Месть Альбиона - Александр Григорьевич Домовец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так точно!
— Тогда веди.
— Ваше благородие, у вас тут непорядок…
Антонов нерешительно показал пальцем на ботинки и брюки Сергея, испачканные кровью. Вопросительно посмотрел на Белозёрова.
— Знаю, матрос, — тихо сказал Сергей. — Не моя это кровь. На яхте страшное происходит, разобраться надо. А больше я тебе сказать не могу… Ну, веди.
Они прошли до конца узкого коридора, и Антонов кивнул на крайнюю каюту слева. Сергей оглянулся, прислушался. В коридоре было пусто. За переборкой шумно и мощно работали паровые машины. Мысленно перекрестившись, Сергей толкнул дверь.
Офицерская каюта была довольно большой, с невысоким потолком. Маленький стол со стулом, узкий одёжный шкаф, аккуратно застеленная койка, — вот и вся нехитрая обстановка, дополненная тёмными шторками над иллюминатором. В дальнем углу стоял рундук с откинутой крышкой. Какой-то человек в матросском бушлате, опустившись рядом на колени, залез в него чуть ли не с головой, — копался внутри. И был он босой.
Услышав звук открывшейся двери, человек быстро отпрянул от рундука, вскочил на ноги и обернулся.
От неожиданности у Сергея перехватило дыхание. Меньше всего он ожидал увидеть это лицо здесь и сейчас.
— Грегори!.. — выдохнул он, невольно отступая на шаг.
Антонов с недоумением взглянул на Сергея.
— Какой Грегори, ваше благородие? Прохор это, денщик господина капитан-лейтенанта. Он у нас, почитай, уже неделю на судне службу несёт. — Подойдя к лже-денщику, взял за рукав, слегка потянул. — Ты, это, Прохор, выйди пока, погуляй. Его благородие каюту осмотрит, приказ у него. А я потом тебя позову.
Грегори хмыкнул, кивнул головой.
— Приказ, говоришь? — произнёс он на чистейшем русском языке. — Ну, если приказ, тогда конечно…
Недоговорив, сильно и коротко ударил матроса кулаком в кадык. Не ожидавший удара Антонов захрипел и, схватившись за горло, шумно упал навзничь.
— Ты что творишь, лакейская морда? — выдохнул Сергей, всё ещё парализованный неожиданностью.
Грегори только ухмыльнулся.
— Вчера лакейская, а сегодня уже и не лакейская, — сообщил он, делая мелкий шаг к Сергею. — Это как пойдёт.
В голове словно щёлкнуло. Так бывает, когда мозаика разномастных фактов и сведений вдруг складывается в единую картину. Посольство, Фитч, связь британской разведки с народовольцами… Лакей-англичанин, говорящий на русском, как на родном, с навыками умелого и безжалостного убийцы…
— Калюжный!.. — с ужасом выкрикнул Сергей. — Арсений Калюжный…
Арсений исподлобья посмотрел на Белозёрова.
— Ну, Калюжный, — буркнул он. — Орать-то чего?
Если Сергей, увидев Арсения на борту царского корабля, изумился, то и Арсений был поражён не меньше. Мало того, что проклятый художник оказался человеком контрразведки и сумел с помощью шлюхи Элен выбраться из посольства, так теперь ещё и здесь оказался. Случайно — или жандармы опять что-то пронюхали?
Впрочем, сейчас это уже неважно. Сейчас важно кончить мазилу как можно быстрее. Тогда ещё остаются шансы и дело сделать, и успеть спастись. Ах, как жаль, что израсходовал нож на иуду Малеева. А брать на яхту револьвер из соображений безопасности запретил Льюис. Ладно. Он и голыми руками горазд…
С этой мыслью Арсений быстрым ударом разбил Сергею рот и, отпрыгнув назад, легко ушёл от встречного выпада.
— Меня англичанин драться учил, — сказал, словно похвастался. — Боксёр знатный…
Недоговорил.
Второй удар Сергея оказался удачней первого. Метил в грудь, попал в плечо, но и этого оказалось достаточно, чтобы народоволец отлетел к стене, обшитой деревом. Сергей был выше, тяжелее и, пожалуй, сильнее. Арсений-Грегори отличался большей ловкостью и быстротой. Оба были безоружны. Во всяком случае, каких-либо попыток достать нож или револьвер народоволец не делал. Исход поединка в целом был непредсказуем.
— Сдавайся, Калюжный! — рявкнул Сергей, сплюнув кровь с разбитых губ. — Здесь через минуту будет целая команда. Деваться тебе всё равно некуда.
— Да неужто? — издевательски откликнулся Арсений. — Пока твоя команда подойдёт, я тебя три раза кончить успею. А сам исчезну.
Он небрежно, как мешок с мукой, отпихнул ногой тело Антонова, лежавшего в беспамятстве. Лицо его светилось противоестественной радостью, словно убить художника было заветной мечтой всей жизни, и мечта эта вот-вот сбудется. Похоже, не зря Сергей с Ефимовым, обсуждая убийство Творожкова, пришли к выводу, что убийца — отъявленный психопат, садист… Ну, стало быть, и церемониться нельзя. И надо во что бы то ни стало лишить Калюжного инициативы.
Белозёров ринулся на Арсения.
Отбив правой рукой резкий удар в челюсть, Сергей левой вцепился в горло врага. Прижал к обшивке. Схватив за шевелюру, яростно ударил черноволосую голову с густой проседью о стену, — раз-другой… Лишённый возможности размахнуться, Арсений отчаянно лягался (хорошо хоть, что ноги босые), пытался пырнуть Сергея пальцами в глаза. В ответ получил головой в лицо и, ошеломлённый, на секунду сник.
Арсений вдруг понял, что очутился в руках врага более сильного, чем сам. Обстоятельство непривычное, мерзкое, а сейчас и смертельно опасное. Нанося и получая в ответ удары, он всем существом чуял, что время уходит, — минута за минутой, секунда за секундой. Он вовсе не сдавался, нет, просто ненавистный Белозёров прижал так, что рёбра трещат. Да ещё врезал лбом в нос, вызвав короткий провал в сознании.
Однако подстёгиваемый отчаянием Арсений тут же встрепенулся и сильно ударил Сергея коленом в пах.
Дикая боль пробила тело навылет. Каждый нерв, каждую клетку. Кто получал такие удары, — знает… Но градус бешенства, овладевший Сергеем, был сейчас выше боли. Мучительно вскрикнув и скорчившись, он всё же отчаянным рывком свалил Арсения на пол. Рухнул сверху, придавив всем телом. И душил врага, не чувствуя даже, как тот кулаками молотит его по лицу. А когда полузадушенный Арсений ухитрился сунуть палец Сергею между губ и начал рвать рот, вцепился зубами в руку так, что народоволец страшно засипел (кричать уже не мог). Перестал сопротивляться…
Разжав ладони, Сергей кое-как сел. Тупо огляделся. Калюжный лежал на спине, раскинув руки, и признаков жизни не подавал. На горле убийцы вспухли багровые следы. «Задушил, кажется», — безучастно подумал Сергей. Раскаяния или жалости не было, да и с какой стати? Окажись у Калюжного ещё один нож, кроме потраченного на Малеева, исход схватки, скорее всего, оказался бы иным. А теперь одним сумасшедшим революционером стало меньше, — и хрен с ним… Разве что по-хорошему надо было бы взять живым, чтобы вытрясти подробности о работе на Фитча. А потом судить и отправить на эшафот… Но тут уж как вышло, так и вышло.
С трудом встал, — ох, с каким трудом… Тело стонало от боли и требовало покоя. И вроде бы, если
