Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века - Александр Иванович Борозняк

Десятиклассники из Бергкамена опубликовали фотографию неизвестного остарбайтера, получившую впоследствии широкое распространение. «Этот снимок, — писали они, — был передан нам фрау С., которая сохранила его и разрешила нам сделать увеличенную копию. Фотография была сделана тайком в кухне крестьянского дома. Перед нами юноша, которому, пожалуй, около 18 лет, он очень серьезен. Его можно пожалеть. На его одежде видна нашивка “OST”. Каждый депортированный из Советского Союза должен был носить этот знак отличия. Он показывает нам свой номер. Фрау С. говорила, что он нередко работал в ее хозяйстве, был очень скромным, симпатичным и интеллигентным молодым человеком. Мы ничего не знаем о его дальнейшей судьбе. Удалось ли ему вернуться на родину или его могила находится на кладбище в Бергкамене?»[723].

Почему юношам и девушкам, родившимся через два десятилетия после окончания войны и выросшим в обстановке сытости и стабильности, запала в душу эта больная тема? Вот к каким взрослым выводам пришел Дирк Румберг во время работы над проектом: «Исследование национал-социализма — это нечто принципиально иное, чем Исследование Тридцатилетней войны. Я должен постоянно придерживаться определенной политической позиции. Политику и историю просто-напросто невозможно отделить друг от друга… Главный вопрос для меня состоит в следующем: что нужно делать, дабы помешать возрождению нацистской системы?»[724]. И совсем не по-детски рассуждала десятиклассница из Хамма Габриэле Райциг: «Существует прямая взаимосвязь между историческим и политическим сознанием. Современное общество не может, по нашему мнению, пренебречь опытом прошлого. Напротив, этот опыт необходимо использовать, сделать достоянием сегодняшнего дня»[725].

«Когда работы начали поступать в жюри, — вспоминал гамбургский педагог профессор Бодо фон Боррис, — их количество и их качество превзошли все наши ожидания… Поражала способность детей проявить симпатию к жертвам нацизма, понять ситуацию, в которой оказались попутчики режима»[726]. Член куратория профессор Клаус фон Бисмарк, бывший офицер вермахта, после войны — руководитель телерадиокомпании WDR, президент Института имени Гёте, вспоминал: «Школьники меняли сложившиеся, в том числе и мои, мнения. Авторы работ были более самостоятельными и более оптимистичными, чем мне представлялось. У них были собственные идеи! Они совсем не думали о том, чтобы тащиться вслед за учителем»[727]. Член жюри конкурса профессор Вольфганг Якобмайер отмечал: «Если мы рассмотрим все это в комплексе: увлеченность школьников проблематикой остарбайтеров, качество представленных сочинений, с одной стороны, и отсутствие интереса к этой теме у историков-профессионалов, с другой, то поймем, что мы имеем дело с историографическим событием, значение которого далеко выходит за пределы конкурса»[728].

Норберт Фрай, говоря о президентском историческом конкурсе, воздал должное «юношескому любопытству — наивному и свободному от предрассудков», позволившему «пробудить коллективную память и высветить “белые пятна”, оставленные “взрослой” исторической наукой»[729]. Оценивая работы школьников, Мартин Брошат указывал на их «исторически значимый отказ от традиционной Heimatgeschichte» (локальной истории), которая была лишена критического подхода, а зачастую носила апологетический характер[730]. «Тот, кто стремится к исследованию конкретной истории, должен читать работы школьников»[731], — в этой оценке Вольфганга Якобмайера нет ни малейшего преувеличения.

Сочинения, представленные на конкурс и находившиеся, казалось бы, в зоне любительского историописания, далекой от магистрального направления исторических изыскании, стали существенным дополнением к корпусу профессиональных исследований, в известной мере — вызовом, обращенным к научному сообществу.

По мнению Рейнгарда Рюрупа, школьные исторические конкурсы стали «частью культурного и научного ландшафта ФРГ», их с полным основанием можно причислить к «традиции демократических движений в Германии». Он подчеркнул, что существует неразрывная взаимосвязь между характерной для конкурсов методикой изучения истории повседневности и «извлечением уроков из забытой, вытесненной из памяти истории»[732].

Только в середине 1980-х гг. профессиональные историки ФРГ обратились к судьбам граждан европейских стран, насильственно угнанных в нацистскую Германию. Этому комплексу нацистских преступлений против человечности посвящены новаторские монографии Вольфганга Якобмайера и Ульриха Герберта[733]. Их исследования тесно связаны с конкурсом школьных исторических работ: первый является членом научного совета конкурса, второму принадлежит заслуга издания сборника, включившего лучшие работы конкурсного тура 1981–1982 гг.

Система нацистского рабского труда — эта, по определению Герберта, «непрерывная цепь нарушений прав человека, жестокостей и подлостей» — была осуждена Нюрнбергским международным трибуналом. «Но эта тема, — подчеркивал автор, — никогда не была в ФРГ предметом открытых дискуссий». В работах по истории диктатуры она «не рассматривалась вовсе или же находилась на далекой периферии исследований». Герберт указывает на то, что за преступное использование рабского труда несут ответственность (что само собой разумеется) не только представители коричневой элиты, но и простые немцы. «Убийство миллионов евреев тщательно скрывалось, преступления против жителей оккупированных регионов происходили далеко, “где-то там, на Востоке”. Но иностранных рабочих нельзя было полностью изолировать, они находились среди немцев, в жилых кварталах, на рабочих местах». Верх в отношении к «остарбайтерам», констатирует ученый, взяли «расовая ненависть к русским и страх перед большевизмом», «дискриминация русских и поляков считалась столь же обычной, как ежедневные картины колонн полуголодных людей, двигавшихся ежедневно на работу по городским улицам»[734]. По оценке еженедельника «Die Zeit», положения монографии Герберта «невозможно ни опровергнуть, ни поставить под вопрос»[735].

Участникам конкурсных туров 1980–1983 гг. сегодня уже далеко за сорок. Только некоторые из них стали профессиональными историками, но все они получили урок гражданского воспитания и, как пишет одна из лауреатов Катя Фауссер (Мюнстер), «сохранили в своей жизни заряд конкурса, сберегли незаурядный интерес к социальным проблемам, к способам их решения»[736].

Работы немецких школьников (как опубликованные, так и неопубликованные, но бережно хранящиеся в архиве Фонда Кёрбера) содержат ценные документы по различным аспектам истории Третьего рейха. Этот корпус источников еще ждет своих исследователей. Школьниками были собраны столь многочисленные документальные источники, что на их основе Фондом Кёрбера и Немецкой евангелической церковью была организована передвижная выставка о судьбах советских военнопленных и остарбайтеров, вызвавшая значительный отклик в различных районах ФРГ[737]. На открытии выставки в Бонне в апреле 1985 г. присутствовали сотрудники двух десятков дипломатических миссий.

«Перед нашими глазами в непосредственной близости проходит сама история, — говорил на торжественной презентации выставки президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер. — Юноши и девушки исследовали страдания людей, муки которых происходили в тех самых местах, где сегодня живут участники конкурса. Именно это помогло понять проблематику иностранных рабочих и военнопленных — куда лучше, чем любые теоретические рассуждения. Исходя из принципов