Игры капризной дамы - Сергей Трахименок

В два часа Афанасий простился с ним и ушел: дома у тещи, где он жил, его ожидал обед. Феде же ничего не оставалось делать, как голодать. Выйти с пляжа он не мог, а цены в барах просто кусались.

После ухода Афанасия он меньше лежал, а больше гулял среди отдыхающих, жалея, что не курит: курящий человек всегда при деле. Но, опять же, даже пачку сигарет в баре «Жемчужины» он не мог себе позволить… От чрезмерных подозрений его спасало то, что он рассматривал женщин, а не крестных отцов и их телохранителей. С женщинами проще: женщины для того и существуют, чтобы их рассматривали мужчины.

Уже к концу дня все находящиеся на пляже перестали быть для него некоей однородной массой. Так и должно было случиться. Найти человека в тысячной толпе сложно, а то и просто невозможно… Но его и не надо искать среди всей толпы. Можно разбить пляж на участки и вести поиск внутри каждого их них. Можно разделить отдыхающих на две половины и не брать во внимание мужскую часть, не замечать детей… Из оставшейся части женщин выделить тех, чей возраст от двадцати до тридцати, ну, может быть, к верхней границе накинуть лет пяток… Потом нужно отбросить жгучих брюнеток и ярких блондинок, хотя цвет волос для женщин не такой уж постоянный признак… А потом из сравнительно небольшого числа женщин выбрать одну, у которой разные глаза, один — карий, другой — зеленый… Это большая редкость… Женщине с такими глазами нельзя совершать преступления: слишком она заметна. Вот почему он не был уверен, что в гибели Мишки виновата она…

Если же все эти ухищрения не помогут, есть еще один козырь в колоде — оперативная интуиция… Она всегда помогала ему. Она и теперь должна помочь, натолкнуть на единственно верное решение или действие, которое принесет искомый результат. И, даже если он потерял что-то за два года работы дворником, есть надежда, что часть ее все же осталась.

Интуиция — великая вещь. Она не обращает внимания на шишку на голове от упавшего с дерева яблока и, таким образом, открывается закон всемирного тяготения; она показывает во сне некую таблицу, и возникает периодическая система элементов; она позволяет вору-домушнику безошибочно найти тайник в доме другого вора, где он никогда не был; она заставляет таможенника прицепиться к человеку в поношенной одежде и обнаружить бриллианты в потрепанном чемодане с двойным дном; она…

Ну, а уж если и она подведет, остается надежда на вещь нематериальную и даже мистическую. Таковой является «поэтическое описание» неземной женщины Виолетты, сделанное самим Мишкой.

В тот последний вечер Мишка сравнил Виолетту с магнолией. Он лежал на своей кровати и, как обычно, безостановочно говорил:

— Магнолия — таинственный цветок. У него необычные для местных растений листья. Они толстые и насыщенного зеленого цвета…

— Скажи уж: ядовито-зеленого, — пошутил тогда Федя.

— Нет, — ответил Мишка, не чувствуя иронии, — не ядовито-зеленого, ядовито-зеленое отпугивает, а этот просто притягивает своей необычностью так, что хочется потрогать…

— Сдается мне, что они похожи на листья фикуса, — съязвил Внучек.

— Какая проза, какой примитив, — сказал Мишка, — фикус… Разве можно сравнивать магнолию и фикус. Фикус никогда не цветет. А у магнолии огромные белые цветы… Ни одно растение в окрестностях Сочи не имеет таких цветов. Все, что цветет здесь весной и летом, в сравнение не идет с этими цветами… Но, самое замечательное у магнолии — это запах… Он так же необычен, как и сама магнолия, видимо, потому, что она — чужестранка. Ее когда-то завезли из Индокитая… Она так же не похожа на местные растения, как местные женщины на таиландок. Но вернемся к запаху… Он настолько тонок, сладок и одновременно коварен, что дурманит всех, кто подходит к цветущей магнолии. А уж если кто-нибудь вздумает принести магнолию или ее цветы в дом, то он может умереть от этого запаха…

«Ну как тут не найти Виолетту с таким количеством примет и признаков…»

Как и предполагал Федя, за один день он не успел закончить свое исследование. К вечеру пляж опустел, пошел домой и Внучек. Поскольку путь из «Жемчужины» до дома вел через бетонную лестницу, он не преминул пройтись по ней…

Ночью он спал плохо. Как рыбаку, много часов смотревшему на поплавок, видится во сне поплавок, так и Федя всю ночь ходил по полю и рассматривал лежащих в цветах женщин… Женщины не обращали на него внимания и вели свое разговоры. Они говорили о каком-то человеке, разыскивающем Виолетту… Федя, стараясь не выдать себя, прислушивался к разговорам, надеясь получить нужную информацию, и в результате проснулся совершенно разбитым… и даже начал побаиваться, что у него разболится голова.

