Непереплетённые - Нил Шустерман

— Отставить! — командует Кэм.

Офицеры подчиняются. Китон проходит через весь причал и вкладывает пистолет в ладонь Кэма.

— Готов, — только и молвит Китон. Потом забирается на пассажирское сиденье ближайшего джипа и закрывает глаза в ожидании дальнейших событий.

На восточном берегу Молокаи рядом с белой деревенской церковью расположено старое кладбище для прокажённых. Сегодня здесь хоронят Дирка. Скромную церемонию проводит военный пастор. Присутствуют только Кэм и Уна. Пастор заученно бубнит заупокойную службу; поминает милость Господню, вечную жизнь и предаёт душу Дирка в руки Всемогущего. Кэм кривится — он ощущает себя лицемером, принимающим участие в спектакле. Но, с другой стороны, кто он такой, чтобы решать, была ли на самом деле у Дирка душа? Лучше проявить излишнее милосердие, даже если это ошибка.

Кэм без утайки докладывает своему начальству в Вашингтон всё об инциденте с побегом и последующей смертью Дирка. Доктор Петтигрю отправляет злобный доклад, расписывая, как некомпетентно вёл себя в этом деле Камю Компри, но его донос уравновешивается рапортом шерифа, который, к удивлению Кэма, даёт высокую оценку его действиям в кризисной обстановке.

В конце концов начальство принимает решение не проводить дознания. Обходится даже без лёгкого шлепка по рукам.

— Ты разочарован? — интересуется Уна, когда жизнь возвращается в привычное русло.

— Вообще-то да. Немного.

Правда в том, что весь молокайский комплекс — альбатрос на шее[23] военного ведомства. Сплёты настолько всем несимпатичны, что публика предпочитает делать вид, будто их нет. Только сейчас Кэм начинает понимать, что и он в их числе. Когда-то он был сияющей звездой, гордостью армии, а теперь служит напоминанием о непомерной гордыне военных. Кому же понравится, когда неприглядная правда постоянно колет глаза?

— Знаешь, в игноре есть свои преимущества, — замечает Уна. — Очень немногие способны обрести уважение к себе, находясь под микроскопом.

Через три недели после инцидента с Дирком наступает радостный день. Очередная значительная веха в жизни сплётов. Шестеро из них — трое парней и три девушки, достигшие наибольших успехов в интеграции личности, — зачислены в старшую школу. Решено, что они будут ходить в десятый класс. Конечно, это не совсем правильно, потому что членам их «внутреннего сообщества» от тринадцати до семнадцати лет, но посадить всех в девятый кажется неоправданной жестокостью. К удивлению Кэма, предложение о том, чтобы сплёты начали посещать школу на Молокаи, исходило от местных жителей, по всей видимости, желающих отмежеваться от давешних линчевателей. Иногда терпимость отвешивает оплеуху предрассудкам. Тем более что для жителей городка Китон Шелтон стал кем-то вроде народного героя.

Вечером накануне великого дня Кэм и Уна приглашают шестёрку счастливчиков на торжественный ужин в большой столовой особняка, той самой, где когда-то «Граждане за прогресс» угощали, поили и подкупали сильных мира сего. Эти сплёты больше не носят блёклые больничные пижамы. На юношах джинсы и удобные футболки. Уна съездила в Гонолулу, чтобы подобрать модную одежду для девушек.

Застольная беседа течёт оживлённо, лишь изредка спотыкаясь и тут же возобновляясь. После десерта будущие школьники упрашивают Кэма с Уной поиграть на гитаре и добиваются успеха, так что вечеринка заканчивается импровизированным дуэтом. Надо же, Уна поддалась на уговоры сплётов и согласилась играть на публике! Кэму никогда бы этого не добиться…

Настала пора прощаться. Будущие школьники садятся в гольф-кары, чтобы ехать в свой спальный корпус, но Китон задерживается. Он подходит к Кэму и касается пальцем собственного виска:

— Кто-то здесь играл на гитаре, но плохо. — Затем Китон поднимает руку цвета умбры. — А эта, по-моему, играла на барабанах, но памяти нет. — Он вздыхает.

— Завтра большой день. Что чувствуешь? — спрашивает Кэм.

Китон улыбается.

— Бабочки. Но они хорошие. — И после краткого раздумья добавляет: — Самое трудное — это… что я не знаю, чего я не знаю.

Кэм понимает. У каждого свои методы кодирования и хранения воспоминаний. Что касается школьных знаний, то ум у сплёта — как швейцарский сыр. Китон может знать мировую историю и понятия не иметь о миропорядке.

— Не волнуйся, выяснишь, — подбадривает Кэм. — Прояви терпение.

