Дисбат - Юрий Брайдер

— Что я вижу! В то время, как банды людей топчут ближайшие окрестности города, среди нас нашлись такие, кто честному служению предпочел бездумное веселье! Не разврат, не злые козни, не вредительство, что было бы объяснимо и даже простительно, а полнейшее безделье! Можно подумать, до вас не дошла весть об объявленной накануне немедленной и поголовной мобилизации!

Любители пива, уже приготовившиеся было к активной обороне, стали наперебой оправдываться.

Одни клялись, что заглянули в этот вертеп всего на минутку, чтобы в преддверии великой битвы выпить последнюю кружечку пива. Другие доказывали, что после сражений возле асфальтобетонного завода, у Каль-винского собора и на улице Клары Цеткин они признаны инвалидами. Третьи с пеной у рта утверждали, . что ни о какой мобилизации слыхом не слыхивали, поскольку накануне весь день спали, грезили, болели или вообще отсутствовали в городе.

Незваному гостю посмел возразить лишь привратник, которому кружка свежей человеческой крови добавила не только сил, но и самомнения.

— Ну и новость ты нам принес! Да о ней уже целый день судачит вся округа! И ради этого стоило ломать дверь и переворачивать столики? Мы вольные духи и останемся такими, даже превратившись в бесов! Никто не вправе .навязывать нам свою волю! Плевал я на вашу мобилизацию! Захочу — и не пойду!

— Если не хочешь идти, тогда полетишь, — хладнокровно возразил пришлый бес.

Повинуясь легкому взмаху его руки, огромная туша привратника оторвалась от пола, дважды плавно перевернулась в воздухе и медленно поплыла к зияющему провалу входных дверей.

Едва только это случилось, как Синякову немедленно вернулась способность распоряжаться собственным телом. Стараясь перекричать поднявшийся в пивной неимоверный гам (у привратника нашлись не только враги, но и сторонники), он обратился к Шишиге:

— Сматываемся отсюда! Тут где-то должен быть служебный выход!

Знакомым путем, которым их юношеская компания неоднократно спасалась от милиции и дружинников, Синяков преодолел кухню, подсобку, два коридора, раздевалку для рабочего персонала и оказался на захламленном заднем дворе, где произвел страшный переполох среди кур (или среди духов, принявших куриный облик). Шишига, которого, похоже, совсем не устраивала перспектива немедленной мобилизации, выскочил вслед за ним.

— Перевяжи скорее руку! — крикнул он. — Иначе тебя по запаху крови найдут!

Синяков на бегу выхватил носовой платок и кое-как замотал продолжавшую кровоточить рану.

— Ты не думай, что все мы такие, как этот мясник, — словно оправдываясь, продолжал Шишига. — Ведь это то же самое, что алкоголизм у людей. Некоторые без глотка и дня прожить не могут. А меня, например, совсем не тянет.

— Меня к водке тоже не тянет! — огрызнулся Синяков. — Но когда есть возможность выпить, никогда не отказываюсь!

Уйти от пивной далеко они не смогли. Что ни говори, а потеря крови сказывалась. Буквально через тысячу шагов у Синякова закружилась голова и появилась одышка. Шишига, правильно оценив состояние своего спутника, затащил его под какую-то арку, на обшарпанных стенах которой призывы типа «Долой учредиловку!» соседствовали с лозунгами «Спартак — чемпион» и «Рок жив».

— Ох, — прохрипел Синяков, — воздуха не хватает… А ведь раньше всю чужую защиту мог перебегать…

Где мы сейчас?

— Как я это тебе объясню? — пожал плечами Шишига. — Мы ведь все здесь называем по-своему.

— Интересно… Ну и как, к примеру, называется это место? — Синяков был готов болтать о любых пустяках, лишь бы ему позволили спокойно посидеть.

— Скорбище, — коротко ответил Шишига.

— Почему так мрачно?

— Здесь тень, падающая из вашего мира, особенно многолика… И особенно черна… Люди насмерть рубились на этом пятачке еще задолго до основания города. Потом тут стояла первая крепость, которую много раз брали штурмом враги. Где-то рядом было лобное место, где сажали на кол чужаков, колесовали преступников, жгли еретиков, вешали простолюдинов и обезглавливали знать. Какая бы власть ни свергалась или ни воцарялась в городе, а кровь чаще всего лилась именно здесь. Поблизости от этого места всегда было много церквей, но заведений, где. пытали и уничтожали инакомыслящих, — еще больше. Вон на той улочке полсотни лет назад погиб один очень известный человек. Наемные убийцы заманили его сюда из другого города. Такие места, пропитанные безвинной кровью и отравленные предательством, всегда считались проклятыми. Здесь надо пореже бывать, а уж жить — ни в коем случае. Вы же по десять раз отстраивали эти руины, хотя результат с каждым разом был все хуже и хуже.

