Приключения сестры милосердия - Александр Порохня
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я замолчала, и вовремя:
— А вы чего там шепчетесь, говорите вслух! — Потребовал властный баритон.
— Это я молюсь, извините, страшно очень… — отговорилась я.
— В Бога верите? Что за глупость!.. — И баритон начал излагать свою точку зрения, идущую явно вразрез с религиозной идеологией.
— Где ваш бог находится, простите, если люди так страдают и умирают?
Что за дикость считать, что кто-то может вам помочь, кроме вас самих?
Я молчала, не собираясь вступать в дискуссию. Желающих хватало и без меня.
— А на кого надеяться, как не на Бога, простите, в такой вот ситуации?
— А на себя и на здравый смысл!
— Где же ваша душа, уважаемый, находится? В каком месте вы ее чувствуете? Сколько врачом работаю, не видел я душу ни у кого из своих больных. Просто случай определяет исход, и все!
— Что за глупости вы говорите? Вы считаете, человек умирает — и все?
— Конечно. Все остальное — плод воображения родственников. Ну, я имею в виду все эти сны. Голоса, звуки, о которых близкие умершего человека рассказывают.
— Ну что вы такое говорите? Я в детской больнице работала, у нас, если ребенок умирал в операционной, всегда дежурная бригада ночью слышала звуки, как будто ребенок по потолку бегает. Все слышали, разом. У нас даже заведующий оперблоком остался на ночь как-то, хотел доказать нам, что мы врем. Так утром он совсем по-другому выглядел… Атеист, между прочим, такой же неверующий как вы!
— Я не атеист, с чего вы взяли? Я — агностик!
— Ваши сексуальные предпочтения оставьте при себе!
— Да причем здесь секс!!! Агностицизм не имеет к этому отношения!…
В этот момент меня кто-то потянул за руку, и я тихонько, стараясь не шуметь, поползла в указанном направлении. Громкие споры на теологическо-философскую тему мне были только на руку. Внезапно голоса смолкли, я замерла в неудобной позе. Но дискуссия тут же продолжилась.
Впрочем, я уже не слушала, потому что моя спасительница тихо открыла какую-то дверь в закутке подвала, мы выползли в темный коридорчик, она заперла дверь и облегченно вздохнула:
— Вроде выбрались, хорошо, что я этот подвал знаю и у меня есть универсальный ключ от всех хозяйственных помещений.
— Спасибо Вам. А почему Вы мне помогли?
— Мне свидетель будет нужен, что я к этому делу отношения не имею. А ты видно от этих уже побегала, в любом случае на их сторону не переметнешься. А я если ноги унесу, в другой город уеду, к тетке. Я ведь виновата в перестрелке этой.
— Как это?
— Потом расскажу, бежать надо, пока нас не нашли.
Коридорчик заканчивался небольшой дверью, отперев ее тем же универсальным ключом, как у железнодорожного проводника, моя спасительница выглянула на улицу, и быстро махнула мне рукой — бежим!
Мы выскочили во двор. Дневной свет ослепил меня после долгого сидения в полной темноте, но я достаточно быстро привыкла. Почти застряв в кустах красиво подстриженного самшита, оцарапав руки и лицо, вдвоем пробрались сквозь заросли, и добежали, пригнувшись, до высокого каменного забора, причем моя спутница дышала как паровоз. Здесь мы сели на землю, чтобы отдышаться и продумать дальнейшие пути отступления.
Во дворе больницы перестрелка уже закончилась. Мы не могли видеть, кто победил, да это было не важно, потому что свобода была совсем рядом, надо было только перелезть через забор.
— Тебя как зовут — повернулась ко мне моя сообщница по побегу. Это была тощенькая женщина лет сорока, я видела ее в отделении, когда она убиралась в коридоре.
— Аля (я назвалась так по инерции, но впоследствии оказалось, что я была совершенно права).
— А я — Женя. Аля, лезть на стену нельзя — сигнализация, заметят — убьют. Надо что-то другое придумать.
— Господи, что?!
— Ты машину умеешь водить?
— Умею.
— Тут за углом шестерка стоит завхоза.
— А ключи?
— Вот ключи, он их уронил, когда нас всех в подвал загоняли, а я подобрала, думала, что потом отдам.
— А как мы поедем?
— Через ворота прорываться будем. Убьют, так хоть попытаемся вырваться.
— Слушай, подожди, я отдышусь. Объясни, пожалуйста, где мы, и что тут происходит?
— Мы около атомной электростанции, это больница энергетиков.
— Вот как! А я-то, дура!.. И что же здесь делают? Пересадку органов?
— Не только. Любые операции, которые еще находятся в стадии эксперимента. Только экспериментируют на людях, а не на кроликах.
— Неужели такое возможно?!
— Еще как! Называется — как его — навации…
— Инновации?
— Вот-вот, инновации. У меня здесь сестра работала два года назад, вот также с кем-то схлестнулись, многих сотрудников положили, насмерть. Сказали, пожар в больнице был, в операционной кислород взорвался.
— А милиция?
— Милиция здесь вся купленная. И пожарники местные нужное заключение дали. Ты не вздумай соваться — вмиг повяжут, и обратно сюда привезут…
— Ты сказала, что это ты виновата в случившемся?
— Ну, я. Так получилось. Мне телохранитель одного пациента деньги хорошие заплатил, чтобы я присматривала за его боссом и ему сообщала, как и что.
— И?!
— Хозяин его умер сегодня ночью, а врачи скрыть хотели. А я телохранителю СМС отправила, вот перестрелка и началась.
— Вот оно что! Ладно, я вроде отдышалась, пошли, где машина?
Пригнувшись, мы тихонько начали пробираться вдоль забора. Внезапно я наткнулась на труп молодого человека в черном костюме. Он лежал на спине, сжимая пистолет в правой руке, на лбу зияла аккуратная черная дырочка.
— Подожди, я переоденусь.
Преодолевая отвращение, я стянула с покойника брюки и пиджак, сильно затянула ремень на талии. Подумав несколько мгновений, я потянулась взять из его руки пистолет, но, подумав, не стала этого делать, так как совершенно не помнила, как надо снимать оружие с предохранителя.
Шестерка, к которой мы подошли, вид имела весьма обшарпанный, но, как ни странно, завелась с пол-оборота. Я нацепила кепку, лежащую на заднем сиденье, и рванула с места в сторону больничных ворот. Шлагбаум был закрыт, но ворота открыты и рядом никого не было. Я протаранила со всего размаха полосатый шлагбаум, порадовавшись, что он здесь новомодный автоматический, сделанный из легкого сплава и выехала за пределы зловещей территории.
На асфальтовой дороге, по которой мы ехали, не было никакого
