Да – тогда и сейчас - Мэри Бет Кин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока Энн была в туалете, кафе заполнили посетители. У стойки спиной к ней стоял полицейский, за ним девушка, одетая мальчиком из частной школы: в красном берете поверх короткого парика и очках с толстой черной оправой. Там же была парочка в костюмах печенья и молока. Некто, наряженный яичницей с беконом. Чудо-женщина. Билл и Хиллари Клинтон. Осенний вечер вступил в свои права, и на улице резко похолодало. За окном прошла Пеппи Длинныйчулок под руку с Котом в сапогах.
Девушка-мальчик и полицейский отошли от стойки, и Энн пришлось отступить, чтобы пропустить их. Из-под парика у девушки выбилась темно-русая прядь. Полицейский задел Энн рукавом, она вздрогнула, ощутив прикосновение грубой ткани, и выставила перед собой ракетку, точно щит.
В дверях одетая мальчиком девушка что-то сказала своему спутнику, скользнула рассеянным взглядом по Энн – и обернулась к ней. Полицейский придерживал ей дверь, но девушка остановилась, сняла бутафорские очки и через весь набитый людьми зал посмотрела Энн прямо в глаза. На улице шуршали по тротуару опавшие листья. Кейт Глисон. Это имя зазвенело в висках, словно гонг.
– Господи Иисусе, – произнесла Энн вслух и уставилась на патрульного рядом с Кейт.
Он как две капли воды походил на Брайана Стенхоупа образца тысяча девятьсот семьдесят третьего года.
– Вы в порядке, леди? – спросил Билл Клинтон, приподняв маску. – С вами все хорошо?
Энн кивнула, обходя незнакомца, чтобы не упустить из виду Кейт и Питера. Все случилось не так, как она себе представляла. Возможно, эти двое случайно пересеклись час назад. Возможно, это простое совпадение. Возможно, выпускники Святого Варфоломея решили устроить встречу в Нью-Йорке и позвали Питера. Все это было вполне возможно, но в душе у Энн уже поднималось мощное, как девятый вал, дурное предчувствие. Она ждала, что сын обернется и увидит ее. Тогда она скажет ему все, что собиралась, и неважно, что рядом Кейт. Скажет, что он не обязан принимать ее, если не хочет, что она здесь, а все остальное остается на его усмотрение, но ей все-таки хочется надеяться, что ее не прогонят. Скажет, что она вовсе не собиралась за ним следить, а лишь хотела увидеть его снова, что она сильно изменилась, что им понадобится время, но они все равно могут помириться, ведь ничего невозможного нет. Если надо извиниться перед девчонкой за то, что она подстрелила ее отца, что ж, она готова. Это был несчастный случай. Злая судьба привела Фрэнсиса Глисона на их порог в самый неподходящий момент.
Однако, отвернувшись от Энн, Кейт не сказала Питеру ни слова. Они вышли на улицу вдвоем и растворились в осеннем мраке.
Два часа спустя, выжимая восемьдесят миль в час, несколько раз пропустив поворот, чудом выбравшись на шоссе и почти добравшись до Саратоги, Энн поняла две вещи. Во-первых, костюм Питера мог быть и не карнавальным. Во-вторых, между колен у нее все еще зажата замызганная ракетка для пинг-понга с ключом от туалета.
Глава тринадцатая
Фрэнсис никогда не сказал бы такого Лине, но знал, что это правда. Нечто подобное главные герои говорят своим долготерпеливым женщинам, пока зрители, призадумавшись, смотрят на них из темноты кинозалов. Не ведись на этого козла, малышка. Он тебя недостоин.
Теперь Фрэнсис знал, что это правда. Что бы ни было между ним и Джоан, это не имело отношения к Лине и ничего для него не значило. Иногда у него хватало мужества признать, что это его вина. Наутро после вечеринки в честь выпускного Кейт, когда Джоан небрежно, как подросток, сунула ноги в сандалии, он будто коснулся провода под напряжением и не смог отпустить. Неделями он думал не переставая – как удивительно, что такое случилось с ним именно после того, как ему изуродовали лицо, ведь между ним и Джоан что-то несомненно произошло, хотя оба не сказали ни слова. Но шли месяцы, Джоан не появлялась, всего лишь думать о ней – разве это грех?
Перед Хеллоуином Джоан попала в список сборщиков подписей за нового кандидата на окружных выборах. Увидев ее имя, Фрэнсис так разволновался, будто она сама вошла в комнату.
В следующий раз они встретились на рождественской ярмарке. Лина вызвалась торговать сладостями на благотворительной распродаже и раз сто спросила мужа, сможет ли он погулять один, не страшно ли, если ужин будет попозже – вечером ей придется закрывать киоск, – и справится ли он без трости. Трость стояла в прихожей, Фрэнсис заметил ее, когда они выходили из дома, но брать не стал – голова давно уже не кружилась. Фрэнсис видел, до чего Лине неймется подать ему трость, ведь на улице уже стемнело и на опавших листьях легко поскользнуться, но она понимала, что он терпеть не может и саму трость, и когда кто-то напоминает, что она ему нужна. Проводив жену до киоска, Фрэнсис отправился прогуляться по ярмарке. Ученики хореографической студии высыпали на улицу, чтобы исполнить танец под открытым небом. Это были совсем еще малыши; пухлые детские животики выпирали под леотардами. На холоде танцоры немедленно покрылись гусиной кожей, и Фрэнсис подумал, что стоило бы им надеть куртки. Он попробовал чили из четырех стаканчиков, написал свой вердикт на карточке и бросил ее в ящик для голосования, потом прошелся мимо киосков представителей строительных фирм и разговорился с одним из них, отставным полицейским. Тот занимался продажей и установкой винилового сайдинга и искал на ярмарке новых клиентов. Но Фрэнсиса больше интересовали новости из сорок первого участка. Его новый знакомый служил в двадцать шестом.
– А ты сам ни с кем не видишься? – осторожно спросил отставник. – Я думал, ребята из сорок первого все время к тебе приходили.
В больнице его несколько раз навещали трое парней, они же пару раз заходили в гости после выписки. Лина тогда помогала Фрэнсису пересесть на диван, потому что он не хотел принимать посетителей в постели. Ребята толпились вокруг него, даже не сняв курток, не зная, что делать и о чем говорить.
– Вижусь, конечно. Отличные парни. Но ты же представляешь, как они заняты.
Отставник принялся рассказывать о своих сыновьях и каких-то конфликтах у них в университетской
