Тайна короля Якова - Филип Депуа

— Бервикский процесс… — Тимон вздрогнул.

— Пятнадцать лет назад, — с запинкой начал Марбери. — В Шотландии… церковь Святого Эндрю…

— Судили семнадцать человек. Почти все — из моего клана. Первое обвинение против моих родичей заключалось в том, что они будто бы вызвали бурю с целью потопить корабль.

Марбери ахнул:

— Корабль, на котором плыли Яков и Анна Датская! Он вез домой невесту.

— Значит, вы слышали, — вздохнул Гаррисон.

Марбери с трудом кивнул. Все мысли его были заняты припадком бешенства, постигшим Якова в кухне Хэмптон-Корта. Перед глазами мелькали искры, разлетевшиеся от поленьев под кочергой в руке короля.

— Признаний добивались под пыткой. Мою тетю, Джеллис Дункан, допрашивал сам Яков. Ее приковали к стене камеры железным зажимом, в котором было четыре острых шипа. Они вонзались в рот: два в язык, два других в щеки. Ей не давали спать и пытали, затягивая на голове веревку. В конце концов она призналась и была задушена, потом сожжена.

— Рассказывали, будто она брала черную жабу, — как во сне обратился к Тимону Марбери, — и собирала ее яд… в раковину устрицы.

— Вы знаете подробности того дела? — чуть приподнялся Гаррисон.

Тимон смотрел на него неподвижным взглядом.

— Мне рассказали недавно, — обратился к Тимону Марбери. — Когда я побывал в Хэмптон-Корте.

Тимон медленно кивнул.

— В иных кругах эта история хорошо известна. — Гаррисон снова закашлялся. — Со временем Яков и его прислужники добрались до моих родителей. От них добивались признаний тем же методом. Матери пришлось хуже, чем отцу. Женщинам всегда приходится хуже. Я знаю, потому что Яков приказал усадить меня там же и надеть стягивающую маску, чтобы я не мог закрыть глаза и смотрел.

— Смотрел… как пытали родителей? — Марбери не верил своим ушам.

— Он сказал, это будет для меня уроком, — бесстрастно ответил Гаррисон. — «Вот к чему ведет колдовство», — снова и снова повторял он. С вашего позволения, я избавлю вас от подробностей.

Марбери хотелось хоть как-то утешить Гаррисона, но он не успел: тот продолжал, и голос его становился все более безжизненным.

— Должен сказать вам, что мать моя обладала чудесной целительной силой. Она принимала почти все роды в нашей части Шотландии. Безумие Якова погубило женщин Шотландии: Агнес Сэмпсон, Барбару Напьер, Эффи Маклин — так многих, так многих. Вы понимаете, что сталось с нашими холмами, когда все женщины, что могли родить дитя и остановить смерть, пропали. Остался пепел. Небо над нашей киркой целый год было серым от дыма костров. Запах держался на кустах и в вереске, словно души всех этих женщин цеплялись за последнюю надежду.

— Гаррисон… — ласково начал Марбери.

— А потом, — боль придала раненому адскую силу, — это чудовище стало королем Англии!

— Тише, — уговаривал Марбери.

— Яков в конце концов отпустил меня, — каждый вдох давался Гаррисону с все большим трудом, взгляд его стал пустым. — Я несколько раз менял имя. Уехал в Эдинбург. Яков начал распространять «Демонологию» в надежде разоблачить замыслы дьявола. А я стал изучать христианскую религию в надежде понять, что в ней заставило этого человека убить моих родителей. Я смолоду стал известен своими познаниями и большую часть жизни провел в попытках отомстить за мать и отца.

— Вы пытались и до приезда в Кембридж? — спросил Тимон.

— Да, — кивнул Гаррисон. — Был один случай с участием отца Генри Гарнета.

— Заговор Уотсона! — Марбери сглотнул.

— Да, декан, — жестко, пересохшим горлом прошелестел Гаррисон. — Знаю, вы считали, что план похищения Якова разоблачен вашими усилиями.

— Считал? — тут же переспросил Тимон.

— Мои соотечественники, — сказал Гаррисон, — умнейшие люди.

Тимон завозился. Ему вдруг показалось очень важным встать на ноги.

— Соотечественники?

— Здесь их нет, поверьте, — успокоил его Гаррисон. — Но мои соратники не прекратят усилий, даже если я умру.

— Соратники? — прошептал Марбери.

— Да. Они пришли ко мне… — бормотал Гаррисон. — Отыскали меня в Эдинбурге. Рассказали о Библии, задуманной королем Яковом. Дали возможность отомстить. Показали, что Библия короля Якова будет пользоваться еще большим влиянием, чем «Демонология». Создаст поколения христиан, подобных Якову. Поможет им губить таких, как мои родители. Я не мог допустить…

— Эти соратники и помогли вам добиться места в Кембридже, чтобы убивать переводчиков? — наконец поднявшись, спросил Тимон.

