Сними обувь твою - Этель Войнич

— Вот-вот, мэм. В этом-то вся беда. Я больше всего и опасаюсь не из-за мальчиков, а из-за молодой барышни.

— Из-за Глэдис? Ну что вы, Повис. Ведь ей еще и девяти нет!

Он кивнул.

— Это не так уж мало. Благовоспитанные барышни и в восемь лет сумеют довести беднягу до того, что он пожалеет, зачем на свет родился, грязный оборвыш. Вы глазам своим не поверите.

Неожиданный смех Беатрисы прервал его на полуслове.

— Благовоспитанные барышни! Если б вы только знали мою Глэдис… Она просто курносый сорванец, другой такой доброй души нет на свете. Еще совсем крошкой она протягивала свою конфету или яблоко первому встречному. В шесть лет она готова была обнять каждого приблудного пса и привести в дом каждого нищего цыгана, а это уж поистине были грязные попрошайки, да к тому же еще и вороватые, и всякий раз нам стоило немалого труда этому помешать. Глэдис совершенно уверена, что все люди, звери и птицы на свете ее лучшие друзья. И потом Артур вовсе не будет грязен.

— Конечно, мэм, я знаю, его отмоют дочиста. Но всяким хорошим манерам, как держать себя за столом и говорить правильно — этому так скоро не выучишься. Не хотел бы я, чтоб парнишку поднимали на смех.

— Скорей нужно опасаться другого. Глэдис очень одинока с тех пор, как… Братья к ней привязаны, во всем ей уступают. Вы были бы о них лучшего мнения, если бы знали, как они любят сестренку. Но она видит их так редко, и они думают, что она совсем маленькая, и балуют ее. Она будет так счастлива, что у нее снова есть товарищ, станет бегать за Артуром по пятам, как щеночек. Если он не будет уж очень неприветливым. она будет обожать его и без конца ластиться к нему.

— А ваши слуги?

— Они люди степенные, добросердечные. Вы же видели Эллен и Робертса. Да к тому же они дорожат местом. Не тревожьтесь, я буду все время начеку, да и наша старая экономка все сделает, чтобы помочь мне. Только бы нам попасть домой, там я сумею все устроить. А вот здесь мне очень нужна помощь. Мальчик взволнован, сбит с толку и на первых порах будет очень чувствителен к каждой мелочи. Он совсем не знает нас, а тут еще миссис Риверс… Пока его не вымыли, не приодели, не научили хоть немножко правильнее говорить и вести себя, ему не избежать неприятных минут, как бы мы ни старались оберечь его.

И потом он ведь почувствует, что он уже не такой, как его братья и сестры.

— А тут еще Билл со своей гордостью, и Мэггн со слезами и наставлениями, да еще соседские злые языки — настоящее змеиное гнездо!

Зависть — страшная штука; и чем скорее паренек уберется отсюда, тем лучше.

— Вы правы, но мы не можем двинуться, пока у Дика не срастется перелом, а это будет никак не раньше, чем через два месяца. Так уж неудачно все сложилось. Да и мальчик все время будет как на иголках: будет разрываться между двумя мирами и мучиться в ожидании разлуки с матерью. Но это неизбежно. Теперь вы понимаете, почему мне нужна ваша помощь?

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо, Повис, я другого от вас и не ждала. Тогда перейдем к делу.

По-вашему…

— По-моему, сперва надо как следует отмыть его и поглядеть, нет ли на нем какой живности. Мэгги-то, конечно, старается о чистоте, бедняга, но…

Он выразительно пожал плечами.

— Но, — подхватила Беатриса, — мы с вами были бы не чище, если б нам пришлось жить вдесятером в такой лачуге, всем в одной комнате. Конечно, о его чистоте необходимо позаботиться, но надо сделать это так, чтобы он не почувствовал себя униженным.

— Предоставьте это мне, мэм. Я сумею свести с ним дружбу. Отдайте-ка мне его на денек-другой. Только вот в чем заковыка: можно отмыть парнишку до блеска, но если он опять влезет в свои вонючие лохмотья…

— А платье Дика не подойдет ему? Боюсь, оно будет велико, хоть Артур и годом старше. Но, может быть, все-таки на первое время ничего, пока у него еще своего нет?

Повис покачал головой.

— Нет, мэм, не одевайте его по-господски, пока он не уехал отсюда. Он будет чувствовать себя попугаем — братья-то ходят в лохмотьях; и соседи станут пялить глаза и чесать языки. Не всЈ сразу. В Падстоу продают одежду для здешних парней. Вот и купите ему — и Джиму с Джонни тоже — фуфайку, рабочую блузу и простые башмаки для будней, да приличную воскресную куртку, вроде тех, что сыновья Полвила надевают в церковь. В дорогу Артур может надеть костюм мастера Дика, а все его вещи пойдут Джонни.

— Вы совершенно правы. Пожалуй, завтра я уже смогу поехать с ним в Падстоу и все купить.