Китон принимает его совет.

— Оставил тебе подарок, — говорит он и кивает на дверь гостиной, а потом садится в гольф-кар с двумя девушками. Те смеются и весело щебечут, предвкушая завтрашнее возвращение в лоно человечества.

Глядя им вслед, Кэм не может сдержать улыбки.

— Только посмотри на себя! — говорит Уна, беря его за руку. — Прямо гордый папаша!

— Скажешь тоже, — отмахивается тот. — Скорее старший брат.

Уна уходит наверх. Завтра их ждёт хлопотливый день. Знаменательный день. Встать надо будет рано, значит, необходимо выспаться. Но прежде чем отправиться в спальню, Кэм обходит гостиную. Он не сразу находит подарок Китона, потому что тот неприметно пристроился на кофейном столике, маскируясь под пресс-папье. Наконец заметив вещицу, Кэм не может удержаться от смеха. Ещё один приятный сюрприз!

Иногда самые замечательные подарки — это те, что возвращаются к тебе. Для Камю Компри нет более дорогого подарка, чем старый кубик Рубика, у которого собраны все грани.

Неизвестная величина

1 • Арджент

Ардженту Скиннеру не удалось вернуть себе правую половину собственного лица.

Как же отчаянно ему этого хотелось! Он наблюдал через оконце ИКАР (Интель-Капсулы Автоматического Расплетения) за разделкой Нельсона. Вопли несчастного не трогали Арджента — в его душе не было ни капли сочувствия к этому человеку. Наверно, я плохой, думал Арджент. Ну и пусть. Он, во всяком случае, спас Коннора Ласситера. Того уже сплели обратно, и теперь он задаёт жару в Вашингтоне. Значит, Арджент герой, даже если этого никто никогда не узнает. А героям позволительно хоть разок насладиться местью.

Когда ИКАР закончила с Нельсоном, самолёт уже снова был в воздухе, и только тогда Арджент осознал, что стоит перед дилеммой. Если он сейчас отнесёт биостатический контейнер со своей половиной лица Дювану, тот поймёт, что сделал его слуга. Дюван Умаров, король западного чёрного рынка органов, считал Арджента почти дебилом, неспособным даже помыслить о столь дерзком поступке. Мнение хозяина играло Ардженту на руку, позволяя без всяких последствий проворачивать довольно рискованные трюки. Такие, например, как смена наклеек на контейнерах с частями тела Коннора.

Дюван ни сном ни духом не ведал, что органы, за которые его покупатели отвалили миллионы, принадлежали вовсе не Коннору Ласситеру, а безвестному расплёту, — Арджент не помнил его имени.

Стоит только Дювану догадаться, что учинил его слуга, как тот мгновенно станет в его глазах неизвестной величиной. В этом-то и заключалась проблема. Дюван делил людей на союзников и врагов; судьба тех, кто по той или иной причине не попадал ни в одну из этих групп, была плачевна. С того дня, когда Риса сбежала с большинством его расплётов, Дюван отдавал приказ убивать всякого, кто вызывал у него хотя бы намёк на подозрение.

Вот почему Арджент не позволил себе праздновать окончательную победу, сидел тихо и не высовывался, пока тело Джаспера Т. Нельсона распродавалось ненасытным покупателям кусок за куском. Дюван так никогда и не узнал, что лот № 4833 не входил в число его расплётов.

Всё это случилось несколько месяцев назад. Сейчас Арджент прилежно служит хозяину, терпеливо ожидая, когда тот сдержит обещание и наделит своего верного слугу новым лицом. Целым лицом, которое заменило бы и изуродованную шрамами левую половину его физиономии, и биопластиковую маску, прикрывающую правую. Арджент даже не сомневается, что так и будет. Дюван Умаров может быть кем угодно, иногда настоящим чудовищем, но одно несомненно: он человек слова.

2 • Дюван

Бизнес идёт просто превосходно. Поскольку правительство Соединённых Штатов пошло на поводу у общества, страдающего от угрызений совести, и объявило мораторий на расплетение, спрос на органы во всех частях света вырос. Цены утроились. Дюван даже опасается, что не угонится за спросом. Если запрет на расплетение станет постоянным и распространится и на другие государства, то Дюван и бирманская Да-Зей будут единственными источниками качественных органов. Но Да-Зей не торгует мозговой тканью, а значит, Дюван получит существенное преимущество.

Да-Зей это знает и стремится выбить его из игры ещё настойчивее, чем раньше.

Поэтому Дюван вычистил из своих рядов всех, кому хотя бы чуть-чуть не доверял. Приходится поддерживать свою паранойю на должном уровне — принимая во внимание сложившуюся ситуацию, она может спасти ему жизнь.