (или всё же исключительно со мной?) накануне на скамейке, я с остервенением убеждала себя, что такой самоуверенный и достаточно опытный в отношениях парень, как Иванов, не стал бы мяться, раздумывать или тянуть время, ходя вокруг да около. Если бы ему действительно вдруг захотелось меня поцеловать — он бы просто сделал это.

Пусть сейчас мне приходилось мучиться от боли, рассуждая подобным образом, зато наверняка не придётся страдать в будущем. Главное, не забывать о том, что мы чу-жи-е.

Мне тяжело было представить, что могло произойти в минувшую роковую пятницу между Ритой и Славой (кроме очевидного факта незащищённого секса), но впервые за очень долгий срок Анохина встречалась перед уроками именно со мной, а не с ним, и выглядела бледной и безжизненной, как призрак утопленницы. Она молчала, на вопросы отвечала невпопад и всхлипывала слишком горестно, чтобы получилось списать всё на обычный для начала зимы насморк. И всё это заставляло моё сердце сжиматься и ныть, пока едкий внутренний голос безжалостно требовал смотреть на неё и запоминать, какие последствия бывают, стоит лишь забыться и постараться сблизиться с кем-то, переступив через собственные страхи.

Ей не было больно, пока они оставались просто друзьями. А что теперь?

— Думаешь, Наташа не придёт? — осмелилась спросить я, когда мы проходили мимо вешалки Колесовой в раздевалке, где висел только одинокий пакет со сменной обувью.

— Не знаю, Поль. В прошлый раз она могла и по несколько недель пропадать, но с чем именно это было связано, я и до сих пор не знаю, — Марго резко остановилась, и мне еле удалось притормозить, чтобы не врезаться ей в спину, после минувших выходных ставшую как будто ещё более худой. Она понуро опустила голову вниз и вжала в покатые плечи, утопавшие в слишком объёмном по размеру форменном пиджаке, прежде чем бесшумно проскочить к выходу. Между однообразными тёмными пуховиками в соседнем ряду промелькнули рыжие волосы.

— Но с ней ведь не могло ничего случиться. — Эту фразу я повторяла про себя уже несколько раз, не позволяя дурным опасениям пробираться в голову и копошиться среди мыслей, неприятно позвякивая на фоне скрипучим колокольчиком.

— Конечно же, нет, — с усталым вдохом согласилась со мной Марго, потирая пальцами виски. Удивительно, как слаженно мы обе врали друг другу и самим себе, говоря об этом. — Но я попробую позвонить её матери вечером и что-нибудь узнать.

К концу первого урока я начала вновь ощущать лёгкое недомогание. Стало так жарко, что пришлось не только снять с себя пиджак, но и расстегнуть несколько верхних пуговиц на воротничке блузки и даже закатать рукава, пытаясь освободить как можно больше тлеющей изнутри кожи. Силуэт стоящего у доски Олега Юрьевича постепенно расплывался перед глазами, теряя чёткие контуры и детали, становясь огромным аляпистым пятном, то и дело маячившим из стороны в сторону.

Обхватив голову руками, я пыталась сосредоточиться и вникнуть в суть его объяснений, доносившихся до слуха лишь отдельными урывками, будто через дрянную телефонную связь. Взгляд скользил по строчкам из лежащего передо мной учебника и по странице тетради, сплошь в исправлениях и неаккуратно зачёркнутых задвоенных частях уравнений. Только тень, внезапно опустившаяся на разлинованные в клетку страницы, заставила меня поднять голову и обратить внимание на происходящее вокруг.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Не знаю, как я могла пропустить звонок, но перемена уже началась, и кабинет успел опустеть более чем на половину учеников. Судя по доносящимся из коридора оживлённым голосам и смеху, одноклассники обсуждали воскресный дружный поход в кино, о котором я узнала, только пролистывая перед сном ленту новостей в соц сетях. В этом году в моих отношениях с одноклассниками чувствовался ощутимый холодок, и моя фамилия отныне не входила в список тех, кого стремились позвать с собой на очередной весёлый сабантуй.

Откровенно говоря, меня мало интересовали жизнь и уж тем более досуг всех сидящих за соседними партами, но я тщательно оглядела каждый стоящий в кабинете стул, прежде чем хватило смелости поднять взгляд на того, кто стоял прямо передо мной.

— Я бы удивился, если бы застал её здесь, — поймав мой растерянный взгляд, Максим кивнул в сторону пустующего места Наташи. Я перевела взгляд на её стул, потом обратно на него и легонько ущипнула себя за тонкую кожу внутренней стороны запястья, тут же поморщившись от боли.

Наваждение никуда не делось, и серьёзное лицо Иванова всё так же маячило прямо передо мной. Его появление здесь оказалось сродни внезапному и подлому удару под дых: я не могла вдохнуть, ощущая даже не боль, а пугающее онемение в груди.

«Зачем ты пришёл?» — хотелось спросить мне, нарушив все с детства вбитые в голову правила поведения с людьми, насколько бы противоречивые эмоции они не вызывали. Именно сейчас, например, я готова была поклясться, что ненавижу его намного сильнее, чем в нашу первую случайную встречу на футбольном поле.

— Она не отвечает на наши сообщения. Звонки сбрасывает, — сказала я, сама не зная, зачем делюсь с ним своими переживаниями, которые почти удавалось держать под контролем. Но голос дрожал, вовсю выдавая обиду и волнение, а ещё так и не произнесённый вопрос «За что она так со мной?», слишком открыто идущий контекстом.

— Пересилит первую волну стыда и заявится, делая вид, будто ничего не случилось, — пожал плечами Иванов, прежде ещё раз оглянувшись по сторонам, чтобы удостоверится, что наш разговор никто не услышит. Он облокотился бедром о край стола и, хмыкнув, со злостью добавил: — Но я обязательно напомню. Так что лучше бы ей задержаться дома подольше.

Я подумала (придумала для собственного спокойствия), что у него могли появиться какие-нибудь новости относительно произошедшего с Наташей, поэтому понадобилось срочно нарушить негласные правила нашего взаимодействия и перешагнуть через установленные границы личного пространства, чтобы сообщить об этом. Но все мои предположения, догадки и оправдания его поступка таяли по мере того, как Максим продолжал молчать, не сдвигаясь с места.

Становилось ещё жарче под его прямым, изучающим взглядом, но глаз я не отводила, отвечая ему легко читавшимся на лице выражением растерянности от происходящего. Пальцы оттянули в сторону край воротничка блузки, каждым лёгким соприкосновением с пылающей кожей будто царапавший её, и мне стало не по себе: вдруг этот жест покажется двусмысленным?

Мне хотелось взмолиться о пощаде, ведь в кабинете всё ещё были другие ученики, а у меня категорически не выходило больше держать нейтралитет. Казалось, мою влюблённость выдавали и нездорово блестящие глаза, и участившийся пульс, и сбившееся дыхание. И это должно быть настолько заметно всем вокруг, что хватит одного взгляда в мою сторону, чтобы догадаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я побуду здесь до начала урока? — непривычно тихим и низким голосом сказал Иванов, видимо, по-своему интерпретировав мою странную реакцию на его присутствие. Я чувствовала, как медленно уплываю вслед за неторопливым течением мыслей, ставших совершенно отвлечёнными от происходящего в реальности, и встрепенулась только в тот момент, когда он отступил на шаг назад. Тогда до меня наконец дошло: это был вопрос, на который я до сих пор ничего не ответила.