— Кажется, я понял, о каком районе ты говоришь… У нас он называется Святым предместьем. Действительно, в последний раз его отстраивали совсем недавно. Оно, как ни странно, считается местной достопримечательностью. Памятником старины… Надо сказать, картина жалкая. Двухэтажную хрущевку, даже крытую красной черепицей, трудно выдать за шедевр древнего зодчества.

— Дело не в этом. Зло навечно оставило здесь отпечаток своего копыта.

— Тебе виднее… Впрочем, я и раньше не любил тут бывать. Водку в местных кабаках безбожно разбавляли, шалавы были сплошь трипперными, милиция под вечер просто зверела… А несколько дней тому назад невдалеке отсюда засудили моего сына. — Вспомнив о Димке, Синяков добавил: — Зря мы этого Леху упустили. Уверен, он знает дорогу в дисбат.

— А я не уверен, — возразил Шишига. — Разве ты не заметил, что у него не все с головой в порядке. Это же не человек, а ходячий труп. Все кому не лень сосут из него кровь. За кружку сивухи, за женские прелести да и за просто так… Парень долго не протянет.

— Тем более. Его надо было спасать. Увести отсюда… Спрятать где-нибудь…

— Странные вы существа — люди. Если бы Лехе здесь не нравилось, он бы давно сам ушел… Да, он убивает себя. Но убивает по собственной воле. Есть у вас такая блажь.

— Тебе меня не переубедить. — Синяков, проветривая легкие, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. — Уже вроде полегче… А что это за тип, который в пивную ворвался?

— Я его впервые вижу… В эту западню угодило множество духов. Скорее всего — он один из нас. Но только куда более могущественный, чем, к примеру, я.

Теперь он стал столь же могущественным бесом и позволяет себе то, чего никогда бы не позволил в преисподней. Вполне возможно, что в мире людей у него был очень могущественный подопечный, которого с недавних пор оставила удача. Если вернешься назад, почитай газеты за этот период. Или где-то свергли диктатора, или разорился знаменитый богач, или на месте преступления схватили досель неуловимого преступника.

— Как я понимаю, покровительствуя добрым людям, духи делают доброе дело, а покровительствуя злым — наоборот.

— Не совсем так. Духу безразлично, чем занят его подопечный — уничтожением ближних своих или созданием произведений искусства. Его забота — сделать так, чтобы его чаяния осуществились.

— Это аморально.

— Плевать мы хотели на вашу мораль. Прости, конечно, за грубость. Но впредь не путай отношений — между людьми в рамках вашего общества и отношений между человеком и духом. Это совершенно разные понятия… Ну как, ты уже можешь идти?

— Конечно. — Ощущая легкое головокружение, словно от стакана шампанского, Синяков встал на ноги. — Подумаешь, пол-литра крови! Невелика потеря. У меня ее литров пять.

— Однако ведь нам по этому городу еще шастать и шастать…

Глава 14

Теперь они передвигались с предельной осторожностью, словно опасаясь попасть на мушку невидимого снайпера: добравшись до очередного поворота, из-за угла внимательно осматривали открывшуюся улицу и, если ничего подозрительного в поле зрения не попадалось, бросались вперед, к ближайшему укрытию.

Ясно, что ни о посещении пивных, ни о созерцании городских достопримечательностей, порожденных причудливыми сочетаниями разновременных теней, самым загадочным образом материализовавшихся в Пандемонии, сейчас не могло быть и речи.

(Хотя посмотреть было на что — например, на Дворец пионеров, трансформировавшийся в мрачный готический храм, или на конный памятник какому-то военачальнику, чья фигура приобрела сходство с кентавром, из прежней атрибутики сохранившим только генеральскую фуражку, полуконскую-получеловеческую морду да ряды медалей, оказавшихся в том месте, где у верховых лошадей должны проходить ремни нагрудника.)

— Надо спешить, — сказал Шишига, когда они, прячась в подъезде, пережидали длинную процессию бесов, с заунывным пением бредущих куда-то прямо посреди мостовой. — Скоро ночь, любимое наше время. Тут уж начнется такой шабаш, что тебе и на танке не проехать.

— Когда же вы спите?

— Никогда. Нам это не нужно.

— Ты, главное, выведи меня из города. А я уже сам постараюсь отыскать людей. Помнишь, тот бес, который ворвался в пивную, говорил, что они бродят где-то в ближайших окрестностях.