Среди красных вождей том 1 - (Исецкий) Соломон

Петербургский Исполком просто игнорировал существование палаты и ее научную деятельность: что им Гекуба и что они Гекубе… И научные труженики пала­ты были лишены отопления, как «бесполезный элемент», а также и рабочих пайков… И за всем тем Блумбах вел свою научную работу, ободряя своих сотрудников, вселяя в них мужество и энергию и приходя, когда он это мог, на помощь своим товарищам, обращаясь ко мне с разными просьбами, которые я по мере сил и удовлетворял. Но сил у меня было мало… Ведь я все время прохождения моей советской службы был в неми­лости, и товарищи, преследовавшие меня, переносили это отношение и на всех "подведомственных" мне чинов… И в результате сотрудники палаты бедствовали со свои­ми семьями в нетопленных квартирах и замерзали и голодали в своих лабораториях, где царил мороз, где полузамерзшие люди скрюченными от холода руками с трудом могли работать насквозь промерзшими аппаратами и инструментами…

Отсутствие питания, особенно жиров ослабляло этих самоотверженных note 261тружеников науки и вызывало у них язвы на теле, на руках, ногах… (Отмечу попутно научно - любопытный факт, о котором мне не приходилось встречать в современной литературе. Организмы советских граждан были настолько, если можно так выразиться, "обезжирены" и так жадно усваивали жиры, если они попадали, что вводимое в желудок касто­ровое масло не вызывало обычного послабляющего, действия — оно целиком усваивалось и лишь после повторных значительных доз, т. е. после достаточного насыщения организма жиром, наступал известный эффект. Кстати отсутствие жиров вызывало у женщин на много месяцев задержку в менструациях, которая проходила лишь после того, как организм довольно долгое время начинал получать жиры. — Автор.)

На комиссариат внешней торговли было возложено и проведение перехода систем мер и весов на метри­ческую систему. Был издан соответствующий декрет, которым предписывалось закончить всю эту реформу в течение (если не ошибаюсь) четырех лет. Я по долж­ности народного комиссара внешней торговли являлся председателем особого междуведомственного совещания, которое должно было произвести все работы по осуществлению этой реформы. При первом же свидании с Блумбахом я попросил его ввести меня в курс дела. Увы, оказалось, что, несмотря на строгие понукания Совнарко­ма, совещание собралось всего навсего один единствен­ный раз чуть не год назад, и дело стояло.

Я попросил Блумбаха собрать совещание. Он очень обрадовался, и мы занялись этим делом. Но скажу вкратце — несмотря на ряд совещаний, дело, в сущности не сошло с мерт­вой точки.

Мы подошли вплотную к вопросу о необходимости заказать необходимое количество эталонов (Эталонами называются весьма точные образцы установленных мер и весов для проверки действующих в торговле, промышленности и вообще в жизни единиц мер и весов. Эталоны тщательно хранятся и хранение их об­ставлено строгими, законом установленными мерами в согласии с научными требованиями. Вообще хранение эталонов представляет собою в науке целую обширную отрасль. Ос­новные эталоны (их немного) хранятся центральной Палатой мер и весов. — Автор.*) и снабдить ими губернские палатки мер и весов. note 262Основные эталоны были изготовлены научными сотрудниками Палаты, несмотря на все неблагоприятные условия, о которых я выше говорил. Блумбах вел переговоры от­носительно изготовления эталонов для губернских палаток мер и весов с разными заводами. Напомню, что все заводы были национализированы и, за отсутствием необходимого оборудования и при полной дезорганизации ни один завод не мог взять на себя исполнения этой задачи. Нашелся один маленький завод, который можно было приспособить, и администрация которого со­глашались взять на себя изготовление, но она требовала материала (металла). Началась длинная и бесплодная пе­реписка с массой ведомств… всякого рода трения и… конечно, интриги. Мне не удалось сдвинуть этого дела с мертвой точки и, получив в марте 1920 года другое назначение и расставшись с Наркомвнешторгом, я оставил его незаконченным.

Но еще несколько слов о Блумбахе. Как то он приехал ко мне из Петербурга с просьбой разрешить ему поехать в Саратовскую губернию для закупки для своих сотрудников провизии. Палата имела свой собственный специально приспособленный вагон, снабжен­ный необходимыми аппаратами и инструментами и представлявший собою как бы маленькую передвижную лабораторию.

