Невидимая сила. Как работает американская дипломатия - Уильям Бёрнс

Сидя в холодном, продуваемом насквозь шатре посреди пустыни, я отчетливо сознавал, что модель дипломатии, использованная нами в Ливии, меркнет и теряет свою значимость в сравнении с другой моделью, созданной нами за эти же годы, основанной на подходе «сначала стрелять, а потом играть в дипломатические игры» и опробованной в Ираке. Порожденные событиями 11 сентября 2001 г. страхи, желание самоутвердиться, стремление предупреждать угрозы, переоценка своих возможностей и опора в первую очередь на силу вывели нас на тропу войны со всеми вытекающими ужасными последствиями. Сила и дипломатия поменялись местами, и эта инверсия привела к серьезным последствиям, которые еще долго будут давать себя знать, влияя и на ситуацию в регионе, и на роль США на мировой арене.

Когда весной 2001 г. я готовился к возвращению из Аммана в Вашингтон, один мой коллега предупредил, что США будут пытаться что-то сделать на более широком пространстве Ближнего Востока, который «поистине является землей неудачных политических альтернатив». С этим трудно было не согласиться.

С растущим беспокойством я наблюдал за эскалацией насилия в ходе второй интифады. Победа Ариэля Шарона и поражение Эхуда Барака на выборах в феврале 2001 г. явно указывали на то, что фокус внимания Израиля в области восстановления порядка и безопасности будет смещаться от переговоров к применению силы. Ясир Арафат по-прежнему не хотел рисковать и вел двойную игру, маневрируя, чтобы сохранять влияние на бушующие толпы палестинцев на оккупированных территориях. Судя по всему, Шарон и Арафат прочно увязли в упорной войне на истощение. Каждый был убежден, что способен продержаться дольше противника, и оба подталкивали друг друга к противостоянию, которому было не видно конца. В апреле на слушаниях в Сенате перед моим утверждением в должности я попытался честно обрисовать свое видение ситуации: «Сейчас многие израильтяне и палестинцы чувствуют себя в меньшей безопасности, утрачивая надежду и уверенность в возможности установления мира. Результатом является рост возмущения и недоверия, и эти настроения, справедливо или нет, обращаются против США. Многие арабы уверены, что нас не волнуют их проблемы. Хуже того, они считают, что мы настроены по отношению к ним откровенно враждебно»[63].

Невозможно было не замечать серьезного обострения противоречий между арабским обществом и автократическими вождями в регионе. Как вскоре показали исторические «Доклады о развитии человеческого потенциала в арабских странах», подготовленные в рамках Программы развития ООН, Ближний Восток серьезно отставал от других регионов мира. Совокупный объем ВВП всех арабских государств, общая численность населения которых оставляла примерно 300 млн человек, уступал по объему ВВП Испании, население которой было приблизительно в 10 раз меньше. Половину арабского населения составляли молодые люди в возрасте до 20 лет, что создавало огромный спрос на рабочие места, с которым не справлялись ни система образования, ни рынок труда. Всего 2 % населения региона имели доступ в интернет.

На фоне всех этих проблем на региональную сцену начали выходить лидеры нового поколения. Как и король Абдалла в Иордании, молодые монархи в Марокко и Бахрейне экспериментировали с экономической и политической открытостью. Даже Башар Асад ненадолго открыл дверь «дамасской весне», когда молодые технократы ненадолго получили возможность собираться в рамках дискуссионных групп и обсуждать реформы. Старое поколение инстинктивно боялось что-то менять. Несмотря на то, что на президентских выборах в июне 2001 г. в Тегеране вновь одержал победу реформатор Мохаммад Хатами, в странах Персидского залива по-прежнему сильно опасались рисков, связанных с Ираном и Ираком. Хосни Мубарак, прочно сидевший в Египте и сохраняющий статус-кво, почти не видел оснований для оптимизма в регионе, где начало происходить множество пугающих изменений.

В первой половине 2001 г., когда президент Джордж Буш – младший формировал новую администрацию, позиция Вашингтона тоже была весьма осторожной. В команду, отвечающую за национальную безопасность, вошли опытные и надежные специалисты. На самом раннем этапе работы она выглядела почти столь же впечатляюще, как команда Джорджа Буша – старшего. Пост вице-президента занял Дик Чейни, госсекретарем стал Колин Пауэлл, министром обороны – Дон Рамсфелд. Джордж Тенет остался на посту директора ЦРУ, а советником по национальной безопасности была назначена Кондолиза Райс. Новый, реалистичный подход будущего правительства Райс кратко сформулировала в своей статье в журнале Foreign Affairs еще во время избирательной кампании в 2000 г. Она писала, что в случае победы Джорджа Буша – младшего его администрация не будет заниматься государственным строительством и откажется от использования военной силы не по назначению – в качестве инструмента гуманитарного вмешательства, а также от бессмысленного мультилатерализма. Чрезмерное, по ее мнению, внимание, которое администрация Клинтона уделяла мирному урегулированию на Ближнем Востоке, также должно остаться в прошлом. Райс открыто заявила о своем негативном отношении к практике использования военной силы в целом. Американские Вооруженные силы, писала она, это «особый инструмент; это не гражданская полиция, не политический рефери, в их задачи не входит строительство гражданского общества». Столь же ясно она выразила и позицию в отношении Саддама: «Первой линией обороны должно стать сдерживание путем устрашения: даже имея в своем распоряжении оружие массового поражения, он не сможет его применить, так как любая попытка использовать его по назначению приведет к уничтожению его страны». У меня сложилось впечатление, что главными ориентирами для Джорджа Буша – младшего, как и для его отца, были осторожность и реализм.

Колин Пауэлл стал блестящим руководителем Государственного департамента, и, несмотря на все мои дурные предчувствия относительно Ближнего Востока и трудные задачи, стоящие передо мной на новой должности, я был рад, что снова буду работать с ним. Они с Ричем Армитиджем составляли великолепный дуэт. Будучи близкими друзьями, оба отлично понимали, как важно поддерживать в коллективе хороший моральный климат, модернизировать устаревшую технологию эпохи 1980-х гг. и продвинуть американскую дипломатию в XXI в. Пауэлл любил расхаживать по зданию и заглядывать в кабинеты подчиненных. Поднимаясь к себе на персональном лифте, он приглашал проходящих мимо сотрудников прокатиться вместе с ним. Когда президент Джордж Буш – младший впервые посетил Госдепартамент, чтобы получить инструкции в связи со срочной встречей с его мексиканским коллегой, Пауэлл поручил представить необходимые материалы двум младшим референтам, усадив их напротив президента. Такого рода делегирование полномочий стало обычно практикой в нашем учреждении. Армитидж упорно старался избавить Госдеп от излишней зарегулированности и делегировал полномочия везде, где только возможно. Он всегда был доступен, а его сугубо деловой стиль работы уравновешивался грубоватым юмором. Если сотрудника вызывали к нему после шести вечера, можно было не сомневаться, что по священному коридору седьмого этажа будут разноситься мотаунские мелодии[64], а в кабинете начальника ему предложат стаканчик скотча, чтобы снять напряжение