Прелюдия к большевизму - Александр Фёдорович Керенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Параграф 26
Шабловский. В показаниях Савинкова на нас произвело впечатление, как он поддерживал Филоненко. Он даже отождествлял себя с ним. Когда вы захотели отстранить Филоненко, Савинков чуть ли не подал в отставку вместе с ним.
Керенский. Да, я сказал Савинкову: «Я полностью доверяю вам; я думаю, что вы, наверное, совершили ошибки, но я ничуть не сомневаюсь, что вы преданы революции, и в то же время я совсем не знаю Филоненко». И в этом случае также в полной мере проявилась особая черта Савинкова — стоять до конца за людей, «преданных ему». Каждый раз он ставил вопрос о Филоненко так, словно это касалось его собственной персоны. Когда я предложил Филоненко немедленно прекратить исполнять свои служебные обязанности, Савинков поставил вопрос о собственной отставке, так что мне пришлось отложить на некоторое время официальную отставку Филоненко (поскольку я не хотел терять Савинкова). Однако я считал невозможным оставить Филоненко на службе, и Савинков почти немедленно подал в отставку. Он категорически заявил мне, что не желает больше служить со мной, так как он не одобряет нового назначения Верховского и Вердеревского и абсолютно настаивает на отставке.
[В отношении признания Филоненко может возникнуть неловкий вопрос: почему, когда Филоненко говорил о «нашем плане», то есть не только о своем плане, но и о плане Савинкова, я захотел арестовать одного Филоненко и ему одному сказал, чтобы он подал в отставку? Я должен ответить прямо: потому что я был совершенно уверен, что Савинков не играл никакой роли в заговоре, и я истолковал эти слова Филоненко как простую попытку оправдать перед Савинковым свое участие в недопустимых и преступных переговорах. В то же время я видел упорную и безнадежную попытку Савинкова в моем кабинете вложить в уста Филоненко такие слова, которые последний никогда не произносил; это было страстное желание спасти Филоненко.
То, что Савинков наверняка не был посвящен в заговор в Ставке, можно вычислить из следующих фактов: прежде всего, даже 23 и 24 августа он проводил в Ставке борьбу с Главным комитетом Союза офицеров и с политическим отделом Ставки (во главе которого стоял член того же Главного комитета Союза офицеров, капитан С.), то есть с двумя организациями, многие члены которых были активными участниками событий; во-вторых, генерал Корнилов лично обманул Савинкова в вопросе о Крымове и Кавказской дивизии (насколько я помню, даже само присутствие Крымова в Ставке оставалось не известным Савинкову); в-третьих, даже в самый критический момент, после телеграммы Лукомского в ответ на предложения Львова и Савинкова и после прямого заявления последнего, что ссылка на него является клеветой, Корнилов не только не сделал никакого возражения, но и был вынужден молча принять это. В-четвертых, Савинков никогда не был в тесных взаимоотношениях с Завойко и Аладиным и не мог вообще выносить первого, который смотрел на него с большим подозрением и избегал его, — даже как-то раз Савинков добился его временной высылки; в-пятых, Савинков сам подозревал и пытался разоблачить в Ставке заговор, хотя и сдерживался относительно самого Корнилова, которого считал патриотом и «чуждым политике»; в-шестых, с 27 по 30 августа Савинков ни на миг не сомневался, на чьей стороне он должен стоять.
Для того чтобы проиллюстрировать характер взаимоотношений Корнилова и Савинкова и моей собственной роли в их взаимоотношениях, процитирую несколько выдержек из разговора Савинкова с Корниловым, записанного самим Савинковым:
«Лавр Георгиевич, — сказал Савинков Корнилову 23 августа, — я хотел бы поговорить с вами наедине (при этих словах Лукомский и Филоненко встали и вышли из комнаты). Вот какое дело: телеграммы, недавно полученные министерством и подписанные разными людьми, относящимися к штату Ставки, откровенно скажу вам, внушают мне тревогу. Эти телеграммы часто затрагивают вопросы политического характера, и в недопустимом тоне. Я уже говорил вам, что уверен, что вы лояльно поддержите Временное правительство и не пойдете против него. Но я не могу сказать того же про ваш штаб.
Корнилов. Должен сказать вам, что я больше не доверяю Керенскому и Временному правительству. Последнее не имеет силы, чтобы опираться на твердую власть, которая одна только может спасти страну. Что же до Керенского, он не только слабый и нерешительный, но даже неискренний. Он незаслуженно оскорбил меня (на Московском совещании). Более того, он проводил переговоры за моей спиной с Черемисовым и хотел назначить его Верховным главнокомандующим. (Ничего подобного не было. — А. К.).
Савинков. Мне кажется, что в вопросе о государстве нет места личным обидам. Что же до Керенского, я не могу разделить ваше мнение о нем. Я знаю Керенского.
Корнилов. Состав правительства должен быть изменен.
Савинков. Насколько я знаю, Керенский того же мнения.
Корнилов. Необходимо, чтобы Керенский не вмешивался в дела.
Савинков. Сейчас это невозможно, даже если бы было необходимо.
Корнилов. Необходимо, чтобы Алексеев, Плеханов и Аргунов вошли бы в правительство.
Савинков. Это более необходимо, чем замена советских социалистов несоветскими социалистами. Вы это имеете в виду?
Корнилов. Да; Советы доказали свою непрактичность и неспособность защищать страну.
Савинков. Все это дело будущего. Вы недовольны правительством; обговорите это с Керенским. В любом случае вы должны признать, что без Керенского во главе ни одно правительство немыслимо.
Корнилов. Я не войду в правительство. Разумеется, вы правы, что без Керенского во главе ни одно правительство немыслимо. Но Керенский нерешителен, он колеблется, он обещает и не выполняет своих обещаний.
Савинков. Это неверно. Позвольте мне сообщить вам, что в течение шести дней, которые прошли с Московского совещания, на котором Керенский заявил, что принимает методы твердой власти, военный министр сделал многое, а именно…»
Этот разговор состоялся 23 августа. Вот некоторые выдержки из разговора, состоявшегося на следующий день:
Корнилов. Очень хорошо,