— Нет. Я поначалу старался подорвать работу научными методами: предлагал абсурдные интерпретации, вставлял неверные слова и фразы. Вот почему трое моих соратников так старались закрепить за мной положение, позволявшее испытывать других переводчиков. Но здесь, в Кембридже, собрались великие ученые. Я не ожидал встретить столь глубокие познания. Скоро стало ясно, что есть только один способ прекратить работу — убить их. Соратники убедили меня.

— Я все-таки не понимаю… — с трудом произнес Марбери.

— Христиане! — не сказал, а выплюнул Гаррисон. — Новая Библия породит долгие века верующих, подобно Якову, уверенных в своей праведности. Они будут убивать, пытать, разрушать во имя веры! На земле не останется ничего доброго! Их надо остановить! Остановить!

— Но разве убийство этих добрых людей — способ?.. — робко возразил Марбери.

— Они убедили меня, — срывая охрипший голос, крикнул Гаррисон. — Мои соратники.

— Назовите их нам, — собрав все доступное ему хладнокровие, попросил декан. — Где они?

— Они продолжат мое дело! — Гаррисон хотел встать. Лицо его налилось кровью, и кровь струей полилась из раны в плече. — Они придут за мной! Вы не представляете, как верны друг другу последние уцелевшие из моего клана.

— Отец небесный! — Марбери ухватился за ближайший стол. — Так есть и другие? Подобные вам проникли в группы Вестминстера и Оксфорда!

Тимон видел, как бьется кровь в висках Марбери.

— Теперь вы понимаете? — Голос Гаррисона сорвался на жалобный скулеж. — Вы придете мне на помощь? Мудрость моя была права, приговор справедлив. Вы запомнили слова: «Странствуя по миру, как палач Господа», «Враг людей спасения использует любые средства»?

— Господи, — зажмурившись, прошептал Тимон.

— Что? — не понял Марбери.

— Слова, найденные во ртах убитых переводчиков, — бормотал Тимон. — Я только теперь понял. Цитаты из «Демонологии»! Не зря я сомневался в своей памяти. Если бы я узнал раньше…

— Только сейчас? — поразился Гаррисон. — Вы только сейчас узнали цитаты? Да возможно ли? Это же ясно как день! Я не сомневался, что вы или Марбери поймете. Или вы оба лишились ума?

— Это были строки из «Демонологии»? — вырвалось у Марбери.

— Я думал, я все объяснил! — взвизгнул Гаррисон. — За эти смерти в ответе Яков! Яков виновен в убийствах! Король Яков — убийца!

Ни Тимон, ни Марбери не успели ему ответить. Дверь Большого зала распахнулась, и луч лунного света разорвал темноту.

57

— Мушкетный выстрел! — выкрикнул завернутый в серый шерстяной плащ Сполдинг, появляясь в луче света. Он совсем запыхался. За ним теснились другие переводчики. Каждый останавливался в нескольких шагах за порогом, так что между ними и людьми на дальнем конце зала оставалось добрых тридцать футов.

Марбери опустил взгляд.

— Это был мушкет мастера Лайвли. Мне пришлось выстрелить, чтобы помочь брату Тимону задержать убийцу. Если вы будете так добры подойти ближе, полагаю, вы удивитесь не меньше меня.

Сполдинг вытянул шею. Темнота и столы мешали ему разглядеть лежащего на полу.

Чедертон отодвинул его плечом.

— Схватить убийцу, сказали вы?

Он поспешил вперед. Остальные, один за другим, потянулись за ним, переговариваясь вполголоса.

Первым в кругу света появился Ричардсон. Он вгляделся в человека, распростертого на полу, и вздрогнул от изумления.

За ним начали безмолвно ахать остальные. Из-за спин мужчин тихо прозвучал вопрос, который был на устах у каждого.

— Это мастер Гаррисон? — Энн выступила вперед.

— Я, — отозвался Гаррисон. — Энн, убедите отца помочь мне. Когда он расскажет мою историю, вы будете на моей стороне. Сами представьте, что бы вы сделали, если бы король убил вашего отца.

— Король убил… — Голос у нее сорвался. Энн взглянула на отца.

— Вначале мастер Гаррисон вмешивался в работу собранных здесь переводчиков, — голос Марбери был серым, как камень, — а потом убил и изуродовал Лайвли и Эндрюса и какого-то совершенно непричастного горожанина.

Молчание, последовавшее за этими словами, казалось, обрело жизнь и выросло, заполнив собой все углы зала.

— Зачем? — прошептал наконец Чедертон.

— «Лишившись благодати Господней, он идет по миру, как палач Господа, — продекламировал Тимон, чуть заметно шевеля пальцами левой руки, — и, будучи врагом людей спасения, использует любые средства, дабы уловить их».