Непереплетённые - Нил Шустерман

— Привет? — говорит она, словно задавая вопрос, а не здороваясь.

— Привет, — отвечает Китон. — Боишься? Не. — Он тут же поправляет себя: — Не надо бояться. Я имею в виду.

— Окей… — Вид у неё всё равно слегка испуганный.

— Китон, — сообщает он.

— Келиана.

Китон указывает на своё лицо:

— Страшное. Да?

Но Келиана качает головой:

— Нет. Скорее, просто… необычное.

Китон невольно улыбается. Необычное? Ну, это не так плохо, с этим можно жить. Девушка, тоже улыбается в ответ.

И тут их идиллии приходит неожиданный конец.

Откуда ни возьмись появляется Дирк и бросается на ограду, словно дикий зверь. Пальцы его впиваются в сетку. Келиана ахает и отшатывается.

— НОЧЬ ПОСЛЕ БАЛА! — орёт Дирк. — НОЧЬ ПОСЛЕ БАЛА — ЗАДНЕЕ СИДЕНЬЕ! — рычит он на Келиану с мерзкой ухмылкой. — ТЕБЕ ПОНРАВИТСЯ! ТЕБЕ ПОНРАВИТСЯ!

— Ай! — вскрикивает девушка, бросает на Китона укоряющий взгляд, как будто поведение Дирка — его вина, и убегает.

— Нет! — в отчаянии взывает Китон. — Он не я! Я не он!

Но поздно. Китон поворачивается к Дирку:

— Ненавижу! — выпаливает он. — Ненавижу тебя!

Дирку, похоже, плевать на эту отповедь. Он только задирает вверх левую руку.

— Твоя рука — моя рука. Ты, я, одно.

Первый камень ударяется об ограду, та отзывается звоном. Второй камень пролетает сквозь сетку и попадает Китону в плечо.

Он поворачивается и видит, что ребята-островитяне набрали камней и швыряют их в обоих сплётов.

— Проваливайте отсюда! — кричат островитяне. — Уроды поганые!

— Сборная солянка! — выкрикивает один из них, другие ржут и начинают скандировать: «Сборная солянка! Сборная солянка!»

Дирк смывается, но Китон упорствует ещё некоторое время, пока очередной камень не попадает ему в лоб. Только тогда он понимает, что всё бесполезно. До тех пор пока он остаётся мишенью, эти люди будут забрасывать его камнями.

— Сборная солянка! Сборная солянка!

И тогда он поворачивается, сходит с дорожки и кидается в густые заросли, спасаясь от толпы. Его единственное утешение — Келианы среди бросавших камни не было.

Спят сплёты мёртвым сном. Быть может, потому, что изведали вкус смерти. Но случается, что Китон видит сны, и эти обрывки воспоминаний ещё более разрозненны, чем у обычных людей, потому что исходят от десятков разных личностей. Но иногда ему снится то, что он увидел после сплетения, и эти образы почти такие же чёткие, как явь.

Сейчас Китону снится Келиана; они идут по лучшему на острове пляжу, который как раз находится на территории комплекса. Может, это неправильно с его стороны — грезить о Келиане? Доктор ожидает, что юношей-сплётов должны привлекать девушки-сплёты, ведь подобное притягивается к подобному, считает он. В живой природе самые чудовищные существа чувствуют влечение к особям своего вида. Но они не отдельный биологический вид! Девушки-сплёты считают парней — своих товарищей по несчастью страшными и неодолимо отталкивающими; парни отвечают им тем же. В этой группе не будет никаких «невест Франкенштейна». Китон подозревает, что то же касается и девушек за пределами колонии: ни одна из них никогда не станет испытывать к нему нежных чувств. Но ведь сновидениям не прикажешь…

Это ещё что такое?! Кто-то трясёт его, выдёргивая из глубин чудесной грёзы.

— Шоушенк! Шоушенк!

Дирк. Он шепчет Китону в самое ухо, отчего шёпот перестаёт быть шёпотом.

— Уходи!

Но Дирк не желает оставить его в покое:

— Шоушенк! Сейчас! Сейчас!

— Уходи! Не твой друг!

Дирк хватает его руку цвета умбры:

— Твоя рука — моя рука! Ты, я, сейчас!

Наконец, Китон садится на кровати. Дирк показывает пальцем на дверь:

— Ты, я, сейчас!

Вот уж чего Китону совсем не хочется, так это ввязываться в затеи Дирка, но он почему-то чувствует себя в ответе за этого недоделанного.

Сегодня в общежитии сплётов дежурят двое охранников: один у парней, другой, вернее, другая, у девушек. Охранника юношей сейчас на посту нет; наверно, обходит периметр.

