Дело всей жизни (СИ) - "Веллет"

Мистер Кенуэй немного помолчал, а потом произнес:

— Если вдруг я получу за это открытие патент, то, даю слово, приложу все усилия, чтобы побыстрее показать его вам. Но не буду скрывать: я потратил не один десяток лет — когда-то больше, когда-то меньше… А до разгадки, кажется, ближе не становится.

— Вы неправы! — вдохновенно воскликнул Франклин. — Сколько раз мне казалось, что то, чем я занимаюсь, бессмысленно. И что же? Иногда все вдруг складывалось само, в один миг. А иногда я открывал вовсе не то, что хотел понять. Не отрекайтесь заранее, мистер Кенуэй. Какие ваши годы? Это мне уже на Крайст Черч прогулы ставят, а у вас все впереди!

— Хотелось бы мне, чтобы все было так, — Хэйтем слегка улыбнулся. — Тогда я навещу вас. Вы ведь останетесь в Филадельфии?

— А куда мне уже ехать? — печально ответил вопросом на вопрос Франклин. — Разве что в Бостон, к моей великолепной Кэтрин, но что я ей теперь могу показать? Когда-то я рассказывал вам, мистер Кенуэй, почему стоит обращать сладострастные взгляды на женщин постарше, но сам, как только стал постарше, развернулся на сто восемьдесят градусов. И что же мне теперь продемонстрировать молоденькой мисс Рэй, которой всего пятьдесят пять? Растяжки на коже? Нет уж, пусть запомнит меня полным сил и… ого-го! А в вашем случае я и вовсе ошибся, но откуда же мне было знать, что дамам постарше вы предпочитаете мужчин помоложе? Увы, я ошибался чаще, чем того хотелось бы… Впрочем, все ошибаются.

— Спасибо, — Шэй, который до того молча курил, не удержался. — Конечно, «помоложе» в моем случае…

— Да ведь и вам не больше пятидесяти пяти, — отмахнулся Франклин. — Я в ваши годы!..

— Так и мы в наши годы еще весьма… — начал было Шэй, но его аккуратно прервал Хэйтем:

— Я всего лишь хотел сказать, что навещу вас, как только позволят обстоятельства, — усмехнулся мистер Кенуэй, не среагировав на рассуждения.

Шэй сделал вывод — речь о Конноре. Как только Коннор вместе с семьей отплывет к французским берегам, у Хэйтема сразу найдется время на эксперименты.

— Всегда рад видеть вас в своем доме, — щедрым жестом пригласил Франклин. — Я отдам приказ о том, чтобы подготовили площадку для опыта… Но вам стоит поторопиться. Уже сентябрь, а в октябре будут последние грозы, потом до марта не будет, а этого я могу уже и не пережить. Так что буду с нетерпением ждать.

— Я постараюсь поспешить, — абсолютно серьезно заверил его Хэйтем. — Потому что если не вы, то никто. Нам с Шэем не удалось повторить ваш опыт.

— Гм… — Франклин задумался. — Тогда я знаю, чем займу скучные вечера. Не все же писать аболиционистские статьи, право слово! Напишу вам подробную инструкцию. На всякий случай.

— Спасибо, — с искренней признательностью проговорил мистер Кенуэй. — Большое спасибо.

 

В номере Моррис Хотел Шэй уселся в кресло, с неудовольствием и удовольствием одновременно подумав о том, что в Кенуэй-холле есть куда более удобное кресло-качалка. Спроектированное, кстати, тем же Франклином. Мысль, подстегнутая в нужном направлении, быстро увела в сторону нынешних событий. Шэй думал о Франклине, об эксперименте и о Шкатулке…

Мистер Кенуэй, усевшись в другом кресле и закинув ногу на ногу, читал газету и пил, несмотря на вечер, крепкий кофе, чтобы избавиться от паров шампанского.

Коннор обещал прийти сразу, как уладит все дела, чтобы пригласить на семейный обед — миссис Моррис приняла заказ на плотный ужин на четверых взрослых и троих детей и заверила, что все будет в лучшем виде.

Дверь скрипнула, и Шэй вскинулся. Обычно Коннор в таких случаях стучал, но мало ли?.. Однако на пороге показался не Коннор.

Шэй не видел внука с Рождества и теперь с гордостью отмечал, что тот вырос. И вообще как-то… оформился. Чуть больше полугода назад это был еще ребенок, шаловливый, хотя и не по годам внимательный. Сейчас же юный Патрик Кенуэй напоминал крошечного джентльмена. Особенно в чисто английской сорочке, заправленной в чисто английские портки карманного размера.

