Месть Альбиона - Александр Григорьевич Домовец

А на душе всё равно неспокойно, — словно осталась в истории с английским посольством какая-то грустная недосказанность. Может быть, из-за Элен и её незаконченного портрета? Как она тогда сказала: «Мы больше никогда не увидимся, я знаю». Странно получается, — живут в одном городе, а не дойти, не встретиться. Слишком многое отныне легло между художником Белозёровым и дочерью посла Её Величества королевы Великобритании… А, может, это и хорошо? Не надо им видеться, ни к чему это. Хотя до конца жизни будет вспоминать, жалеть будет, что так и не дописал портрет прелестной зеленоглазой девушки с её феминистскими причудами и надломленной судьбой…

Вздохнув, Сергей в который уже раз вернулся мыслями к событиям двухнедельной давности.

Гнев императора, получившего доклад о покушении, был неописуем. Его покойный отец как-то сквозь зубы признался, что из-за происков народовольцев живёт с ощущением загнанного зайца. Нечто в этом роде теперь испытывал и Александр. Его сильной и гордой натуре претила сама мысль, что на протяжении какого-то полугода российского самодержца пытались дважды убить. Взрыв поезда, попытка взорвать яхту… Немного остыв, Александр сказал Черевину, что с этим пора кончать. Любые террористические поползновения необходимо раздавить безжалостно. И если гнездом террора стало британское посольство, то тем хуже для посольства. Эти слова император сопроводил ледяной улыбкой, от которой делалось не по себе. Улыбка сия означала, что карт-бланш на самые жёсткие меры в отношении зарвавшихся англичан получен. Черевин только поклонился, — всё понял.

Разумеется, после трагических происшествий стало уже не до рыбалки. По распоряжению Александра «Держава» повернула обратно, в Кронштадт. Официальная версия объясняла решение императора срочными государственными делами. Но легко сказать! Отголосок кровавых событий на судне всколыхнул маленькое избранное общество, сопровождавшее Александра. Кто-то что-то слышал или видел, кто-то с кем-то поделился увиденным или услышанным, — дело обычное. И хотя матросы за пару часов убрали все следы разыгравшейся драмы, можно было не сомневаться, что через два-три дня столицу захлестнёт волна слухов. Ненужных и, увы, неизбежных. Командир судна Лисовский собрал офицеров и неофициально, без разъяснения деталей, потребовал молчать о происшедшем, взяв при этом с каждого честное слово. Такое же обещание с матросов взяли офицеры, — каждый со своих. С придворными и чиновниками тактично говорили великий князь Алексей Александрович и Черевин. Но, разумеется, эти прививки от слухов никаких гарантий не давали.

Специалисты-химики изучили вещество, посредством которого «Держава» чуть не взлетела на воздух. Предварительный вывод был такой: взрывчатка огромной силы и нового, не известного в России типа. Из чего следовало, что есть смысл исследовать основательно и, может быть, взять на вооружение. С англичан хоть шерсти клок.

Ещё до возвращения судна в Кронштадт в корабельном госпитале умер Арсений Калюжный. Ткнув его лицом во взрывчатку, Сергей, сам того не зная, выписал террористу пропуск на тот свет. Жёлто-белое вещество оказалось чрезвычайно токсичным. Вдохнув его в пылу борьбы, Калюжный практически сжёг себе гортань и лёгкие, что впоследствии и показало вскрытие в полицейском морге. Жалел ли Сергей, что невольно убил террориста? Нет. Жалеть напавшую гадюку было бы противоестественно. Вот Творожкова жалел до слёз, часто вспоминал славного офицера и передал через Ефимова вспомоществование его семье — пятьсот рублей.

Матрос Антонов, к счастью, выжил. Понятно, лишился глаза и лечение предстояло долгое, — но выжил. По докладу Черевина, император распорядился позаботиться о парне и установить двойную пенсию с формулировкой «За особые заслуги по службе».

На следующий день после событий, когда Белозёров немного пришёл в себя, Александр позвал художника к себе. В императорскую рубку на верхней палубе Сергей явился вместе с Черевиным, опираясь на его руку, тем более что судно заметно качало.

Александр долго, с огорчением, вглядывался в лицо Сергея с наглядными следами схватки, а потом тяжело вздохнул.

— Опять тебе досталось из-за меня, Белозёров, — негромко сказал он, слегка разводя руками, словно извиняясь.

— Всё нормально, государь, — твёрдо ответил Сергей, однако через разбитые губы вышло не очень внятно.

— Вижу, что нормально, — отмахнулся император. Помолчал. — Ты, похоже, мой ангел-хранитель… Как же тебя вознаградить?

— Ваш портрет, государь, — осмелился напомнить Сергей. — В Финляндии не вышло, не до этого теперь, но, может, в Гатчине или каком-то ином месте по вашему выбору?

— В Гатчине, — сразу сказал Александр. — Там природа на удивление, и Финляндии не надо. Через две-три недели немного разгребусь с делами и вызову к себе. Жди! Да ты садись, садись. И ты тоже, Пётр Александрович.

С этими словами император открыл узкий шкаф, достал поднос с бутылкой водки и тарелкой с соленьями. Разлил в три стопки. Поставил на стол и жестом пригласил Белозёрова с Черевиным присоединиться.

— За тебя, Белозёров, — негромко произнёс Александр. — Я твой должник. А я в долгу оставаться не люблю, ты знаешь.

Сергей это знал точно. Без помощи Александра после гатчинского дела не случилась бы двухлетняя учёба в Италии и блестящая карьера художника.

Чокнулись, выпили. И, лишь закусив ломтиком солёного огурца, Сергей вдруг осознал, что за ним собственной персоной ухаживает не кто иной, как самодержец Всероссийский…

На пристани его встретил Ефимов, получивший депешу Черевина с борта «Державы». Посмотрев на Сергея, полковник только покрутил головой, крепко пожал руку и повёз в управление на Литейный проспект. По дороге извинялся: «Всё понимаю, Сергей Васильевич, вам бы теперь домой, в постель, и доктора вызвать. Но вы сейчас хотя бы коротко расскажите, — что, как и почему. Время не терпит. Потом, когда отлежитесь, пообщаемся подробнее». Сергей и не возражал. Часа полтора Ефимов с помощником расспрашивали Сергея о событиях на яхте. Помощника, кстати, Сергей знал. Это был Жуков, — тот самый офицер, который сыграл перед Фитчем роль чиновника Телегина.

В конце разговора Ефимов сказал, как отрезал:

— В столице вам, Сергей Васильевич, сейчас оставаться нежелательно. Второе неудачное покушение Фитчу не простят. Убили вы его, зарезали и в землю закопали. Вероятность, что решит отомстить, близка к ста процентам. Калюжного уже нет, но подручные для такого дела у него найдутся. Надо взять семью и уехать куда-нибудь в провинцию месяца на три-четыре. Под наш присмотр, само собой. В глубинке он до вас не дотянется. Какие есть варианты?

Сергей замотал головой.

— Да откуда Фитчу знать, что покушение сорвал именно я? — возразил он. — Ну, уцелела «Держава». Ну, пропали куда-то Малеев с Калюжным. Я-то, формально говоря, при чём?

— А при том, что ваше участие в событиях секретом не останется, — резко сказал Ефимов. — Чтобы император отменил отдых и повернул судно обратно, нужна такая причина, что не дай бог. Петербург нынче же слухами захлебнётся.

— Ну, так уж прямо