Да – тогда и сейчас - Мэри Бет Кин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У нее полностью выпали волосы, но постепенно начали отрастать новые, похожие на пушок только что вылупившегося птенца. Заморачиваться с париками и шарфами она не стала, а если было холодно, надевала старую шапку одной из дочерей.
Спустя некоторое время Лина окрепла настолько, что смогла выходить на улицу, опираясь на руку мужа, и однажды, выбившись из сил в квартале от дома, села на бордюр и ждала, пока Фрэнсис за ней приедет.
Наступила весна, Лина пошла на поправку, и обоим стало казаться, что худшее позади. Кейт оканчивала первый курс.
Как-то утром Фрэнсис и Лина сидели на кухне.
– Хочешь, съездим в питомник за новыми деревцами? – предложил Фрэнсис. – Посадим на выходных.
Лина пила чай. Из чайника поднимался пар.
– Фрэнсис, – сказала она, – между тобой и Джоан Каваной что-то было? Этой зимой?
Лина произнесла это так спокойно и добродушно, словно спрашивала из чистого любопытства и ответ нисколько ее не волновал. И слегка улыбнулась мужу, будто хотела ободрить.
Фрэнсис зажмурился, вцепившись в край стола. Кровь бросилась ему в лицо.
– Я так и думала, – заключила Лина.
Когда Фрэнсис набрался мужества, чтобы посмотреть на жену, она плакала, прижав ладонь ко рту.
– Дело в том, – проговорила Лина ровным голосом, без всякого выражения, – что я никогда, ни за что на свете не поступила бы так с тобой.
Фрэнсис знал, что это правда.
Фрэнсис долго гадал, откуда Лина узнала, и чем больше гадал, тем сильнее ругал себя за это. Нашла банковский чек? Или их кто-то видел? Глупо было садиться в машину Джоан и везти ее до самого дома.
На самом деле это Кейси Кавана рассказала все Кейт, та – сестрам, а они – Лине. Кейси позвонила Кейт в приступе бешенства, в слепом гневе на мать, на подругу и ее идеальную семейку, которую весь город обожал только за то, что их папаша – каждой бочке затычка – сунул нос не в свое дело и получил пулю.
То, что кто-то сказал про ее отца «каждой бочке затычка», показалось Кейт таким забавным, что она не сразу поняла, о чем вопит в трубку Кейси. Уж если на то пошло, «каждой бочке затычка» обычно говорят о женщинах. О не в меру любопытных пожилых кумушках. Разве можно так назвать ее молчаливого отца, который оказался в ту ночь на пороге соседнего дома, потому что был смелым, потому что был настоящим полицейским, привыкшим поступать как должно? И вообще, что это Кейси несет?
Кейт отказывалась верить, но Натали убедила ее: надо поговорить с матерью. Все это казалось форменным безумием, но, если по городу поползли слухи, лучше, если мама услышит не от посторонних. Вместо того чтобы прийти в ужас и разрыдаться, Лина припомнила один странный телефонный разговор. Еще она вспомнила, как звонила домой с работы, когда поставила на плиту рагу, а конфорку включить забыла. Лина звонила снова и снова, но Фрэнсис так и не ответил. Вечером она спросила, куда он отлучался, но Фрэнсис заверил ее, что целый день был дома.
– Мама, не вздумай его прощать, – заявила Сара. – Пусть катится на все четыре стороны.
Натали была того же мнения. Кейт разозлилась на мать и сестер за то, что они оказались такими легковерными. Наверняка случившемуся было объяснение.
– Девочки, – сказала Лина, – это касается только меня и вашего отца.
Дочки приехали домой на День матери. К их приезду Фрэнсис посадил цветы. Сара и Натали старались избегать отца, а Кейт не спускала с него глаз и в конце концов подстерегла у сарая.
– Это правда – что про тебя сказала Кейси?
Он мог бы соврать, и Кейт ему поверила бы. Она поверила бы любой лжи, лишь бы оградить себя от горькой правды.
Фрэнсис повесил на крючок садовые ножницы, бросил грабли в ящик с инструментами.
– Это касается только меня и твоей мамы, – произнес он, не глядя на дочь.
– Это отвратительно. Просто чудовищно. – Кейт сделала шаг к отцу, точно собиралась его толкнуть. – Как ты мог? После всего, что она для тебя сделала? За что ты так с ней обошелся?
– Я не знаю.
Это была правда.
– Не знаешь? – Ее голос стал хриплым от ярости. – Не знаешь?
Кейт пошла к дому, но тут же остановилась и повернулась к Фрэнсису:
– Я встречаюсь с Питером. Мы ездили друг к другу. Я люблю его. Раньше мне было стыдно, а теперь нисколько. – Она пристально смотрела на отца, ожидая его реакции. – Он никогда со мной так не поступит. Как ты поступил с мамой.
Тут Фрэнсиса внезапно охватила ярость. Он ни разу в жизни не бил своих девочек, но сейчас с трудом сдержался, чтобы не залепить дочери пощечину.
– Кейт! Ради бога! Тебе пора повзрослеть.
– И знаешь, что еще? Мама в курсе. Она не возражает.
– Ну да, конечно.
– Это правда. Спроси у нее. В чем проблема? Не нравится, что у мамы есть от тебя тайны? Что она сделала что-то за твоей спиной?
На следующий день, когда девочки сели в автобус и отбыли в Нью-Йорк, Лина прилегла отдохнуть в комнате Кейт. Фрэнсис не знал, захочет ли жена его впустить, и пересказал разговор с дочерью, стоя на пороге.
– Это, скорее всего, ненадолго, – пробормотала Лина, не глядя на него. Ее пальцы теребили детское одеяльце Кейт.
– Она сказала, что любит его.
– Я ее предупреждала. Объясняла, что любовь не всесильна. Но если мы начнем на нее давить, будет только хуже.
Фрэнсису стало страшно.
– Как можно быть такой дурой? После всего, что со мной случилось? Почему именно он? Именно этот парень? Ты должна поговорить с ней, меня она не послушает. Мы никогда не ругали ее за то, что она убежала тогда из дома.
Лина впервые за несколько дней посмотрела на мужа:
– А теперь ты ее обвиняешь?
– Нет, конечно.
В конце концов, они же еще совсем молодые. Глядишь, их чувство скоро выдохнется. Лина была счастлива, что дочка влюбилась, а что избранником оказался Питер, не так уж важно. Она сама бросалась в любовь очертя голову. Возможно, Кейт в нее. Когда-то Лина призналась Фрэнсису первой. Его это потрясло: в те времена так было не принято. Они гуляли по Бей-Риджу, потянулись друг к другу, чтобы поцеловаться,
