Фемистокл - Виктор Поротников

- Всё в порядке, - заметил Сикинн. - Нет ни пятнышка, ни ржавчинки. Такого красивого шлема не было даже у Ахилла![136]

Шлем действительно блестел начищенным металлом.

Фемистокл водрузил шлем на голову, затянув кожаный ремешок под подбородком.

Сикинн вынул из чехла большой круглый щит с позолоченным изображением совы. Сова считалась священной птицей богини Афины.

Военачальники пришли к шатру Фемистокла, чтобы выслушать последние распоряжения перед битвой. Пришёл и Еврибиад со своей свитой. Видя, что лакедемоняне не претендуют на главенство, полностью полагаясь на Фемистокла, союзники прониклись к последнему ещё большим уважением. На него теперь взирали как на человека, способного всё заранее предвидеть, разрешить любое затруднение и от приказов которого будет напрямую зависеть успех в сегодняшнем сражении.

Фемистокл произнёс короткую речь, призывая военачальников проявить храбрость в битве. Он говорил, что за ней будут сегодня наблюдать не только жители Саламина и афиняне, нашедшие здесь убежище, но и бессмертные обитатели Олимпа.

- Не за Коринф и не за Спарту мы будем сегодня сражаться с варварами, но за Элладу. Пусть Ксеркс и его сатрапы увидят, насколько прочнее в битве мужество людей, отстаивающих свою свободу, по сравнению с мужеством тех, кто привык к рабскому повиновению.

Затем были принесены жертвы богам. Жертвы оказались благоприятны.

Ободрённые военачальники разошлись к своим отрядам, выстроившимся на берегу моря в ожидании приказа садиться на корабли.

По обычаю, перед отплытием нужно было принести жертву Посейдону возле флагманского корабля. Однако жрецы, которые несли на носилках бронзовый переносной алтарь, вдруг замешкались, не зная, что делать. Триера Фемистокла стояла на якоре далеко от берега. Подвести её к пристани не было возможности, так как бухта Саламина была заполнена кораблями пелопоннесцев.

Фемистокл велел жрецам совершить жертвоприношение возле триеры Еврибиада, которая стояла у самого берега, зарывшись кормой в песок.

- Официально флотом командует Еврибиад, - пояснил он, - поэтому не будет никакого нарушения в священном обряде.

Жрецы повели на заклание белую козу. Но тут появился прорицатель Эвфрантид. Он был родом из Афин и славился тем, что умел предсказывать самые неожиданные события. Его дар предвидения был столь совершенен, что многие верили в прямую связь Эвфрантида с бессмертными богами. Например, он предсказал Еврибиаду, что на его корабле ещё до битвы при Артемисии дважды сломается рулевое весло. Так и случилось. А одному из воинов Еврибиада Эвфрантид постоянно твердил, чтобы тот опасался шестой вражеской стрелы. Во время битвы в Эвбейском проливе спартанец был ранен пятью вражескими стрелами, а шестая, прилетев с киликийского корабля, убила его.

Эвфрантид объявил всем собравшимся: ему во сне явился Дионис Омест[137], который пообещал эллинам победу, если над жертвенным огнём прольётся кровь трёх молодых знатных персов.

Фемистокл, недолюбливавший Эвфрантида, стал решительно возражать:

- Не пристало нам, эллинам, уподобляться варварам, у которых в обычае человеческие жертвоприношения. Культ Диониса Оместа давно запрещён в Афинах.

Однако военачальники и жрецы в один голос поддержали Эвфрантида, а Еврибиад даже предложил ему пойти и самому выбрать из пленных персов троих достойных умереть от жертвенного ножа.

Эвфрантид заявил, что и так знает, кто из пленников должен погибнуть.

- Дионис Омест желает насытиться кровью троих племянников Ксеркса! Ведите их сюда, да поживее!

Юношей привели и закололи возле алтаря, затем разрезали их тела, вынули печень и сердце. Когда окровавленные внутренности несчастных были брошены в огонь, кто-то из эллинов чихнул, что считалось добрым предзнаменованием…

По замыслу Фемистокла эгинские, мегарские и эвбейские корабли должны были расположиться в четыре линии между мысами Киносура и Киноссема. В их задачу входило ударить во фланг и тыл персидскому флоту, когда он войдёт в Саламинский пролив, оставив позади остров Пситталею. Центр боевого построения эллинов занимали афинские корабли, также в четыре линии растянувшиеся в самом узком месте пролива между мысом Киноссема и берегом Аттики. Своим правым крылом афиняне почти вплотную примыкали к Киноссеме, а их левое крыло прикрывали пелопоннесские корабли, стоявшие в три линии до самого побережья Аттики. Тыл эллинского флота должны были защищать коринфские триеры, которые вошли в Элевсинскую бухту и заняли узкий проход между Саламином и побережьем Мегариды.

