Пара из дома номер 9 - Клэр Дуглас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какая невоспитанность! – говорю я Тому, и мы неловко смеемся, когда он опускается в кресло рядом со мной.
Мама возвращается через пять минут и возвращает мне мой телефон. Она не говорит мне, о чем они беседовали. Вместо этого наливает себе чашку чая и присоединяется к нам за столом.
– У меня появилась идея, – объявляет она. – Думаю, нам следует уехать в Испанию. Вы можете пожить у меня некоторое время.
Я чуть не давлюсь своим чаем.
– Ты шутишь?
– Мне кажется, здесь небезопасно оставаться.
– Но как же наша работа? И что будет с бабушкой? Мы не можем просто… взять и уехать.
– В Испании есть дома престарелых, – говорит мама. – Мы можем взять бабушку с собой.
– Если мы уедем, – прагматично возражает Том, – все наши проблемы будут ждать нас здесь, когда мы вернемся. Мы не можем убежать, Лорна.
В этом-то и проблема с мамой. Она всю жизнь считала, что бегство – это ответ на все вопросы.
От чего же она убегает на этот раз? Есть ли что-то, о чем она мне не говорит?
По пути к дому престарелых мама рассказывает мне о своем визите к Алану Хартоллу. Том остался дома со Снежком охранять коттедж, сказав, что собирается ободрать обои в маленькой спальне. При этих его словах по маминому лицу прошла печаль. Она помнила эти обои. Это были ее обои из тех времен, когда она была маленькой, – связь с прошлым.
Когда мы уходили, я не забыла дать Тому номер сержанта Барнса на случай, если он заметит, что Дэвис рыщет вокруг дома. Потом, когда я вернусь домой, я сама позвоню Барнсу, чтобы сообщить о том, что случилось с мамой. Дэвису не должно сойти с рук нападение на женщину прямо на улице.
– Итак, я думаю, что Шейла Уоттс присвоила личность Дафны Хартолл. Я уверена, что женщина, которая жила у твоей бабушки, – это она же.
– И она лгала бабушке?
Мама пожимает плечами.
– Не знаю. Мы можем попробовать спросить ее об этом, когда приедем туда. В любом случае я попросила твоего отца проверить, что он может узнать о Шейле Уоттс и Дафне Хартолл.
– Я уже спрашивала его о Шейле, – говорю я, объясняя про досье и про то, как нашла имя Нила Люишема в статье, относящейся к другому делу. – Нам нужно обратиться в полицию, я уверена, – говорю я, зная, что мама не согласится. – Детектив-сержант Барнс, возможно, сможет разобраться во всем этом.
– На кого работает Дэвис и что ему известно? – задумчиво произносит мама. – Тьфу, это просто пипец какой-то!
– Мама! Не выражайся!
– Ну извини, но это так. А пытаться добиться чего-либо от бабушки – все равно что драть зубы по одному.
Идет сильный дождь, «дворники» на моем «Мини Купере» сердито скрипят, работая в полную силу. Приходится включить отопление, потому что я вижу, как мама дрожит в своем тонком пиджаке. Она отказалась взять плащ у меня или Тома. Ее темные кудри – так похожие на мои, только короче, – от сырости вьются еще сильнее.
Когда мы прибываем, бабушка, как обычно, сидит в кресле у стеклянных дверей, выходящих в сад; как обычно, я думаю о том, что она, должно быть, скучает по возне в теплице, уходу за редиской и посадке луковиц на своем участке. Звук дождя, барабанящего по двойным стеклопакетам, в сочетании с тропической жарой придает комнате уют. На бабушке зеленый джемпер, который я купила ей на Рождество два года назад. Перед ней лежит незаконченный пазл с изображением собаки – тот самый, который мы уже собирали. Ее поредевшие волосы кудрявятся вокруг лица, как вата. У меня – как и каждую неделю – замирает сердце, когда я вижу ее такой маленькой и уязвимой.
Она улыбается нам с мамой, когда мы садимся на стулья рядом с ней. Но это вежливая улыбка. Такая, какую дарят незнакомцам.
– Чем могу быть полезна? – спрашивает она. Я чувствую, как мама напрягается рядом со мной.
– Бабушка, это я, Саффи.
Ее глаза загораются.
– Саффи!
– И твоя дочь, Лорна, – добавляет мама.
– Лолли!
Я вытираю слезу, выступившую в уголке глаза, надеясь, что никто не заметил. Никогда раньше не слышала, чтобы она называла мою маму этим именем, и мне интересно, не вернулась ли она в прошлое, в то время, когда мама была маленькой девочкой.
– Да, – говорит мама, в ее голосе слышится облегчение. Она берет бабушкины руки в свои ладони. – Это Лолли.
– Прости меня, Лолли, – говорит бабушка, и лицо ее идет складками. – Мне так жаль…
По ее щекам текут слезы. Мне кажется, что мое сердце сейчас разорвется.
– О чем ты жалеешь? – ласково спрашивает мама, ее глаза полны беспокойства, когда она смотрит на меня, а затем снова на бабушку. – Ты не должна ни за что извиняться.
– Полиция вернется?
– Не беспокойся о полиции. Я с ними разберусь, – твердо говорит мама, потом, словно фокусник, достает из кармана бумажный платок и протягивает бабушке. Кажется, у нее всегда есть про запас эти платки – бог знает где, при ее-то облегающих нарядах. Бабушка берет платок и вытирает слезы.
– Мама… – Моя мама колеблется, бросает на меня обеспокоенный взгляд. – Могу я спросить, помнишь ли ты человека по имени Нил Люишем?
Бабушка смотрит на маму широко раскрытыми глазами, но ничего не говорит.
– А Шейлу Уоттс ты не помнишь? – допытывается мама.
– Шейлу Уоттс?
– Да. Ты уже упоминала о Шейле, помнишь?
Бабушка поворачивается ко мне, все еще вытирая щеки.
– Джин ударила ее по голове. Джин ударила ее по голове, и она больше не встала.
– Джин ударила Шейлу? – спрашиваю я.
– Нет. Джин ударила Сьюзен. Сьюзен умерла, – говорит бабушка, и в голосе ее звучит легкое раздражение, как будто мы должны знать, о чем она говорит.
«Сьюзен? Кто такая, черт возьми, Сьюзен?»
– Сьюзен – это тело в саду? – спрашиваю я мягко, не желая пугать ее.
– Я не знаю, в саду ли она, – говорит бабушка, нахмурившись, разрывая платочек в руках. – Я не знаю, куда они ее положили.
– Кто это «они»?
– Люди, которые пришли забрать ее, конечно. Они же не собирались просто оставить ее там истекать кровью, правда?
Краем глаза я вижу на мамином лице недоуменное выражение.
– Так Сьюзен умерла? – спрашиваю я. Мой желудок сжимается от беспокойства. Бабушкина память похожа на разбитое витражное окно: по отдельности осколки ничего не значат, но, если их расставить в правильном порядке, можно увидеть