— Господин комиссар, — сказал Блумбах взволнованным голосом, — мы все умираем от голода и холода… За эту зиму умерли (такие то) сотрудники, все выдающиеся ученые… Уже месяцы, как мы не видали жиров… Посмотрите на мои руки… Видите — он все в язвах. То же и у моих сотрудников… И все это от отсутствия жиров… Ведь организм…

И он продолжал взволнованным голосом и со note 263слезами на глазах, показывая мне свои руки, покрытые струпьями… Высокий, худой, седой, он от слабости весь дрожал, этот благородный и искренний жрец науки, доведенный лишениями до крайности.

— Конечно, дорогой профессор, поезжайте, — сказал я, стараясь его успокоить. — Все будет сделано, что могу…

— Спасибо, господин комиссар, спасибо и за меня и за моих товарищей… Мы валимся с ног… Но мы будем до конца служить России и науке…

Конечно, я сделал все, что мог. Выдал всякого рода необходимые командировки, разрешения, удостоверения, аванс и пр. И в тот же день он уехал.

Вернулся он недели через две. Он бодро вошел ко мне весь сияющий.

— Вот видите, господин комиссар, как я попра­вился, — сказал он здороваясь со мной. — Я закупил разного рода провизии, сорок ведер подсолнечного мас­ла… Теперь нам надолго хватит… И уже дорогой, благодаря подсолнечному маслу, я ожил… Смотрите, все язвы зажили… И мой ассистент тоже поправился и проводник вагона тоже, Все мы ожили и поправились…

Разрешите мне, господин комиссар, уступить вам одно ведро подсолнечного масла… Я вижу, что и вы, несмотря на ваш высокий пост, нуждаетесь в питании жирами… Нет, нет, не отказывайтесь… Это вам будет стоить всего…

Он торопливо назвал цену, конечно, заготовитель­ную… Я согласился принять эту «взятку»… Ведь я дей­ствительно плохо питался… очень плохо… Но я поделился подсолнечным маслом с другими…

Моя "контрабандная" деятельность все развивалась. Это потребовало в конце концов необходимости note 264создания в прифронтовой полосе ряда специальных контрабандных агентур постоянного характера и выделения всего делопроизводства в центре в особое отделение под названием "Отдел агентур", который скоро стал одним из главных отделов комиссариата. Между тем по мере роста контрабандного ввоза, росли и зависть и стремление мне противодействовать. Все это, по обычаю, отлилось в ряд интриг и, наконец, доносов… По Москве пошли "шопоты", стали говорить, что я поддер­живаю и культивирую всякого рода спекулянтов и что "контрабандисты" и всевозможные авантюристы находят у меня самый радушный прием. Конечно, в значитель­ной степени эти нарекания имели под собой реальную, но неизбежную почву. Всякому ясно, что вести, и притом в государственном масштабе, ввозную контрабанд­ную торговлю я мог только при помощи контрабандистов. И, само собою, а la guerre, comme а la guerre ("На войне, как на войне!"), я не мог требовать от этих отважных авантюристов par exellence (По преимуществу, преимущественно), чтобы они были в белых перчатках. Правда, познакомившись, и довольно близко, с этими кон­трабандистами и их бытом, я вскоре убедился, что у них имеется своя специальная этика, свои традиции, в которых было немало каких то рыцарских черт… Но это к делу не относится. Во всяком случае, эти люди мужественно и даже самоотверженно (напомню, что некоторые поплатились головой) несли свою в высокой степени полезную для того ужасного времени службу. Вопрос об их политической благонадежности меня не касался — это уж было дело ВЧК, которая в лице Дзержинского исследовала их с этой стороны и в положительном случае ставила свой гриф в виде его подписи на мандат…. Но так или иначе, в сферах пошли кислые разговоры… Я не знаю подробностей, note 265но знаю только, что с некоторого времени Дзержинский стал, относительно, очень придирчив к моим кандидатам, задерживая все дольше и дольше подписывание мандатов.

Задержки эти вынудили меня однажды обратить­ся к Дзержинскому по телефону с вопросом, отче­го с некоторых пор, несмотря на то, что о своих кандидатах я его заранее предупреждаю и что таким образом он имеет достаточно времени для наведения о них справок, он так задерживает с проставлением на мандатах своей подписи.

— Да видите ли, Георгий Александрович, — ответил мне Дзержинский, — приходится быть сугубо осторожным… За последнее время ваши благожелатели ста­ли "урби эт орби" (ldn-knigi,лат.- urbi et orbi - городу и селу, всему миру) звонить всякие нелепости. Я лично, конечно, не обращаю на это никакого внимания но… идут доносы, и я хочу предложить вам одну комбинацию, ко­торая, по моему, ликвидирует эту шумиху о том, что вы культивируете контрабандистов и авантюристов…