Эллинский флот стоял в боевом строю. Но персы медлили с нападением, ожидая, когда солнечный диск полностью покажется над горизонтом. Солнце было их главным божеством.

Триера Фемистокла находилась в центре боевого построения афинян во второй линии. Прямо перед ней, в первой линии, стоял корабль, командиром которого был Аминий, брат известного афинского трагика Эсхила. За триерой Фемистокла в третьей линии стояла священная триера «Саламиния», за ней, в замыкающей четвертой линии, была триера наварха Мнесифила, красный корпус которой издалека бросался в глаза. Корабль наварха Ксантиппа находился на правом крыле у мыса Киноссема также во второй линии. Триера наварха Клиния возглавляла левое крыло афинян.

Неожиданно на «Саламинии» кто-то из моряков затянул старинную песню под названием «Симплегады», некогда написанную Фриннидом[138].

В песне говорилось о храбрых аргонавтах, корабль которых по пути в Понт Эвксинский[139] оказался между двумя двигающимися скалами. Эти скалы всякий раз сдвигались в тот момент, когда между ними проходило судно. Никому не удавалось преодолеть опасное место. Однако аргонавты перехитрили коварные утёсы, пустив впереди себя голубя. Птица стремительно пролетела через узкий проход; скалы, сдвинувшись, не успели её раздавить. Когда волшебные скалы стали расходиться в стороны, то аргонавты налегли на весла и устремились вперёд. Скалы вновь начали сходиться, но корабль аргонавтов уже преодолел большую часть опасного пути. И когда две горы с грохотом столкнулись, то защемлённым оказалось лишь рулевое весло быстроходного судна аргонавтов.

Слова песни были известны многим афинянам, поэтому на «Саламинии» вскоре образовался целый хор из громких мужских голосов. Флейтисты, находившиеся на каждом корабле для того, чтобы задавать ритм гребцам, подхватили красивый торжественный мотив.

Песня, набрав силу, будто пожар, перекинулась с «Саламинии» на корабль Мнесифила, на корабль Фемистокла, а потом и на другие корабли. В мелодичные переливы флейт вклинилось звучание кифар и арф, струны их лишь подчёркивали совершенную красоту мелодии, достойной славы знаменитого Фриннида.

Утренний туман рассеивался, поднимался вверх, превращаясь в дрожащую под горячими лучами солнца смутную дымку. Солнце озарило тёмные стройные силуэты персидских кораблей, которые длинными кильватерными колоннами с двух сторон огибали остров Пситталею, входя в Саламинский пролив.

Впереди шли финикийские триеры с высокими бортами и причудливо изогнутой кормой. За ними двигались быстроходные корабли киликийцев и карийцев. Замыкающими были ионийские триеры.

Весь аттический берег от мыса Перама до Пирейского залива был заполнен персидскими войсками. Отряды варваров, стоявшие на прибрежных утёсах, благодаря блестевшим на солнце остриям копий, медным щитам и шлемам, были видны издалека. Ксеркс и его свита расположились на горе Эгалеос прямо над тем местом, где стояли пелопоннесские корабли.

Войдя в Саламинский пролив между мысом Перама и Киносурой, персидский флот выстроился в боевой порядок. В центре оказались финикийские триеры, с флангов их прикрывали корабли карийцев и киликиян. Суда встали в пять линий. Позади отдельным строем расположились триеры ионийцев.

Последние были оттянуты немного назад, чтобы завязать сражение с теми эллинскими триерами, которые занимали позицию между мысами Киносура и Киноссема.

Персидские корабли передовой линии медленно продвигались в глубь постепенно сужающегося пролива. При этом сужался и строй персидских судов. Чтобы избежать скученности и столкновений, замыкающим кораблям пришлось и вовсе остановиться.

Выступ аттического берега и маленький островок перед ним до поры скрывали от персов пелопоннесские корабли. Точно так же оконечность мыса Киноссема заслоняла триеры афинян. Западный ветер доносил до слуха персов песню эллинов, подхваченную множеством голосов. Это громогласное пение прокатывалось через пролив от одного берега до другого.

Идущие на вёслах персидские корабли прошли мимо мыса Киноссема и оказались прямо перед афинскими кораблями, расстояние до которых было меньше полёта стрелы.