Ищите связь... - Владимир Архипенко

И он опять склонился над шашками.

Слова Комолова несколько встревожили Варсонофьева. Что и говорить, приятного мало докладывать, что наблюдаемый ушел от слежки. А что оставалось делать? Задание у него было ясным: если к Лутованову придет матрос, проследить его до пристани и выявить фамилию. Кто ж мог предвидеть, что матрос вздумает на корабль не возвращаться? Приказа о задержании вовсе не было…

Раздумья Варсонофьева прервал сам Шабельский, заглянувший в филерскую.

— Пошли ко мне! — сказал он коротко.

Филер послушно зашагал вслед за начальником, приглаживая ладонью и без того прилизанные волосы. В кабинете Шабельский положил фуражку на тумбочку, кинул рядом с ней перчатки, нетерпеливо обернулся к Варсонофьеву.

— Давай рассказывай, в чем дело. Отчего вчера в управление не пришел?

Варсонофьев, которому начальник не предложил даже сесть, хотя сам уселся за письменный стол, стал неторопливо рассказывать, как он взял под наблюдение матроса возле дома, где жил Лутованов, и «повел» к гавани, как матрос обнаружил слежку и стал метаться по городу. Ротмистр слушал с возрастающим нетерпением, встал даже из-за стола, подошел, остановился напротив, глядя в глаза. Когда филер рассказал, как матрос направился в лес, а он побоялся и за ним не пошел, Шабельский удивленно перебил:

— Как не пошел?!

— А как пойдешь-то? Кругом безлюдно, а он, как бугай, здоров, и у него может быть револьвер. А у меня-то револьвера не было…

— Ну и как же?

— Так и ушел, господин ротмистр…

Начальник как-то очумело посмотрел на Варсонофьева, потом сквозь зубы выдохнул:

— Да ты, сука, понимаешь… я ж тебя, подлец!..

Лицо Шабельского исказилось, и не успел Варсонофьев отшатнуться, как кулак ротмистра врезался ему в зубы. Инстинктивно он отскочил в угол комнаты. Во рту стало солоно от крови, и филер выплюнул в ладонь вместе со сгустком крови два выбитых зуба.

— Да вы что, господин ротмистр! — захныкал он, со страхом глядя на искаженное гневом лицо начальника. — Разве ж дозволительно подчиненных на службе бить? Да вы что, господин ротмистр…

— Уйди отсюда, болван, сволочь! — бешено заорал Шабельский. — Уйди, я за себя не ручаюсь.

Филер пулей выскочил в дверь, прикрывая рот ладонью, побежал по коридору в умывальник.

Только полчаса спустя Стась сообразил, что у него еще остается какой-то шанс. Надо уцепиться за Лутованова, не упускать его ни за что из поля зрения.

К полудню стало известно, что исчезнувший матрос — это электрик Недведкин с линейного корабля «Император Павел I». И в это же время вернувшиеся с задания филеры доложили Шабельскому, что ни дома, ни на заводе «Вольта» Лутованов не обнаружен. Видимо, как и матрос, он скрылся из города.

Ротмистр распорядился срочно по телеграфу передать приметы Недведкина и Лутованова железнодорожным жандармам в Петербурге, но и это не дало никаких результатов. Оба подпольщика — видимо, и тот и другой — сошли с поезда, не доезжая столицы. А может быть, они и не в Петербург направились…

ВИЛЛИ И НИКИ

«Балтийский порт. Балтийский порт — небольшой заштатный городок Эстляндской губернии, приобретает всемирную известность. Его название будут так же часто цитировать, как Бьёрке, Ракониджи, Ревель и другие места встречи государей. Балтийский порт находится в конце ветви Балтийской железной дороги на берегу Рогервикского залива. В нем 8200 человек населения. Гавань превосходная, глубокая, безопасная; на нее обратил внимание Петр Великий, который начал строить здесь военный порт и крепость, но затем проекты не были исполнены, оставалась лишь крепость, долго служившая местом ссылки. Залив в теплые зимы совсем не замерзает, а в холодные — лишь на короткое время. Это послужило причиной проведения сюда железной дороги. Она, однако, не особенно помогла Балтийскому порту. В Балтийском порту хорошо торгуют кильками, которые ловятся здесь в большом количестве».

Линейный корабль «Император Павел I» перед плаванием грузил провиант. Буксир подтянул утром на рейд широкоскулую, по самые борта груженную баржу, которую пришвартовали к левому борту. На тросах поднимались вверх плотные серые мешки, набитые крупой, мукой, картофелем, солью, сахаром. Плыли по воздуху бочки с селедкой и солониной, ящики с макаронами, консервами, табаком, плыли телячьи и бараньи туши.