— Навряд ли, мэм, не такой у вас вид. Неделю-другую у нас у всех работы будет по горло, а если и вы опять сляжете, нам легче не будет. До Падстоу далеко, и дорога тяжелая, да еще по лавкам ходить — целый день на это убьете. Если доверите это мне, я куплю ребятам одежду, только скажите, сколько денег можно потратить. Сами покуда отдохнете, за мальчиками походите, а у меня будет случай присмотреться к парнишке.

— Это было бы огромное облегчение для меня. И, конечно, израсходуйте, сколько найдете нужным.

Еще накануне узнав от Джейбса, что ему велели «с утра пораньше перво-наперво идти наверх», Артур явился туда чуть свет, одетый в самое лучшее, что только ему насобирали дома, и вид у него был покорный и испуганный, точно у агнца, ведомого на заклание.

Мэгги постаралась как могла. Она так тщательно скребла, терла и отмывала его мылом, что лицо, шея и уши у него блестели, а шелковистые светлые волосы были прилизаны волосок к волоску. В огромных башмаках старшего брата, заплатанных и бесформенных, — ничего лучшего в доме не было, — его худые ноги казались еще тоньше. Куртка была ему явно мала, и от этого он еще больше смущался.

Одеваясь в кабинете брата, Беатриса из окна увидела нелепую маленькую фигурку, взбиравшуюся на утес под ветром и дождем, и приветливо помахала рукой. Вскоре она вошла в кухню, где Артур уже сидел между Эллен и Повисом, поглощая завтрак с жадностью вечно голодного подростка. Проходя мимо, она поцеловала склоненную бледно-золотую голову.

— Молодец, что пришел рано. У меня есть для тебя одно поручение. Ты мне поможешь?

— Да, мэм.

— Сегодня я не могу уделить тебе много времени: бедному Дику утром стало хуже, он совсем приуныл; и мне надо побыть с ним и с Гарри. Мы пока не сможем взяться за ученье. Но Повис едет в Падстоу, и я хотела бы, чтобы ты поехал с ним и помог ему выбрать кое-какую одежду для Джима, для Джонни и для себя. Их размеры я знаю.

— Прощу прощенья, мэм, разве нам будет новая одежа? Всем парням?

— Не только мальчикам — у всех будет новая одежда, у всей вашей семьи.

— И у мамы?

— Конечно. Но платье для мамы ты ведь не сможешь выбрать. Как только Дику станет лучше, мы с твоей мамой поедем на денек в Падстоу. Но если вы с Повисом купите кое-что из еды и одежду для тебя и твоих братьев, это будет очень хорошо для начала. Список у вас, Повис? И зайдите, пожалуйста, к землемеру, попросите его приехать. Что случилось, Артур?

— Прошу прощенья, мэм, нам бы поскорей. В десять возчик уже уедет в Тренанс, а дотуда здорово далеко — ходу два часа; надо бы нам поскорее.

— Вы не поедете с возчиком, дружок, у нас есть карета. Повис будет править. Вон она спускается с горы. Не торопитесь, Повис. Мы предупредим мать Артура, что он вернется только к ночи. И хорошенько пообедайте оба в Падстоу.

В глазах мальчика все еще была тревога.

— Прошу прощенья…

— Да?

— Он шибко хворает… мастер Дик?

Да, когда разговариваешь с этим ребенком, надо взвешивать каждое слово.

Уголки его чутких губ уже опустились, и острая жалость вновь проникла в душу Беатрисы. Она поспешила успокоить его:

— Нет— Нет, дружок, не тревожься, он скоро поправится. Просто у него болит нога. Это и понятно: ему досталось куда больше, чем Гарри. На той неделе ты уже сможешь повидать его, но прежде постарайся привыкнуть звать его просто Дик. Он еще и не знает, что у него есть новый брат. Ну, мне пора идти к нему. А это тебе. — И она положила возле его тарелки блестящую монету в полкроны.

Он широко раскрыл глаза.

— Прошу прощенья, мэм, а что мне с ней делать?

— Что хочешь. Купи себе в Падстоу, что понравится. Он вышел из-за стола как зачарованный, крепко зажав в руке монету. Проснувшись утром, он в первую минуту решил, что все вчерашнее было просто сном. Во сне чего только не увидишь. Но сейчас-то уж он не спит, а сон все продолжается: карета, как для господ; колбаса и малиновое варенье на завтрак; всем новая одежа; и полкроны — настоящая серебряная монета, и можно купить что захочешь, и никто ничего не скажет.

Он вернулся вечером, сытно пообедав, нагруженный свертками и пакетами; глаза его слипались, но на губах блуждала улыбка: какой чудесный был день!

Однако, узнав, что его ожидает горячая ванна и что надо влезть в нее, прежде чем одеться во все новое, он испытал жестокое разочарование. Вежливо, но решительно он стал объяснять, что он уже хорошо вымылся вчера вечером, хотя ведь еще и не суббота, — какое же может быть купанье до будущей субботы. А тогда уж все опять пойдет своим чередом. Натолкнувшись на непоколебимую решимость Повиса, он еще поспорил немного и наконец подчинился с видом вежливого неодобрения, как человек, уступающий явно неразумным требованиям лишь для того, чтобы сохранить мир. Всякому ясно: мыться два дня кряду — это уж чересчур, такого самопожертвования нельзя требовать даже от самого покладистого человека.