— Дедушка? — он поглядел на Хэйтема. — Можно?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Заходи, — Хэйтем сложил газету и сел ровно. — А где твой папа? А мама, а сестры?

— Мама собирается, — бесхитростно сообщил внук. — Ей сшили платье такое… Ого! И Дженни собирается тоже, ей мама купила настоящие туфли. Женщины вообще долго собираются.

— Серьезный подход, — Шэй улыбнулся и, оперевшись локтем на колено, жестом призвал к себе ребенка. — Обниматься с дедушкой пойдешь?

— Конечно! — тот рванулся вперед и крепко обнял наклонившегося мистера Кормака за шею. — Дедушка Хэйтем?

— Иди сюда, — вздохнул мистер Кенуэй, но внука, так же, как Шэй, обнял крепко. — Что скажете, мистер Кенуэй? Как вам Филадельфия?

— Большая, — сосредоточенно сообщил ребенок. — Почти как Нью-Йорк. И ровная. Тут все улицы такие… идут…

— Параллельно, — подсказал Хэйтем. — Как сеточка.

— Да! — Патрик заулыбался, демонстрируя первый выпавший молочный передний зуб. — Город в клеточку. А вы знаете, что папа нас повезет в Париж?

— Знаем, — ответил Шэй. — Этот город еще больше, чем Нью-Йорк. Я там когда-то бывал. Огромный город!

— Ого, — Патрик явно заинтересовался. — Куда же больше?

— Увидишь, — пообещал ему Хэйтем. — А ты что, заскучал, пока дамы одеваются к ужину?

— Не совсем, — внук смутился. — Но… Я подумал, что потом так может не получиться. Папа нас увезет. Он знаете, какой? Если сказал, значит, увезет. А я хотел кое-что спросить.

— Валяй, — Шэй улыбнулся и, потянувшись вперед, потрепал внука по растрепанным волосам.

Волосами Патрик пошел в Коннора, чертами лица — в Анэдэхи, а вот серые глазки и взгляд — от Хэйтема…

— Понимаете, случилось… ужасное, — начал Патрик. И замолчал.

— Так уж и ужасное? — улыбнулся ему Хэйтем. — Рассказывай, мы все поправим.

— Ага, — Патрик кивнул. — Дженни украла у папы письмо. И это ужасно.

— Это нехорошо, — согласился Шэй.

— Совсем нехорошо, — мотнул головой Патрик и жестом попросился на колени.

Шэй подхватил внука, усадил на одной коленке и серьезно спросил:

— И что?

Патрик поерзал и заявил:

— Так делать нельзя. Папа много раз говорил, что нам нельзя трогать его бумаги. А она тронула!

— Совсем нехорошо, — согласился Хэйтем. — А что было дальше?

— Письмо она принесла мне, — Патрик засопел, как Коннор, но нашел в себе силы признаться. — И я тоже прочел. Никак не мог удержаться. Но сам бы я не тронул! А она…

Тут Шэй почувствовал, что что-то не так, и заглянул внуку в глаза:

— Ну-ка, — произнес он озабоченно. — Дело ведь не в том, что ты прочел? Или в том?

— И в этом тоже, — Патрик смутился. — Нельзя было читать… Но я прочел, а там было такое написано!

— Что же? — теперь и Хэйтем заметно озадачился.

— Там было написано, что… — Патрик нахмурился, прикусывая пухлую розовую губку. — Что можно делать все что хочешь. Или нет… Как-то не так. Что можно делать все…

— Все дозволено, — вздохнул Хэйтем. — И что с того?

Шэй с беспокойством поглядел на него. Несмотря на печальный тон, он принял обманчиво-расслабленную позу и откинулся в кресле. Шэй знал все эти позы и это выражение лица — но с кем Хэйтем собирается сейчас играть?

Патрик распрямился и внятно проговорил:

— Это неправильно. Нельзя так делать. Даже папе. Я Дженни это говорил, а она засмеялась. И сказала, что если бы не она, то папа никогда бы нам не показал этого письма. А это тоже неправильно. И я…

Шэй видел, что на мордочке внука отражается такое непонимание и такая недетская горечь…

— И что же ты сделал? — мягко спросил Шэй. — Рассказал папе?

— Нет, — Патрик шмыгнул носом. — Дженни поступает неправильно. Она часто так делает, не слушается и вообще. Но она — сестра, а сестру нельзя обижать, потому что она семья и девочка. Но… Дедушка Шэй, раз папа получает такие письма, значит, он тоже что-то делает неправильно. А я… Я так не могу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Шэй в растерянности смотрел на то, как его внук, его Патрик, названный в честь мистера Патрика Кормака, плачет от своего первого детского горя. И тут раздался голос Хэйтема — и прозвучал он как-то жутко: