Орден надежды - Алекс Хай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слегка поклонился.
— Благодарю, Яков Алексеевич.
“Вон с глаз моих!” — проворчал он у меня в голове. — “Благодарите своих высоких благодетелей. В ином случае черта с два вы бы так легко от меня отделались!”
— С наступающим Рождеством, — сладко улыбнулся я. — И счастливого Нового года!
На это Козловский ничего отвечать не стал. А я вышел в коридор под завистливые взгляды оставшихся студентов.
Любомирский встретил меня дежурной любезной улыбкой.
— Рад встрече, ваше сиятельство, — он плотно закрыл двери аудитории и взмахнул рукой в сторону выхода. — Прошу прощения за то, что помешал вашему зачету, но вопрос неотложный.
— Я должен вас благодарить за счастливое спасение, — с не менее любезной улыбкой ответил я.
Любомирский улыбнулся чуть теплее.
— О, Яков Алексеевич склонен лютовать с младшекурсниками. Раньше даже присказка ходила: “Сдал теорблаг — можешь жениться”.
Я рассмеялся. В моем универе так говорили про сопромат. Забавное совпадение.
— Чем же я обязан вашему визиту, Станислав Янович? — я шел рядом с войтошем, стараясь не отставать. Походка у него была бодрая. — Должен признаться, не ожидал встречи так скоро.
— Мой господин желает вас видеть. Меня прислали сопроводить вас на аудиенцию у его высокопревосходительства.
Вот как. Без приглашений, без предупреждений.
Что-то случилось? Или ректор прознал о моих заигрываниях с Орденом Надежды? Или возникли вопросы по поводу пожара?
Вариантов много.
— Весь в вашем распоряжении, — я слегка склонил голову. — Благо только что я окончательно аттестовался и закрыл все долги.
— Прелестные новости, ваше сиятельство. Поздравляю. Первая аттестация — всегда весьма волнительный период. В таком случае поторопимся. Его высокопревосходительство готов принять вас немедленно.
В конце коридора мы встретились с двумя охранниками, очевидно, служившими личной свитой войтошу. Правда, на этот раз мужики были другие. Понятия не имею, зачем Любомирскому было это воинственное сопровождение, но меня оно не особо напрягало.
Покинув учебный корпус, мы вышли к крытой стеклянной галерее в административный. Эту часть здания, где сидели большие шишки, я еще не видел. Галерея парила над землей на высоте третьего этажа, и даже пол здесь был стеклянным.
Сперва я шуганулся — показалось, что сейчас упаду.
— Не бойтесь, ваше сиятельство, — улыбнулся войтош. — Это особое закаленное стекло. Даже если вся ваша группа примется здесь прыгать, ни единой трещины не появится на этом полу.
Я осторожно ступил на прозрачную плиту, потихоньку перенес вес — выдержало. Любомирский уверенно ступил на стеклянный пол и продолжил как ни в чем не бывало.
— Смелее, ваше сиятельство. Нас уже ждут.
Сколько еще фокусов и архитектурных решений таил этот Аудиториум? Я немного освоился на стеклянном полу, хотя все равно мне было не по себе. Но галерея вскоре закончилась, и мы оказались в роскошных коридорах Административного корпуса.
— Нам на самый верх.
Коридоры, лестницы, снова коридоры и, наконец, последняя лестница — и мы оказались в приемном холле перед массивными двустворчатыми дверями из резного дуба. На обитом алым бархатом диванчике съежился Ронцов. Увидев меня, парень вскочил.
— Миша! Так тебя тоже…
— Ага.
— Подождите здесь, господа, — распорядился Любомирский. — Я доложу о вас.
Войтош скрылся в кабинете, охранники заняли места по разные стороны дверей, а мы с Ронцовым переглянулись.
“Ты в курсе, зачем мы здесь?” — ментально спросил я.
“Понятия не имею… Сам удивился, когда меня сорвали с трапезы”.
“А меня — с зачета по теорблагу. К чему такая срочность?”
Желай Фрейд хотел что-то разузнать о пожаре в катакомбах, вызвал бы лишь меня. Ну, может попытался бы порыться в голове у Денисова. Но Ронцова там не было, и Серега точно ничего не знал.
Вряд ли дело было и в Ордене Надежды — о Сереге Мустафин лишь упоминал, но, насколько я знал, никто еще не вел с ним работы. Да и характер у Ронцова был несколько нервозный. Он бы точно как-то выдал поведением или словами о том, что его пытаются завербовать.
Тогда что?
“Не знаю, Миш”, — Ронцов и правда выглядел озадаченным. — “Но сейчас выясним”.
Резные двери начали медленно открываться, и перед нами возникло лицо Любомирского.
— Вас готовы принять, — шепнул он нам. — Аудиенция неформальная, но помните об этикете.
Еще интереснее. Войтош явно на что-то намекал, но на что? Ладно, отступать уже некуда. Сейчас все прояснится.
Любомирский остался снаружи, а мы с Серегой осторожно ступили на роскошный персидский ковер, подходивший к самому порогу. Обстановка здесь была подобающей человеку столь высокого статуса: всюду антикварная мебель, шторы из дорогой ткани ручной работы, на стенах — картины именитых мастеров.
— Проходите, господа, — раздался радушный голос ректора из глубины кабинета. — Не робейте.
Мы прошли дальше, мимо стеллажей и застекленных шкафов с драгоценными фолиантами, и оказались в основной части. Здесь, подле весело пылавшего камина, стоял Владимир Андреевич Долгоруков собственной персоной и какая-то женщина.
— А вот и наши самородки, — широко улыбнулся Фрейд. Видимо, снова решил играть роль доброго дедушки. — Знакомьтесь, милостивейшая государыня, Михаил Соколов и Сергей Ронцов.
Женщина обернулась к нам, и я узнал ее. Даже ни разу не видев ее в жизни, мне хватило лишь одного взгляда на эту даму, чтобы понять, перед кем мы предстали.
Великая княгиня Ксения Константиновна, сестра императора. Я много раз видел ее портреты в Аудиториуме — ведь она была патронессой этого места.
— Ваше Императорское Высочество, — я склонился так низко, как мог.
Ронцов, видимо, тоже сообразив, повторил мой жест.
Великая княгиня усмехнулась.
— Ох, они всегда так робеют, Владимир Андреевич. Словно увидели божество. Прошу, господа, не гните спины. Вас сюда пригласили не для этого.
Мы выпрямились, все еще боясь лишний раз вдохнуть. Ксения Константиновна, чуть покачивая бедрами на высоких каблуках, направилась к нам и протянула мне первому руку в шелковой перчатке. Ну что ж, будем целовать ручки.
— Вот видите, юные господа, я совсем не кусаюсь.
Казалось, наше смущение откровенно ее забавляло. Ну и ладно, с меня не убудет.
Она оказалась старше, чем ее изображали на парадном портрете. Лет сорок пять, а может и старше — полагаю, Романовым были доступны процедуры, позволявшие дольше сохранить молодость.
Но даже годясь мне в матери, Ксения Константиновна была еще ого-го. Стройную и подтянутую фигуру облегало строгое, но явно дорогущее платье. Светлые волосы Великой княгини были затянуты в пучок. Главными акцентами была брошь с гербом Аудиториума и аккуратные серьги в цветах ее Дома — с черными, желтыми и белыми камнями.
— Такие юные, — улыбнулась Ксения Константиновна и взглянула на ректора. — Владимир Андреевич, я
