Силовой вариант ч. 1(СИ) - Александр Афанасьев

— Так может, он работает на русских?

— Доконич скажет вам об этом лучше меня. В конце концов — он работает с ними по линии ЦРУ. Но — нет… не думаю, что он работает на русских. Просто… он патологически лжив. Говорит, что командиры заставляли его и в СССР и в Афганистане совершать противозаконные действия, связанные в частности с наркоторговлей — но у меня большое подозрение, что он делал это по своей воле и вполне сознательно. Родился в Одессе, почему пошел в армию — я так и не смогла до конца выяснить. Доконич говорил, что у него отец крупный чиновник, работал на каком-то оборонном предприятии, сейчас на пенсии.

— Вот как… А почему вы работаете с ним? Почему предлагаете именно его?

— Мы работаем с тем, что у нас есть.

— Понятно. Номер четвертый?

— Гулиев, грузин. Брат отбывает срок в местах лишения свободы, отец, как он сказал — тоже отбывал срок, но по политическим мотивам. Поэтому — его не взяли в боевые части, отчего тот испытывал и до сих пор испытывает чувство обиды. Он вообще очень обидчив, в основном по пустякам. Тоже горяч — но на лидерство не претендует. Из всех — наименее подготовленный в военном отношении, но очень сильный. Пятый…

— Пятый меня не интересует, спасибо. Как они поведут себя в критической ситуации?

— Зависит от ситуации. Если будет возможность уклониться от прямого столкновения — уклонятся все, кроме, возможно, Ахмедова. Из всех из них он единственный — идейный противник русских, остальные на нашей стороне в силу стечения обстоятельств, хотя это не значит, что они готовы в любой момент предать.

— Если возможности уйти не будет?

— Драться будут Буза, возможно Гулиев. Свирцев будет пытаться уклонится даже в этом случае. Хотя он опасен.

— В смысле?

— Как крыса. Стоит загнать в угол, и… Он единственный вспомнил о том, как он в детстве мучил животных. Причем — рассказал он об этом — без малейшего раскаяния. Он более… цивилизован, считает себя выше остальных, держится как бы в стороне. Но при этом — если его загнать в угол… я просто не предскажу, что он может сделать.

— Спасибо, доктор.

— Не за что? — доктор Линдсей повернулась к бывшему послу, до этого она говорила стоя боком — вы действительно собираетесь их использовать в боевых условиях?

— Это секретная информация. Мэм.

— Готовность!

Невысокий, с короткими аккуратными усами солдат чуть пригнулся — как перед броском. Нас нем была джинсовая куртка, а волосы — длиннее, чем требовалось по уставу.

— Пошел!

Резкий бросок к столу. Кувырок — и у офицера в руках уже автомат. Козий рог — так называют эту штуку в Латинской Америке. От этого автомата — погибло, наверное, больше американцев, чем от револьвера Миротворец во времена Дикого запада. И сколько еще погибнет, если они не остановят большевизм?

Короткие хлопки одиночных — похожие на хлопки пастушьего кнута. Солдат не принимал каких-то стрелковых стоек, не останавливался — он двигался и стрелял.

— Дельта — сказал Генри Доконич, американец во втором поколении, чей отец был хорватским усташом, сбежавшим от правосудия в Америку — несколько таких парней могут поставить на уши целый город.

— Впечатляет — согласился Корти.

Расстреляв магазин — офицер бросил автомат, начал стрелять по мишеням с обеих рук из пистолетов Макарова.

— Изучение трофейного оружия. Они часто пользуются русским, потому что готовятся к войне на территории СССР.

— Они уже бывали там?

Доконич с самым независимым видом пожал плечами.

— Не знаю.

Ответ истинного разведчика.

— Который?

— Слева. Высокий, светлые волосы.

Корти поднес к глазам небольшой бинокль.

Парень как парень — моложе большинства присутствующих. Стандартная полевая униформа армии США, черный берет спецвойск, из-под которого выбивается пшеничного цвета чуб. Такого же цвета аккуратные усы.

— Не похож на русского, верно?

— Они уже освоились.

Солдат — закончил упражнение. Блондин и еще один человек с офицерскими знаками различия — подошли к нему и начали что-то оживленно обсуждать. Выполнявший упражнение солдат — показывал на оружие и что-то говорил.

— Серьезно работают.

