Стихотворения. Поэмы. Проза - Константин Случевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Без имени
(Времени крепостного права)
М.А. Загуляеву
1Блеснувши чудом на шумящем рынкеКрасивых женщин, — ты взяла умом.Явилась в платье бедном и в косынке,А через год был бархат нипочем!
Всё, что судьба рассудит дать пороюОтдельно, частью той или другой,Чтобы царить над влюбчивой толпою, —Тебе далось нескудною рукой.
Никто, как ты, не пел так сладкозвучно;Твой смех — был смех; ум искрился всегда;Не знала ты, что значит слово: скучно,Ты шла, как в русле светлая вода.
Таким, как ты, стоят высоко цены!Тебе бы место статуею в парк,Хоть бы в хитон красавицы Елены,Хоть в медный панцирь Иоанны д'Арк!
Когда бы ты нежданно проступилаВ кругу законных жен и матерей,Как свет небесный, ты бы вдруг затмилаСпокойный свет лампадочных огней!
Тебя они лишь изредка встречали,Понять тебя, конечно, не могли.Лишь кое-что украдкою слыхалиИ приговор давно произнесли…
* * *Ты в двадцать лет могла бы стать предметомЛюбовных хроник разной новизны…В день именин — он чтится полусветом —Тобой на пир друзья приглашены.
Они все тут, и большинство — богатых;Спустилась ночь, друзья — навеселе.Забавней прочих — парочка женатых:Они сидят с ногами на столе!
Красивых женщин ценные нарядыНаполовину цели лишены…Веселых песен звучные тирадыДавно в движеньях все пояснены…
Вот и заря румянит стекла окон!Всё нараспашку, чувства напоказ,Но ни один неловкий, глупый локон,Упавши на пол, не печалит глаз!
И ни одна красивая шнуровкаНе подавала права говорить:Ведь тут корсет — не тело: лжешь, плутовка!Корсетов всяких можно накупить!
* * *Один князек, ее последний нумер,Хозяин пира, шутки вызывал:«Гм, милый князь! Ведь ты с обеда умер!Зарок быть умным старой тетке дал!»
Но ни условья с теткой, ни зарокаНа самом деле не было совсем.А щеки бледны и тревожно око:Он ждет чего-то, сумрачен и нем!
Ему обидно так и так ужасно ясно:Любовь идет наперекор уму…Он с ней живет, он с нею ежечасно…Чего, чего недостает ему?..
Тому давно, в деревне позабытой,Он с ней, дитёй, в дому отца играл.Еще тогда, как в почке чуть открытой,Прилив любви неясно подступал…
Барчук поил ее, девчонку, чаем,Он был защитником и отводил толчки;А ей казался он недосягаем:Такими в сказках кажутся царьки.
Прошли года! Пути определились!Совсем случайно странная судьбаСвела обоих… Встретились… слюбились…Князек-барчук и бывшая раба!
И пир идет С хозяйкою в сторонкеСтарейший гость уселся, развались…«Пусть их шумят и приступают к жженке!Скажи, хозяйка, прочна ль ваша связь?
Что платит он тебе? Я выдам вдвое!»«Нет, не хочу…» — «Ну, вот пакет, смотри:Тут сорок тысяч… Море разливное!..Срок-пять минут! Подумай и бери…»
И пять минут прошла… Слегка шатаясь,Гость подошел к хозяину тогда:«Я проиграл! Возьми пакет… Квитаюсь…Вот дело в чем! Вот чудо, господа!..»
Гость рассказал Все громко завопили…Пари большое! Дерзко и смешно!«Какие деньги!.. И они тут были…Не взять таких — совсем, совсем смешно…»
А он был счастлив и, не замечая,Какие шли сужденья о пари,Ласкал ее, безмолвно обнимая,Сияя в свете пламенной зари!
2А ну-ка! Киньте камнем, кто посмеет?!Не спросит вас летучее зерно,Где пасть ему и как оно созреет?И, наконец, созреет ли оно?!
Прошли три года. Далеко, не близко,В чужой стране и на чужих людяхОни спокойно жили, но без рискаВоспоминаний о прошедших днях.
«Когда же свадьба?» — спросит он, бывало,Она в ответ твердила всё одно:«Я вся твоя! Мой милый! Или мало?Но свадьбе нашей быть не суждено.
Я так люблю, к тебе благоговею;Что, если б мне пришлось к жене твоейПойти в прислужницы, — о, я была бы еюИ стерегла бы сон твоих ночей!