Баталер, ведавший всем продовольственным обеспечением, бегал от лебедки к лебедке, хрипло ругался, вытирал потный лоб, покрикивал не только на матросов, но и на унтеров. Он внимательно следил за тем, чтобы разгрузка шла аккуратно, чтобы ни один ящик не пострадал. Он не мог быть спокойным до тех пор, пока вся эта масса продовольствия не окажется под замком. Баталер учитывал плутовство и изощренный опыт поставщиков, подсовывающих недоброкачественный товар, ловкость рук кладовщиков, умудрившихся на всем пути продовольственных грузов уменьшать их количество, бесстыдно подкладывая в ящики и мешки железки и булыжники для веса. Он учитывал и неизбежные потери при погрузке и разгрузке. И, подсчитывая все это, начинал сатанеть, ибо все эти потери касались прежде всего его кошелька, так как сужали возможности для дальнейшего воровства. А без воровства баталер и представить себе не мог своей службы.

У борта произошла какая-то возня, и баталер со всех ног кинулся туда. То, что он увидел, заставило его сердце сжаться от ужаса. Петля троса, закрепленная на телячьей туше, медленно сползала. Он понял, что еще немного, и туша, не дойдя какого-то метра до борта, выскользнет из петли и плюхнется в море.

— Не дергай! — закричал он матросам, стоявшим у талей. — Баграми, баграми поддерживай!

Пока бегали за баграми, прошло еще две-три минуты, показавшиеся баталеру бесконечными. Но, к счастью, петля перестала сползать, и тушу благополучно опустили на палубу. Вытирая платком взмокший лоб, баталер перегнулся с борта и крикнул матросам, стоявшим на барже:

— Кто там из вас трос крепил?

— Я крепил! — коротко отозвался белобрысый матрос, одетый в светлую робу.

— Ну вот что, олух царя небесного, когда погрузка закончится, поднимешься на борт, доложи своему ротному, что я просил тебя на час под ружье поставить. Понял, что я тебе сказал?

— Так точно, понял!

— И понял, что ты олух?

Матрос помолчал мгновение, но потом выдавил из себя:

— Так точно, господин баталер.

— Ну то-то же! Распустились, сволочи, вконец…

Что-то пробурчав под нос, баталер отошел от борта. А белобрысый матрос на барже — это был Краухов, опустил голову, прикусив губу от обиды. Он понимал, что каждый из матросов, кто слышал этот разговор, глубоко сочувствует ему, но почему-то чудилась в их глазах затаенная усмешка, а проступавшее на их лицах сочувствие воспринималось уже как откровенная и обидная жалость, и оттого на душе становилось еще муторнее. На товарищей он старался не смотреть.

Когда разгрузку баржи окончили, Сергей поднялся на палубу последним и побрел к люку, глядя себе под ноги. Он не видел ничего вокруг себя, но уже возле самого люка каким-то шестым чувством ощутил опасность. Вскинув голову, матрос встретился взглядом с мичманом Тирбахом, смотревшим на него в упор, и, еще ни о чем не успев подумать, вскинул руку к бескозырке. И только тогда он сообразил, что едва не нарвался на серьезную неприятность. Если рядовой не приветствовал офицера, за это наказывали строго.

Мичман на приветствие не ответил, продолжал глядеть в упор на остановившегося матроса. Взгляд его скользнул вниз и застыл где-то на уровне подола парусиновой рабочей рубахи. Видя, что мичман ни о чем его не спрашивает, Сергей хотел было двинуться дальше, но Тирбах стоял так, что преграждал путь к люку. Чувствуя неловкость, матрос снова вскинул руку к бескозырке и привычной скороговоркой произнес:

— Разрешите идти, вашблагродь?

Но отвечая на вопрос, мичман ткнул пальцем куда-то в живот Краухова и, почти не разжимая губ, спросил:

— А это что? Что за дрянь на рубахе?

— Так ведь кровь это, вашблагродь!

— Вижу, что кровь. Но откуда?

— Так ведь погрузка была, вашскородь. Туши грузили, все, извольте знать, перемазались.

— А я тебя не обо всех спрашиваю. Ты сам отчего перемазался?

— Так погрузка же шла, вашблагродь!

— Заладил, как попугай: погрузка. Поаккуратней нельзя было?

— Никак нет.

— А если нет, то постираешь одежду после обеда, высушишь и покажешь ротному.

— Так это же невозможно!

— Ты как офицеру отвечаешь, скотина?

— Виноват, вашблагродь. Но сами посудите: вода горячая на стирку только завтра будет, сушить на палубе сегодня тоже нельзя. Вот и получается, что невозможно!