— Здесь шутников нет…

При личной встрече — Буза чем-то сразу понравился Корти. Открытостью какой-то, что ли? Посол привык работать с намного более закрытыми людьми, намного более мерзкими. Почему то сразу вспомнился майор Лазарро — лучший дознаватель военной полиции в одном дурном месте, он не расставался с газовой горелкой. Это же — не заставишь.

Бузу сопровождал сержант с нашивкой МР — военная полиция на форме. Был непонятен режим, установленный для русских — с одной стороны их допускают к оружию на стрельбище, с другой стороны — конвоируют с военной полицией.

— Выйдите — сказал Корти, глядя не сержанта.

Сержант немного замялся — но потом повиновался. Он уже привык к повадкам работников ЦРУ и знал, что от них — можно ждать большого, очень большого дерьма…

Военный полицейский вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

— Как ваше имя здесь? — спросил Корти.

— Макс. Макс Несбич.

— Югослав?

— Да, хорват…

Слово «хорват» — Буза произнес с неожиданной ненавистью.

— Вам не нравятся хорваты?

— Нет.

— Почему же?

— Они воевали против нас. Один из них — возможно, убил моего деда под Сталинградом.

Играет? Или нет? Русские очень странно реагируют — в некоторых случаях они проявляют поразительное великодушие, в некоторых — проявляют агрессивность и жестокость буквально из-за пустяка.

Корти решил пока не продолжать эту тему.

— Почему вы выбрали свободу?

— Я отвечал на этот вопрос десятки раз! — ни с того ни с сего вдруг разозлился русский.

— Мне вы не отвечали.

— Потому что так решил, понятно!

— Допустим. Вы добровольно пошли в армию?

— У нас в армию призывают.

— Ах, да… А в Афганистан вы сами вызвались служить, или вас отправили насильно?

— Я получил приказ перебазироваться туда. И не один я, а вся моя часть. Я обязан был выполнить приказ.

— Но вы были согласны с этим приказом? Если бы вам дали право выбора, вы бы отправились служить в Афганистан или предпочли бы служить там, где нет войны?

Русский не ответил.

— А как насчет борцов за свободу? Как вы считаете, кто был прав в той войне?

Русский снова не ответил. Вероятно, дама с психологическим образованием и степенью доктора медицины его кое-чему научила. Контакт установить не удавалось.

Корти вздохнул.

— Хорошо. Расскажите мне про свое детство.

Русский недоуменно уставился на него.

— Это еще зачем?

— Потому что я так прошу. Разве у вас в армии принято переспрашивать а зачем это нужно каждый раз, как только вас просят что-то сделать?

— В армии приказывают. У нас.

— У нас тоже. Но я вас прошу.

Буза немного помедлил.

— Я ходил в сад. Затем в школу. Потом пошел в армию. Рассказывать особо нечего.

— Вам нравилось в… детском саду?

Буза пожал плечами.

— А что там может не нравиться…

— Да, верно. А в школе?

— Школа как школа. Обычная школа…

Корти усмехнулся.

— Вы не говорите правды.

— Почему?

— Потому что лжете сами себе. Сейчас поймете. Ваши родители были богаты?

Буза снова пожал плечами.

— Да как сказать. Квартира была, машина, дача. Все как у людей.

— Довольно прилично по советским меркам, верно?

— Да, хорошо — Буза настороженно смотрел на американца, не понимая, что тот от него хочет.

— Позвольте, я расскажу о себе, Макс. Я родился в Лондоне, в богатой семье. Мой отец был владельцем кораблей. Крупным, у него в собственности было много кораблей. Я учился в хорошей школе, потом в университете в Йеле. Знаю пять языков. Знаешь, у нас с тобой есть кое-что общее, Макс…

Русский настороженно уставился на американца. Он все еще не раскрылся.

— Что у нас может быть общего?

— Многое. Ты русский, я итальянец — но это неважно. Важно то, что мы оба — в каком-то смысле бунтари. Знаешь, я бы мог, наверное, пойти по гражданской колее и быть в каком-нибудь небольшом деле большой шишкой. У моего деда со стороны матери была сеть пекарен. Или мог бы пойти по штабной вертикали — благо отец бригадный генерал. Вест-пойнт и все такое. Но что бы потом говорили про меня? Да, этому парню повезло, он родился с золотой ложкой во рту. Но я решил — к черту все это. Я — не бесплатное приложение к своему отцу и к его богатству. Когда я добьюсь чего-то в жизни — в этом не будет ни единой капли заслуг моего отца. Только мои! Только мои, Макс! Понимаешь? Только мои.

Русский смотрел с недоверием, но теперь в его взгляде было и любопытство.