Русская мода. Фейк! Фейк! Фейк! - Мистер Моджо

Но когда-нибудь… Когда-нибудь он заявится в этот гребаный ЦУМ – перед самым закрытием, хорошо навеселе – и снимет чертову куртку с вешалки. Он понесет ее на кассу, не меряя. Потому что это и есть настоящий шик: отвалить кучу денег с выражением легкой скуки на лице, не потрудившись даже посмотреть, подходит ли по размеру эта дорогая – непристойно дорогая – вещь. К тому же Федор точно знает, что из размеров ему все равно понадобится самый маленький. Такой, чтобы косуха слегка теснила плечи и грудь, делая его похожим на субтильных, порочных рок-звезд, мелькающих на страницах светской хроники. И когда он будет делать эту покупку – сопровождаемый восхищенными, уважительными взглядами продавцов – то расплатится обязательно наличными, вывалив купюры на прилавок большой смятой кучей. Деньги подсчитают, их окажется больше чем нужно – на одну тысячу, может быть, на две или на три. Федор Глухов ухмыльнется и бросит сквозь зубы: «Сдачи не надо» – и удалится, небрежно свернув куртку в руке.

Он сможет сделать это. Сможет же? Или нет?

От размышлений его отвлекает увесистый хлопок по плечу, а когда он оборачивается – еще не до конца отошедший от своих мечт – то видит перед собой невысокого бритого налысо парня.

– Ты Федя? – интересуется парень. – Федя Глухов? Блоггер?

Федор согласно кивает, и тогда парень тянет его, хватая за рукав бушлата, вглубь разношерстной, преимущественно одетой в черное модной толпы.

– Пойдем. Мне срочно нужен фотограф.

Парень распихивает людей, толкается, наступает им на ноги – в общем и целом ведет себя довольно агрессивно. И только когда он показывает свой бейдж охраннику, до Федора Глухова наконец доходит. Парень – это Жора Гобчинский, молодой дизайнер, чей показ должен начаться не позднее чем через полчаса. Жора Гобчинский – которому поет дифирамбы лондонский журнал «DAZED». Жора Гобчинский – чьи футболки с принтами, дебютную партию, приобрел парижский «Колетт». Жора Гобчинский – которого одновременно называют «фашистом», «антифашистом», «анархистом», но чаще все-таки «гением» и «надеждой отечественной моды» – и все благодаря тем отвисшим на коленях треникам и майкам-алкоголичкам, которые с его легкой руки стали известны во Франции как «новый русский шик».

Они оказываются за сценой, где пройдет дефиле, и погружаются в настоящий хаос. Полуголые модели, нисколько не стесняясь своей наготы, переругиваются с теми, кого уже полностью одели. «Твои сиськи выглядят как два сморщенных помидора», – успевает услышать чью-то реплику Федор. Стилисты машут своими кисточками, как умалишенные – от напряжения и духоты их лица лоснятся, а пот капает прямо на пол. На рейлах, об которые периодически спотыкаются многочисленные ассистенты, висят образцы одежды. Федор отмечает, что в этом году Гобчинский взял за основу морскую тематику. К каждой из вешалок скотчем приклеены по две фотографии – модель в полный рост и ее лицо в макияже и с укладкой. Кто-то умудрился принести за кулисы собачку. Оранжевый пудель дрожит от страха и затравленно озирается по сторонам. В любой момент его может насадить на острый каблук одна из десятков шагающих в разные стороны ног. Рядом с собачкой дымится кучка свежего дерьма – удивительно, что еще никто не размазал ее по всему помещению.

В углу, в ворохе из мотков скотча и обрывков тканей лежит бородатый мужчина в черной футболке. Его глаза закатились, а изо рта выступила желтая пена. Охваченные суетливой лихорадкой люди переступают через лежащего, не обращая на него никакого внимания.

– Вот, полюбуйся, – Гобчинский останавливается и трогает тело ногой. – Я забукировал этого ублюдка через солидное агентство, потратил уйму денег и нервов, и что я получил? Он должен был снимать бэкстейдж – все, что происходит за кулисами. А что сделал он? Нанюхался порошка в туалете и рухнул здесь, на глазах у всей честной публики… Кто, мать вашу, притащил сюда собаку?! А?

От неожиданного крика пудель вздрагивает, изгибается дугой, прижимая уши к голове, и бросается наутек. Хозяин собаки не отзывается.

– Ну, в общем, теперь вместо снимков моего бэкстейджа мы имеем здесь это тело, – продолжает Гобчинский как ни в чем не бывало. – А тем временем я серьезно рассчитывал на эти фотографии. Я надеялся отправить их в Париж, я полагал сделать их своей визитной карточкой на авеню Монтень.

– Он мертв? – Федор ошеломленно смотрит на лежащего без сознания мужчину

– Кажется, нет, – Гобчинский еще раз пихает тело ногой. То остается без движения.

– Но если он умрет, – встревает в разговор ассистент с накрашенными губами. – Это будет такой скандал, такой скандал, что о нас просто обязаны будут упомянуть на «Стайл. Ком».

– Добро пожаловать на российскую неделю моды. Где фотографы, отъехавшие от передозировки, валяются прямо под ногами, – Гобчинский картинно разводит руками. – А теперь, – поворачивается он к Федору, – Если ты фотограф, а я вижу ты фотограф, иначе зачем бы у тебя висел этот огромный фотоаппарат, то займись, наконец, делом и сними мне этот сраный бэкстейдж! – на последних словах он опять срывается в истерический вопль.

На секунду в помещении повисает тишина. Все головы поворачиваются к ним – осуждающе глядят на Федора, цокают и качают головами, словно это он, а не безымянный, в черной футболке, фотограф сорвал съемки бэкстейджа. Еще через секунду все вновь возвращаются к прерванной болтовне.

– Об оплате договоримся позже, – говорит Гобчинский, вновь беря себя в руки. Он разворачивается, чтобы закончить приготовления моделей, и дает понять, что разговор окончен.

Следующие полчаса Федор Глухов, обалдевший от внезапно свалившегося на него счастья, снимает закулисную суету. Он нажимает на кнопку камеры так, словно это автомат, из которого ему нужно убить как можно больше людей. Первая карта памяти заканчивается спустя десять минут, хотя места в ней – ни много, ни мало – на полторы тысячи фотографий. Благо, у Федора есть запасная – он вставляет ее, ну точно как новый рожок в АК-47, и продолжает свой фотографический расстрел. Он снимает на близком расстоянии, уходит назад, чтобы ухватить перспективу, ищет хорошие ракурсы, встает на табурет, ложится на пол, а один раз даже заползает под стол, за которым одной из моделей делают макияж. От неожиданности та ойкает и поджимает ноги. Федор улыбается ей самой обольстительной улыбкой, на которую он способен – давая понять, что все нормально, это рабочий процесс.

Когда час «икс» наконец наступает, и модели одна за другой выходят к софитам подиума, Федор Глухов зачарованно наблюдает за происходящим из-за занавеса. Он столько раз читал про различные дефиле, он пересмотрел сотни фотографий в «Вог» и «Актуэль» – и вот теперь он сам принимает непосредственное участие