Время побежденных - Мария Галина

Неужели мы когда-нибудь все-таки приблизимся к разгадке? Но даже если и так, что мы сможем сделать? Как сможем противостоять этой угрозе — даже объединившись с землянами? Неужели наше положение совсем безнадежно?

* * *

Гиблые Земли

7 ноября 2128 года

Проснувшись, я увидел, что наш проводник не терял времени даром: он смастерил нехитрое удилище и уже успел поймать несколько рыб. Не знаю, какие раньше тут водились рыбы, но эти были противными, розовыми, без чешуи и сплошь покрыты слизью.

Глаз у них тоже не было.

— Ты что же, думаешь, что они съедобны? — с сомнением спросил Хенрик.

Индеец как раз подсек очередную рыбу, и она шлепнулась рядом с шевелящейся кучей.

— Можно есть, — ответил он. Потом насторожился и показал на последнюю добычу.

— Всех можно. Эта — нельзя. Эта очень плохо.

— Не вижу разницы, — заинтересовался Карс, — они все одинаковые. Он вообще уверен, что это рыбы?

— А кто это может быть, дружище?

— Я думал, это такие большие черви. Глисты, да?

— Ну тебя к черту, — сердито сказал Хенрик.

— Хорошая рыба, — настаивал индеец. — Вся, кроме эта. Эта нельзя.

Он уже нагнулся, чтобы кинуть добычу обратно в ту вонючую лужу, откуда он ее выудил, но док остановил его и отобрал рыбу.

— Что ты делаешь? — спросил Хенрик.

— Хочу проверить ее на радиацию.

Он натянул резиновые перчатки и взялся за дело. Хенрик с интересом наблюдал за его неаппетитными манипуляциями.

— Точно! — с удовлетворением произнес наконец док. — Эта тварь здорово фонит. Ее и впрямь нельзя есть. Дай-ка мне еще вон ту, крайнюю!

— Зачем?

— Слово «контроль» тебе о чем-нибудь говорит?

Хенрик пожал плечами, но послушно исполнил роль ассистента.

— А эта в порядке, — заключил спустя несколько минут док. — Он прав. Ее можно есть. Она безвредна.

— Ты хочешь сказать, — удивился Хенрик, — что этот дикарь может отличить зараженную рыбу от нормальной?

— Угу, — подтвердил доктор, — похоже на то.

— Без дозиметра, на глазок?

— Уж не знаю как. Хенрик, они безвылазно живут в Гиблых Землях. Не умей они тут ориентироваться, они просто не выжили бы.

— В него что, дозиметр встроен?

— Я думаю, это интуиция. Шестое чувство. Наверняка они делают это бессознательно. Хочешь, давай у него самого спросим.

Он обернулся к индейцу:

— Как ты отличаешь хорошую рыбу от плохой?

Тот равнодушно пожал плечами.

— Никак. Просто знать. Все в племени это знать. Плохая рыба — плохо. Нельзя есть.

— Ясно? — сказал док Хенрику.

— Мутанты, — мрачно пробормотал Хенрик, — все они просто-напросто мутанты.

— Ты тоже мутант, — успокоил его док, — и я тоже. Все человечество — результат древней мутации.

— Какая мне разница, что стряслось в незапамятные времена? Теперь-то что происходит?

— А что происходит?

— Ты — ученый. Ты мне и объясни.

— Да ладно вам, — вмешался я. — Что толку ссориться на голодный желудок? Дай мне ножик, док. Я их хотя бы выпотрошу, этих тварей.

— Это не нож, а скальпель, — возразил док.

— От этого он хуже не режет.

— Жарить на горячий камень, будет хорошо, — задушевно сказал индеец.

— Ну, так нужно раскалить этот камень. Рамирес! Эй, Рамирес!

Тут только я сообразил, что Рамирес с самого утра сидит, неподвижно уставившись в одну точку.

— Что с тобой, приятель?

Тот вздрогнул и обернулся.

— Ничего, — неубедительно ответил он, — порядок.

— Поищи какой-нибудь плоский камень. Мы испечем на нем эту дрянь.

— Чего?

— Да что с тобой? Давай шевелись!

Он поднялся и, точно лунатик, побрел на поиски.

— И давно он так? — спросил Хенрик.

— Тебе лучше знать, — отозвался док, — ты же с ним ночью дежурил.

— Да он вроде был в норме. Правда, мне показалось, что он то ли сонный, то ли усталый. Но я и сам вымотался. Рамирес! Эй, Рамирес!

Тот как раз приволок к костру здоровенный плоский камень — как раз такой, как надо.

— Расскажи доку, как ты себя чувствуешь, — настаивал Хенрик, — не хватало нам, чтобы ты расклеился.