Но свадьбы не хочу! Я в этом, видишь,Совсем крепка остатком сил своих…Прикажешь, разве?! Нет, ты не обидишь…Я помню стыд прошедших дней моих…»
* * *И он любил любовью молчаливой;Упреки скучные и даже злость поройВ ее любви глубоко терпеливойПогасли все, как искры под водой.
День ото дня сердца полней сживались;Разладам мелким не было причин;Они ничем, ничем не обязались,Исчезли в них раба и господин.
В нем для нее, бесспорно, воплотилсяЦарек из сказки, тот, что иногдаЕй окруженный пестрой дворней снился,Богатый — и не любящий труда!
В ней для него как будто воскресала,Как бы в чаду заговоренных трав,И, возвращаясь, ярко проступалаБылая сладость безграничных прав…
И возвращалась с тою красотою,Так просто, ясно, в очерке таком, —Что обвевала детством и весною:Он оживал в воскреснувшем былом.
Кружок друзей был мал. Но суть не в этом:Он состоял из родственных людей,Он состоял из оглашенных светомВо имя тех или других идей.
С чужими трудно было обращенье,Не то что страх, но и не то, что стыд, —А робость всякого большого уклоненья,Пока оно не смеет стать на вид!
Таких кружков живет теперь немало:Их жизни проще, выгодней, складней…Они растут в болезни идеалаЗаконных браков наших скучных дней…
3И счастье их пределов бы не знало,Свершалось в скромной, радостной тиши,Когда бы память в ней не оскорблялаПерерожденной заново души!
Чем больше в нем являлось обожанья,Усталый дух был счастлив забытьем,Тем резче в ней, на глубине сознанья,Боролись мысли с прошлым бытием!
Она сильней задумываться стала,Но целовала резче, горячей,И что ни день, то краска щек спадала,Но разгорался нервный блеск очей…
А он! Ничуть того не замечая,Что перемена в ней произошла,Был рад душой, узнав, что дорогая,Она, она — ребенка зачала!
И он считал одну причину только,Что кашель есть, сильнее худоба,И, не тревожась за нее нисколько,Мечтал о том, чтоб дочь дала судьба!
И вот, пока ему жилось прекрасно.В ней, как-то вдруг, неумолимо зла,Чахотка горла развилась опасноИ в ранний гроб стремительно влекла!
Чем ближе смерть к болевшей надвигаласьИ чем страданья делались сильней,Тем чаще совесть в бедной проявляласьИ выдвигала грех прошедших дней.
Лицо ее менялось! ПроявлялисьЧерты лица той девочки живой,С которой в детстве часто так смеялисьИ он, и братья резвою толпой!
* * *Пять докторов в дому перебывало,Пять докторов, и все они в очках;И говорят ему: «В ней жизни очень мало,Ей жить недолго и умрет в родах!»
Удар был страшен тем, что неожидан.Бедняга вдруг мучительно прозрел!Тоске глубокой головою выдан, —Всем бытием своим осиротел.
Зовет она его к своей кроватиИ говорит: «Мой милый, дорогой!Теперь была бы свадьба очень кстати,Теперь должна я стать твоей женой…
Затем, что если бы тебя спросилоМое дитя о матери своей,Ты скажешь, как тебя жена любилаОт самых ранних, первых в жизни дней.
Что до того, как стала я женою,Ты обо мне ни слова не слыхал…»Пришел священник, и его с больною,Как должно быть, законно повенчал.
* * *Родилась девочка. Слаба, бескровна!Остатка сил в родах лишилась мать…Она встречала смерть свою любовно,Она устала думать и страдать.
То было утром, так часа в четыре…Он, сидя в кресле у кровати, спал…И видел он, что на веселом пиреЕго незримый кто-то обнимал…
Сначала тяжесть грудь ему давила…Палило щеки жаром, а потомЖивая свежесть этот жар сменила,Дала покой и усладила сном…
Открыл глаза… Жена, как то бывало,Его рукой вкруг шеи обняла…Она, скончавшись, тихо остывала,И разомкнуть объятья не могла…
* * *В одном из наших, издавна заштатных,Почти пустых степных монастырейЛежит последний отпрыск прежде знатныхИ бунтовавших при Петре князей…
Последний отпрыск-девушка больная,Отец и мать лежат по сторонам;Гранит, гробницы всех их покрывая,Замшился весь и треснул по углам.
Два медальона… В стеклах пестрый глянецИ перламутр от времени блестят!Портреты эти делал итальянец;То — мать и дочь! Один и тот же взгляд!
И тот же след раздумья над очами,И неземная в лицах красота…И проступают, мнится, образамиПод осененьем черного креста…
Тоже нравственность