Повсюду в общежитии натыканы камеры наблюдения, но работают лишь некоторые из них. Это остатки системы охраны с тех времён, когда в этом корпусе кипела напряжённая деятельность. А теперь только двое охранников стоят на страже обделённых душой…

У двери, которая всегда заперта снаружи, Дирк вытаскивает из кармана карточку-пропуск «Граждан за прогресс» с фотографией серьёзного на вид мужчины.

— Чья потеря — моя находка, — приговаривает Дирк.

Ничего удивительного. Сплёты то и дело находят вещи, оставшиеся после «Граждан за прогресс».

Дик вставляет карточку в электронный замок, и дверь отпирается.

— Сезам! — говорит Дирк в своей обычной агрессивно-тупой манере. Китона разрывают противоречивые эмоции. Что делать? Ему очень хочется вернуться обратно в постель, но если он поступит так, а Дирк потом влезет в какую-нибудь передрягу, плохо будет всем. И Китон следует за бездушным сплётом в наполненную пением сверчков ночь.

В ярком серебристом свете почти полной луны Дирк пробирается к ограде — туда, где местные закидывали их камнями. Ограда высока, поверху идёт несколько рядов колючей проволоки, вымазанной транком. Стоит только уколоться — и свалишься без сознания, рискуя сломать руки-ноги, а то, глядишь, и шею. А поскольку они пока что в процессе сращивания частей, то Китон не удивится, если они просто рассыплются, как кубики Лего. От этой мысли ему становится нехорошо.

— Бессмысленно, — говорит он. — Не перебраться. Бессмысленно. — Он хватает Дирка за руку. — Назад. Поздно. Спать. Лучше, чем это.

Но Дирк выдёргивает руку и шагает вдоль ограды, пока не подходит к… дыре в проволочной сетке, как раз достаточной, чтобы в неё пролезть. Ясно, что сетку прорезали ножницами по металлу, и, скорее всего, снаружи. Китон раз слышал, как охранники жаловались, мол, местные всё время пытаются прорваться на территорию комплекса, потому что здесь лучшие на острове пляжи. Когда комплекс принадлежал «ГЗП», они вели себя осторожнее, потому что охрана стреляла по нарушителям без предупреждения. Но у стражников на службе Кэма при себе только транк-оружие, что не так пугающе, если ты не беглый расплёт. Дирк, должно быть, нашёл лазейку ещё позавчера и как-то замаскировал её. Теперь между ними и внешним миром нет преграды. Сердце Китона бьётся сильно, до боли, — того и гляди выскочит из груди.

— Нет! — вскрикивает он. — Не надо туда. Не сейчас. Не готовы. Никто из нас.

Сказать по правде, это не совсем так. Некоторые из них готовы. Китон уверен, что готов. Но Дирк — нет. Китон подозревает, что тот никогда не будет готов. Может быть, именно поэтому Дирка так тянет совершить побег.

Дирк смотрит на него с холодным любопытством.

— Ты, я? Фрэнк и Джесси? У полиции нет зацепок?

— Нет! — настаивает Китон. Не стоит отрицать — в его мозгу достаточно мятежных фрагментов, которым дыра в ограде кажется дверью в мир возможностей; однако личность Китона уже начала собираться воедино под влиянием его воли. Подводники. Они должны работать вместе ради общего блага, и в настоящий момент самым правильным будет вернуться в родную гавань. — Идём обратно! Спать. Забудь это!

— Ты проиграл, — пожимает плечами Дирк и обрушивает на голову несостоявшегося подельника камень, который прятал в руке. Китон падает без сознания.

8 • Кэм

Рингтон на телефоне Кэма уникален. Он создал его сам. Первые такты моцартовской «Маленькой ночной серенады», наложенные на песню «Эй, Джуд», наложенную на саксофонную импровизацию Колтрейна. Всё переплетается в совершеннейшем единстве. Чего нельзя сказать о личности Кэма. И всё же в моменты упадка духа эта музыка напоминает ему, что мэшап[18] может получиться как блестящим, так и режущим ухо — всё зависит от вкуса и прилежания его создателя. Однако когда этот рингтон звучит в два часа и девятнадцать минут ночи, он выводит Кэма из равновесия. Номер его личного телефона знают только несколько человек, звонить ему они станут, только если дело чрезвычайно срочное.

Кэм решает было подождать второго звонка, но Уна беспокойно ворочается во сне, а ему не хочется, чтобы она проснулась. Поэтому он торопится в ванную, закрывает за собой дверь и отвечает на звонок.

Как он и догадывался, новости не из приятных. Из общежития юношей был совершён побег.

— Поздравляю, у нас теперь двое беглых сплётов! — сообщает доктор Петтигрю, как обычно, обвиняющим тоном.

Ну и ну! Наряду с беглыми расплётами теперь появились и беглые сплёты. Дожили.

— Двое? Вы знаете, кто они?

— Тридцать девятый и Сорок седьмой.

— Имена, пожалуйста.

— Как будто у меня других забот нет, чтобы помнить их имена!