— Да никак, — вяло отозвался Рамирес, — вот только знобит немного…

— Док, — Хенрик все никак не мог успокоиться, — может, это лихорадка какая-нибудь? Ты вроде толковал что-то…

— Маловероятно, — задумчиво пробормотал док, — после тех случаев все на базе получили инъекцию вакцины. Разве что это что-то новенькое… Иди сюда, Рамирес. Я тебя осмотрю.

— Со мной все в порядке, — уперся Рамирес, — тоже мне, нашел время.

Но все же подошел.

— Что ты собираешься с ним делать? — поинтересовался я.

— Так, стандартный осмотр. — Док уже копался в своей аптечке. — У той лихорадки симптомы совершенно определенные, да и начиналась она по-другому.

— Не буду я при всех, как дурак, в пасть градусник совать, — заупрямился Рамирес, — или задницу заголять.

— Ладно, — покладисто сказал док, — давай отойдем.

— Что он делать с тот омбре? — заинтересовался индеец.

— Смотреть. Он его лечить, — ответил я, машинально переходя на ломаный язык нашего проводника, — он этот… — Я напрягся и наконец вспомнил. — Курандейро.

— Болеть в лесу плохо, — индеец покачал головой. — Опасно! Все потому, что он видеть Васеладо. Скиталец. Смотреть Васеладо очень опасно.

— Вот это номер, — насторожился я, — опасно? Чем?

— Васеладо звать к себе, — коротко ответил индеец.

— Брось, малый. Мы его второй раз видим, и ничего. Он, правда…

Я потер лоб и задумался. Я лишь смутно помнил, что мне примерещилось тогда, в Долине Смерти; если видишь что-то очень уж страшное, всегда проще забыть. Считать, что это галлюцинация.

— Васеладо звать кого сам хотеть, — пояснил проводник. — Кто готов. — И спокойно добавил, осуждающе покачав головой: — Васеладо не люди.

Я обернулся к Хенрику, который прислушивался к разговору.

— Ты ему веришь, Хенрик? Черт, дока нет. Я никак не пойму, о чем он толкует.

— Я тоже, — мрачно ответил Хенрик, — но мне это не нравится.

— Ага… а я, по-твоему, в восторге.

— Курандейро со всем справляться, — твердил свое проводник, — но не с демонами. Нет.

Минут через пятнадцать док наконец вышел из- за ствола огромного дерева, где оборудовал свой полевой госпиталь. В ответ на вопросительный взгляд Хенрика, он лишь покачал головой.

— На всякий случай я впрыснул ему еще одну дозу вакцины. Но симптомов никаких. Да он ни на что и не жалуется.

— Как ты себя чувствуешь? — вновь спросил я Рамиреса.

— Нормально, — тот пожал плечами.

— Ладно, — сказал Хенрик, — после завтрака сворачиваем лагерь. Так куда, ты говоришь, теперь двигать?

— К горы, — сказал проводник. — Они там жить.

И, помолчав, добавил:

— Мы тоже там жить. Это раньше быть наша земля.

— И долго нам идти?

— Три день. Четыре. Как они хотеть. А вы им говорить — пусть убираться отсюда.

— Послушают они, как же, — вздохнул Хенрик.

— Почему бы вам не переселиться в какое-нибудь другое место, — спросил я, — если вы их так боитесь?

— Мы отходить, — пояснил он, — они идти за нами. Они везде.

— Хорошенькое дело, — грустно сказал Карс, — мы попали, как курва в щип.

— По форме ты не прав, но по существу так и есть.

…Мы продвигались дальше. Ветви деревьев нависали так низко, что приходилось идти пригнувшись. Земля была покрыта пружинистым ковром, и в этом сумраке я с трудом разглядел, что она сплошь поросла огромными грибами, белесыми и гладкими. Казалось, мы ступаем по головам скелетов, стоймя закопанных в землю.

Док немного обогнал нас, отколупнул кусочек от одного такого гриба и теперь возился со своим оборудованием.

— Они совсем не радиоактивные, — сказал он, когда мы подошли, — странно. Обычно грибы аккумулируют всякую дрянь.

— Есть нельзя, — тут же встрял в разговор индеец, — плохо.

Похоже, он смотрел на мир в основном с точки зрения его съедобности.

— Ты их есть, — пояснил он доку, — твоя душа улетать из тела. Очень опасно. Может не вернуться.

— Наверняка галлюциногены, — задумчиво сказал док, — такие штуки росли в этой местности и до Катастрофы. Правда, не много. Их местные колдуны лопали.

— Странно, что тут так тихо, — сказал Хенрик, — я думал, отбою не будет от всякой живности.

— Уж больно поганое это место, — отозвался я, — кому охота тут жить? Я бы не стал, будь я даже мутант.

— Что значит — тихо? — удивился Рамирес. — Вы разве не слышите, что нас кто-то зовет?

Он напряженно озирался, сверкая в полумраке расширенными глазами.

Я насторожился. Прислушался, но вокруг царила мертвая тишина. Вот именно — мертвая. Даже наших шагов и то слышно не было — упругий покров заглушал их.