Эликсир для избранных - Михаил Анатольевич Логинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И ты что?
– Ну, я к ним поцокала. Но тут меня Славка заметил и…
Марина на секунду замялась.
– Что и?
– У него такое выражение лица было…
– Какое?
– Немного растерянное и недовольное. Как будто я его врасплох застала. И, знаешь, в таких ситуациях Слава меня обычно представлял… ну, своим собеседникам. Мол, вот – Марина, а вот – такой-то… А тут нет. Он меня увидел и что-то сказал этому парню, тот голову повернул и посмотрел… Тогда я глаза его увидела… такие светлые, прозрачные. А взгляд острый, немигающий, холодный… Я подошла, а Славка так торопливо руку мужику этому сунул, и тот повернулся ко мне спиной и ушел. Я еще подумала: вот тебе и раз, как невежливо!
– И что дальше было?
– Ничего. Я Славу спрашиваю: что это за мужик с тобой разговаривал? А он: да так, знакомый один, случайно встретились. А сам по сторонам зыркает. Я еще тогда подумала, что, ой, неспроста все это…
– Думаешь, это было как-то связано?..
– Не знаю, может, просто совпадение.
– Ну хорошо… И что же этот неизвестный информатор Славе рассказал?
Марина замялась.
– Я же тебе говорю: подробности мне неизвестны…
Мы помолчали.
– Знаешь, Славка, похоже, сам немного побаивался за это дело браться, – снова заговорила Марина. – Это, вообще-то, на него не похоже было… Ты же знаешь, он азартный был, рисковать не боялся, а тут… нет, не то чтобы испугался, а как-то напрягся…
– Но все-таки взялся?
– Мне кажется, тут честолюбие сыграло роль… Ему, видишь ли, в последние годы казалось, что он выходит в тираж, превращается в такого менеджера от журналистики, а реального ничего не делает. Ему один наш общий знакомый говорил: «Что ты все рыпаешься? Сиди спокойно! Ты свое отбегал, пожинай плоды! Пусть теперь молодые бегают, завоевывают место под солнцем!» А Славка считал, что нет, не отбегал… Очень ему хотелось снова громко выступить, хотелось…
– «…Быть притчей на устах у всех».
– Что?
– Это – Пастернак.
– Какой ты, Леша, все-таки начитанный. Мне это всегда в тебе нравилось. Ну да, хотелось Славке, чтоб о нем снова заговорили. Но только из-за этого дела он стал какой-то нервный, оглядывался все, спрашивал меня, не замечала ли я чего-нибудь подозрительного возле дома, машины, незнакомые люди…
– А ты замечала?
– Да нет вроде.
Я повертел в руках Славину книжку.
– Мариш, я был бы очень рад тебе помочь… Мне ведь тоже хочется правду знать… Но у меня сейчас… возможностей таких нет, ресурса, понимаешь? Я ведь уже давно расследованиями не занимаюсь, сижу на редакторской работе, тексты правлю…
Я сделал паузу:
– Но одна зацепка имеется…
– Да? – Марина посмотрела на меня с надеждой. – Какая?
– Фамилия тут есть знакомая… Не в смысле, что я этого человека лично знаю, но найти его можно будет… Может, он что и расскажет… И телефон один есть… Но гарантировать, ты понимаешь, я ничего не могу…
Марина кивнула.
– Давай поступим так… Я сейчас сфотографирую кое-какие странички, а ты эту книжечку спрячь хорошенько. Даже, может быть, не дома.
– Хорошо, – сказала Марина. – Спасибо тебе, Леша! Мне надо было с кем-то поделиться, а ты все-таки мой старый друг…
Москва, весна 1932 года
Кончак подошел к клетке и провел ногтем по металлическим прутьям. Треньк! Собака вскочила и дружелюбно завиляла хвостом.
– Привет! Привет, Шарик! Или как там тебя?.. Ну, выходи.
Борис наклонился, чтобы открыть дверцу. Собака вскочила, заметалась в тесной клетке, заскулила от нетерпения.
– Сейчас, сейчас… вылезай.
Пес выскочил из клетки и весело заметался по комнате.
– Собаку не кормили? – спросил Кончак у стоявшего рядом мрачноватого мужчины, заведующего виварием.
– Никак нет, – ответил тот. – Как было приказано…
Пес, черная лохматая дворняга, вертелся под ногами у Кончака, заглядывал ему в глаза.
– Ладно, ладно, – сказал Борис, обращаясь к собаке. – Немножко можно.
Он достал из кармана халата скомканную бумажную салфетку и развернул ее. Внутри лежал хлебный мякиш.
– На, – протянул он псу хлеб.
Тот подскочил и в мгновение ока заглотнул угощение.
– Ну, иди сюда, – Кончак похлопал себя по ноге. – Залезай!
Собака сразу поняла, что от нее требуется, и быстро вскочила на невысокую кушетку, стоявшую у стены, а оттуда – на стол.
– Молодчина!
Кончак подошел к шкафу и извлек из него блестящую металлическую коробку и стеклянный пузырек с прозрачной бесцветной жидкостью. Из коробки он вынул шприц, проткнул им пробку пузырька и выкачал жидкость.
– Ну-с, небольшой укольчик.
Борис нащупал место на спине у собаки, раздвинул шерсть и быстро сделал укол. Пес взвизгнул и укоризненно посмотрел на Кончака.
– Тихо, тихо, псина! – погладил его Борис. – Посиди здесь.
– Понаблюдайте за ним, – сказал он мрачному мужчине и вышел из комнаты.
Кончак прошел по коридору, в конце которого за столом сидел охранник в форме, показал пропуск и вышел во двор. Достал папиросу, закурил, огляделся. Двор как двор. На веревках сушилось выстиранное белье, бегали дети. Возле соседнего дома мужики выгружали из кузова машины какие-то ящики, там в первом этаже размещался продуктовый магазин. Мимо прошла пожилая женщина с хозяйственной сумкой. Кончак обвел взглядом ставшую для него уже привычной картину и в который раз подумал, что все эти люди и не подозревали о том, что у них тут по соседству…
Борис Ростиславович уже почти год работал в токсикологической лаборатории НКВД. После того как он подал в Казани свой рапорт, события стали развиваться необыкновенно быстро. Через пару дней его освободили. А еще через месяц он получил назначение в Москву. Ему выделили довольно большую комнату в доме на Сретенке. Невиданная роскошь. У него появились деньги. Он купил новое пальто. Снова ел досыта, ходил в синематограф. Его жизнь вдруг стала… нормальной. Точнее, она обрела видимость нормальной. Он ни на минуту не забывал, какой ценой это было добыто, но все равно наслаждался. Наслаждался сытостью и ощущением безопасности, которое давала ему принадлежность к этой страшной организации. Безопасности, как он понимал, временной, иллюзорной, но все же, все же…
Единственным по-настоящему радостным событием стала для Кончака встреча с Заблудовскими. Они в то время уже жили на Новинском бульваре. Борис долго колебался, идти к ним или нет. О своей новой работе рассказывать не мог – дал все возможные подписки о неразглашении. Да если бы даже и не дал… Поэтому надо было врать, придумывать себе другую жизнь… Но желание видеть Павла Алексеевича и особенно Ариадну оказалось сильнее. Он узнал адрес, надел новый костюм, купил цветы… Дверь открыла Ариадна… Он хорошо запомнил выражение ее лица – радостно-удивленное. Она молча кинулась ему на шею. Он открыл
