Страшные вещи Лизы Макиной - Виталий Сертаков

— А Скрипач... он тоже из Плачущих?

— Его семья покинула поселок тринадцать лет назад. Они считали, что смогут выжить в городе, среди обычных людей. Как и многие до них. К счастью, они не погибли и вовремя успели вернуться, но потеряли одного из детей. Они были уверены, что мальчик погиб, но прошло время, и он вернулся... Лучше бы он не возвращался! Благодаря моей глупости Скрипач получил доступ к усилителю и отправился в Москву. Когда мы впервые встретились, он показался мне мечтателем и поэтом, даже несмотря на множество отрицательных качеств. Он получил неважное образование, он был порою груб и невоспитан, но в нем жила мелодия... Так мне тогда показалось.

Я слушал Лизу, разглядывал комок «теста» на кухне и спрашивал себя, ревную или нет. Конечно, глупее ничего не придумаешь, кроме как ревновать одну лесную дурочку к недоноску с хутора, пусть даже он трижды музыкант, а теперь еще и террорист. Но мне как-то не понравились ее последние выражения. Макина явно втюрилась в этого проходимца, возможно, он даже сидел там у них в тюряге, а она пособила ему бежать. Ясный перец, прямо я об этом не спросил, чтобы опять не оказаться в луже, вместо этого я внимательно разглядывал «тесто».

Задняя стенка кухни стала полупрозрачной, за ней наметились очертания нехилого ангара, вроде Дворца спорта... Короче, при желании туда можно было бы закатить на ремонт штук пять самолетов. За первым неровным шаром в воздухе крутился второй, третий и так далее, словно сотни хозяек устроили соревнования по выпечке гигантских куличей. Перегородка с комнатой, где неподвижно сидел Макин-второй, тоже расплавилась. Различались стыки железной арматуры в бетоне, а между ними пучки голубоватых кабелей, убегающих в разных направлениях. Один жгут, полметра в обхвате, проходил прямо сквозь работающий телевизор, раздваивался и исчезал в овальных люках в полу.

В туалете тоже что-то двигалось, точно бесконечный бесшумный конвейер непрерывно поднимал вверх розовые округлые вагонетки. Если у них весь мир так устроен, с ума можно соскочить...

— И что, если усилитель Скрипача захватят вояки, наступит конец света?

— Это крайне нежелательно. Все равно что предоставить соседу за стенкой, ежедневно употребляющему алкоголь, право на продажу произведений искусства. Не обязательно опасно, но крайне нерационально и чревато злоупотреблениями. Усилитель не может существовать долго, в автономном режиме, без подпитки коллективным сознанием моих братьев и сестер. Когда я вырастила свой первый прибор, мне едва исполнилось девять лет...

— Сама вырастила космический корабль?

Опять ты о космосе... Нет, первый усилитель у любого ребенка — это всегда забава, что-то вроде ваших компьютерных игр, но намного сложнее. Не имея возможности надолго отлучаться из поселка, мы постигаем мир иначе. Скрипач был первым человеком, кто... напугал меня. Он обозвал поселок тюрьмой, набитой игрушками. И он был первым, кто сказал, что знанием надо делиться, даже в ущерб собственной безопасности.

— Э-э-э...

— Вот именно. В раннем детстве я была чрезвычайно романтичной натурой, излишне эмоциональной. У вас словом «усилитель» называют устройства для модуляции электрического сигнала, но электроэнергия — она всего лишь один из многочисленных и очень слабых способов передачи информации. Когда сотни и тысячи мыслящих контуров объединяются во имя добра, они способны решить любые задачи, в том числе и по выработке энергии.

— Значит, Забытые улетели, а вы продолжаете что-то придумывать?

— Постоянно.

— А Скрипач... Почему он не мог прилететь без тебя?

— Потому что в его окружении люди не способны договориться. Когда человеку никто не верит, он не способен выстроить цепочку разумов. А если эта цепочка все-таки вытягивается, Ложа Мастеров немедленно накладывает табу. Саша, ты все узнаешь, но сейчас нам надо спешить. Прежде чем ты вернешься к маме, я должна убедиться, что ты защищен.

Она взяла меня за руку, показывая, что разговор окончен, и мы отправились на экскурсию по усилителю.

По звездолету, как выражаются отсталые земляне.

Макина сказала, что прежде всего надо отказаться от мысли, что передо мной ровный пол. Я закрыл глаза и отказался от всех мыслей, но пол долго не хотел исчезать.

Лиза была чертовски терпелива, и с восьмой попытки я нащупал мягкую ступеньку эскалатора. Сердце так екнуло, что я двумя руками вцепился в ее пухлую ладошку. Но по крайней мере не свалился и не описался от страха.

Мы ехали вниз, а потом снова наверх, но никуда не пересаживались. Как объяснила Лиза, ступеньки — это тоже отражение реальности, человеческое представление об определенных удобствах передвижения.

— То бишь это я их вижу, а ты — нет? — осмелился спросить я, когда труба перешла в горизонталь и мы просто стояли на ровной беленькой дорожке, несущейся мимо голубых полос.

— Ступеньки придумал ты, Саша. Твой мозг выдает удобные для тебя образы. Ничего страшного, пусть пока будет так. Главное, что ты перестал бояться.

«Перестал бояться» — это сильно сказано, просто я впал в оцепенение. Труба снова рванула вверх, дорожка вздыбилась холмиками, и мы выкатились... на лужайку перед офигительно красивым замком. Настоящий замок, с башенками и подъемными мостами, со стрельчатыми окнами, витражами и зеленым вьюном на замшелых стенах.

Я попал в сказку.

Это походило на рекламу Диснейленда. Я насчитал три высоких черепичных шпиля, увенчанных надраенными бронзовыми флюгерами в виде каких-то неведомых животных. Ниже шпилей, за стенами, поднималось еще несколько крыш пониже, с мансардами и террасами, украшенными чугунными затейливыми решетками. На террасах расцветали фиолетовые цветы, по стенам, вместе с лучниками, разгуливали павлины, а в глубоком рву, окружавшем замок, плескались метровые налимы.

Над шпилями тихонько парили кучерявые облака, где-то журчала вода, звякал металл и раздавались тяжелые глухие всхлипы, точно работал кузнечный мех.

— Зашибись... — только и смог выдохнуть я. — Это тоже... тоже я придумал?

— Не совсем, — засмеялась Лиза. — Но я рада, что наши взгляды во многом совпадают. Если ты приглядишься внимательнее, то поймешь...

Я сделал несколько шагов по упругой сочно-зеленой траве и оглянулся. Шахта с эскалатором пропала. Вместо нее за спиной возник старинный кладбищенский склеп с потрескавшимся куполом на крыше два каменных изваяния стояли по бокам от распахнутых ворот. Железные ворота слабо покачивались, точно от ветра, а в подземелье уходила потрескавшаяся, заросшая мхом каменная лестница. На влажных кирпичных стенах чадили факелы, по ступенькам быстро проползла змейка и скрылась в разломе. Мне даже почудилось, как снизу дохнуло мертвецким холодом.