Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Дэн Абнетт

Не задавая лишних вопросов, Кара Свол схватилась за ручки моего кресла и выкатила меня наружу, сбежав по опущенным сходням. Конечно, я и сам справился бы с этой задачей, но чувствовал, что она, как и все остальные члены моей команды, нуждалась хоть в какой-нибудь работе, лишь бы только отвлечься от мучительных мыслей. Следом за нами из корабля выбрался Гарлон Нейл. Он тут же подошел к самому краю платформы, чтобы заглянуть в туманные глубины простиравшегося внизу улья. Карл Тониус ненадолго задержался на выходе, чтобы рассчитаться за полет и договориться о сроках обратного отправления. Гарлон и Кара перед посадкой переоделись в бронежилеты и тяжелые прочные куртки, но Карл, как всегда, нарядился роскошно, в соответствии с веяниями моды: ботинки на танкетке и с загнутыми носами, панталоны из черного вельвета, сшитая на заказ приталенная куртка цвета серой дамасской стали, с высоким воротником, подвязанным серебряным шнурком и заколотым золотой пряжкой. Двадцатичетырехлетний блондин с удивительно гладкой кожей, он, несмотря на щегольские замашки, отличался сильным характером и безукоризненным поведением.

Когда мне впервые показали его, сообщив, что это мой новый дознаватель, я решил, что Тониус — заурядный позер, но впоследствии мне пришлось признать, что за манерничаньем скрывается гениальный аналитический ум. Своим положением он сильно выделялся из остальной команды. Нейла и Кару, к примеру, я выбрал в свои помощники благодаря их навыкам и талантам. Но Карл обучался на инквизитора и в один прекрасный день по праву должен был получить соответствующий титул и кольцо с печатью какого-либо из прославленных ордосов. Его служение мне стало бы лишь этапом в его ученичестве. Каждый инквизитор прежде был дознавателем, что позволяло ему в должной мере ознакомиться с работой, которая его ожидала. Сам я сопровождал Грегора Эйзенхорна и весьма многому научился у этого великого человека, Я не имел ни малейших сомнений, что спустя несколько лет и Карл Тониус будет вполне достоин высокого чина.

Этого так и не произошло, но я даже и представить не мог тех событий, что привели к трагедии. К сожалению, все мы крепки задним умом.

Вистан Фраука неторопливо спустился по сходням, закуривая последнюю лхо, еще одну последнюю папиросу из тысячи своих последних папирос. Его ограничитель был включен, как и полагалось, пока я не отдам нужный приказ. Как обычно, Вистан имел отстраненный, скучающий вид. Столь же расслабленно он прошествовал к грузовому отсеку, где сервитор разгружал нашу поклажу, и отыскал свои вещи.

Гарлон продолжал стоять на краю платформы, погрузившись в глубокие размышления. Крепко сбитый жилистый мужчина с мощной мускулатурой и гладко выбритой головой, он обладал аурой, которая, казалось, была способна подчинить всех и вся его воле. Гарлон родился на Локи и много лет зарабатывал на жизнь охотой за головами, прежде чем принял предложение моего наставника Эйзенхорна. Если позволите так выразиться, Нейл достался мне по наследству. В бою я не променял бы его ни на кого. Проблема заключалась лишь в том, что я больше не был уверен, на моей ли он стороне. Этот вопрос встал после… после того происшествия. Я даже слышал, как Нейл поговаривает о том, чтобы вернуться к «былой жизни», и в его голосе при этом звучали те же пораженческие нотки, что и у Цинии Прист. Что же, если бы до этого дошло, я был бы вынужден отпустить его.

Но это стало бы тяжкой потерей.

Кара Свол подвезла мое кресло к краю платформы, остановившись возле самых перил. Перед нами простерся огромный город.

— Что-нибудь видишь? — спросила Кара, Она старалась вести себя непринужденно, но я чувствовал боль в ее голосе.

— Обещаю, мы найдем его, — произнес я.

К сожалению, системы вокс-транслятора, встроенного в кресло, делали мой голос механическим, лишенным эмоциональности. Я уже давно ни с кем из своих спутников не общался при помощи телепатии. Последний раз мы разговаривали напрямую на Маджескусе. Да, меня раздражала чудовищная холодность вокса, но все же ментальная речь слишком интимна, слишком доверительна — и слишком тяжело давалась бы нам сейчас, когда наши мысли были окрашены скорбью.

— Мы обязательно здесь что-нибудь отыщем, — добавил я. — Что-нибудь значимое.

Кара выдавила из себя улыбку. Впервые за несколько месяцев я увидел эту улыбку на ее лице, и она немного согрела меня. Свол старалась держаться. Соблазнительные округлости этой невысокой рыжей пышки ни за что не позволили бы вам догадаться о тех акробатических навыках, которыми она обладала. Как и Гарлон, она перешла ко мне от Эйзенхорна. Ее искренняя преданность ордосам не вызывала сомнений. Когда требовалось, Кара могла проявлять каменную твердость характера, хотя на самом деле была так же мягка душой, как и телом. По правде сказать, я и держал ее при себе не столько за ее ловкость, незаметность и умение управляться с оружием, сколько за эту самую мягкость.

Молох растворился в безбрежном космосе сразу же после преступления, содеянного им на Маджескусе, и не оставил никаких следов. Но Саметер, эта замшелая планета, давал надежду нащупать ниточку, ведущую к еретику. Трое из уничтоженных нами наемников Молоха, штурмовавших «Потаенный свет», как выяснилось, были родом именно с этого мира. Причем все из Урбитана — второго крупнейшего города Саметера.

Нам предстояло проследить их родственные и социальные связи, узнать о каждом повороте и изломе их судеб, чтобы вновь взять след преступника.

И тогда…

Карл наконец завершил свою беседу с пилотом челнока. Когда я развернулся, то увидел, что наш «извозчик» взирает на меня так, словно впервые меня видит. Мне даже не требовалось читать его мысли, чтобы понять причину его любопытства.

Раны, причиненные Хаосом, сделали меня калекой. Я превратился в бестелесный призрак, навеки заточенный в бронированное летающее кресло, Лишился человеческого облика. Просто парящий в воздухе стальной механический контейнер, внутри которого сложнейшие биосистемы поддерживают некое подобие жизни в скудных остатках плоти. Я прекрасно осознаю, что один мой вид способен напугать простых людей вроде того же пилота или его экипажа. У меня нет даже лица, а ведь все так привыкли к лицам.

Да я и сам скучаю по нему. И по собственным ногам — тоже. Судьба оставила мне лишь одно — мой разум.