В окне брезжил рассвет. Он встал, побрился, взял со стола приготовленный с вечера бутерброд, сунул его в полиэтиленовый пакет и вышел из дома.

На пляж «Жемчужины» он попал, обойдя морем металлическую сетку, отгораживающую этот цивилизованный уголок от прочего не цивилизованного, дикого мира, затем прилег на один из разбросанных по пляжу лежаков, играя роль раннего купальщика, но ни в коем случае не чужака, вторгшегося на чужую территорию.

Он подставлял ласковому утреннему солнцу, которое и светит, и греет, но еще не сжигает, спину, живот, бока и ждал, пока пляж заполнится гостями «Жемчужины» и можно будет начать работать.

Скоро это время пришло, и он целый день добросовестно перебирал всех женщин в возрасте от двадцати до тридцати пяти, но… все было напрасно. Ни на приметы, ни на интуицию, ни на запах рыбка не клюнула…

Обратно он пошел через гостиницу. У центрального входа посидел на скамейке под грибком, посмотрел на выходящих из гостиницы женщин, на таксистов, стоящих перед выходом и предлагающих ехать куда угодно и кому угодно, сомнительных девиц в коротких кожаных юбках и светлых блузках, которые стояли чуть в стороне от таксистов и спорили о чем-то.

Внучек поднялся со скамейки и пошел через стоянку машин к мосту.

Вскоре он был у знакомой лестницы. Поднимаясь по ступеням, он ощутил чувство душевного комфорта. Словно он поднимается по ступенькам своего дома, а дома не только стены помогают. Дома все помогает, в том числе, и ступеньки. Нужно только, чтобы они чувствовали в нем хозяина, а не человека случайного или, того хуже, пришедшего в дом с недобрыми помыслами.

9

Федя валялся в своей комнате, краем уха прислушиваясь к шумам во дворе. Вот слышны голоса доминошников, вот голос Магды, звук гитары, который и звуком назвать трудно, это, наверное, кто-то из мальчишек дергает за струны…

Итак, надежды на то, что он найдет Виолетту на пляже «Жемчужины», не оправдались… Надо было пережить неудачу и двигаться дальше.

Следующим местом поиска будет пляж «Маяк», о котором говорил Мишка и на котором он бывал не единожды.

Утром он был на «Маяке». «Маяк» — платный пляж, и Федя ожидал увидеть благоустроенное пространство, вроде «Жемчужины», только без казино, баров и бассейнов. Но он заблуждался. Пляж действительно был огороженным и платным, но этим его преимущества перед дикими пляжами заканчивались. Относительно ухоженной была центральная дорожка, ведущая к воде, да несколько десятков топчанов с некоторым подобием крыши от солнца над ними. Все остальное представляло такое же печальное зрелище, как и на неогороженных пляжах.

«Почему сюда идут люди? — думал Федя, «отстегивая» контролерше деньги. — Видимо, эффект забора дает надежду на защищенность и гарантию, что, выйдя из воды, ты не обнаружишь вместо одежды пустое место или пустые карманы».

Конечно, именно эта надежда тешила душу тех, кто приехал отдыхать диким способом. Потому что любимой темой разговоров на пляжах была тема краж… Не однажды в день можно было услышать, как «один мужчина вылез из воды и ему вообще нечего было надеть» или как «одна женщина принесла все свои сбережения на пляж, потому что боялась оставить их у хозяйки, отошла всего на минуточку, чтобы купить мороженого, вернулась — все на месте, и одежда и сумочка, только в сумочке нет сбережений».

Работая на «Маяке», Федя применил испытанный уже метод, разбил пляж на участки и тщательно изучал в них женщин цветущего возраста. Несколько раз ему казалось, что он нашел, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что это не так: среди возможных Виолетт не было ни одной с разным цветом радужек глаз.

В обед Федя выбрался за пределы пляжа к маленькому кафе из четырех столиков. Там он перекусил и всю жару провел у входа на пляж под навесом, просматривая входящих и выходящих женщин до тех пор, пока у него не зарябило в глазах от цветных платьев, сарафанов, сафари, бикини и женских фигур, стройных и не очень, загорелых и совсем без загара.

Вечером Федя со скучающим видом обошел пляж, который уже не казался таким убогим, как утром (человеческий глаз ко всему привыкает), и собрался уходить, но задержался, так как заметил, что людей на пляже стало не меньше, а больше.