У каждого свое проклятье - Светлана Демидова

На вокзале Марина по-настоящему испугалась. Неужели ей везти Дмитрия к себе домой? Нет… Она не в силах…

— Ну… до завтра, Марина Евгеньевна, — неожиданно сказал он. — Завтра я заеду за вами часов в десять утра. Думаю, надо выехать пораньше. Вы не против?

— Я? Нет… Конечно же я не против… — растерянно проговорила она. — А вы… сейчас?..

— За меня не волнуйтесь! Я приличную часть жизни прожил в Питере. У меня здесь осталось много друзей. Есть, как вы понимаете, и родственники. Я ведь тоже Епифанов.

Фамилия Дмитрия резанула Марину по самому сердцу. Разумеется, она и раньше знала, что он Епифанов, но только сейчас прочувствовала это в полной мере. Он тоже Епифанов… До чего же тесно ее, Маринина, судьба переплетена с судьбами людей этой фамилии… Могла ли она предположить эдакое, когда в юности первый раз спускалась в метро после полевых работ вместе с Павлом Епифановым!

МАРИНА, ДМИТРИЙ И АЛЕКСАНДР ТОЛМАЧЕВ

В Прибытково к Пироговым вместе с Мариной и отцом Дмитрием поехал Александр Толмачев, поскольку Борису опять не удалось отпроситься с работы.

— Что-то вы зачастили, милейшие, — недовольно пробурчал им Константин Макарович из-за своей массивной калитки, вовсе не спеша ее открывать.

— Изменились некоторые обстоятельства, а потому по нескольким вопросам требуются ваши разъяснения, — очень вежливо ответил ему Александр.

— А с чего вы взяли, что я хочу с вами объясняться? — возмущенно спросил Пирогов, и его толстое лицо налилось кровью. — Мы уже все выяснили, сестру вашу похоронили чин чинарем, договор родительский отдали, после чего вы сами заявили, что никаких претензий к нам не имеете.

— Раз вы все сделали чин чинарем, то вам не о чем и беспокоиться, — вступил в разговор отец Дмитрий. — Мы зададим вам несколько вопросов, касающихся Татьяны, и уйдем.

— Не знаю… — затряс головой Константин Макарович. — И Марии дома нет… Как-то все не так… Не нравится мне…

— И все-таки будет лучше, если вы впустите нас, — очень спокойно, но твердо сказал Дмитрий.

Пирогов что-то еще пробурчал себе под нос, но калитку все-таки распахнул и повел гостей к дому. Возле крыльца стояла шикарная темно-синяя, почти черная «мазда».

— У вас гости? — спросила Марина, показывая на автомобиль.

— Не гости! — рявкнул Пирогов. — Моя машина… Да! Вот так! Имею право хоть на старости лет пожить по-человечески! А вы мне не указ!!

Марина удивленно пожала плечами, взглянув по очереди в глаза Александра и Дмитрия, и поняла, что им все происходящее так же не нравится, как и ей.

— Ну и в чем, собственно, дело? — спросил Константин Макарович, когда они уже все сидели за столом в главной комнате дома Пироговых, большую часть которой занимал домашний кинотеатр.

— А оно в том, что, судя по некоторым данным, вы, кроме денег, полученных от наших родителей по договору, присвоили себе и то, что вам никак не предназначалось, — сказал Александр.

При этом сообщении багровость лица Пирогова приобрела устрашающий оттенок. Он оттянул рукой ворот и так расстегнутой рубашки и задышал очень тяжело.

— Вам плохо? — испугалась Марина и вскочила со стула. — Может быть, воды или какого-нибудь лекарства? Что вы обычно пьете в таких случаях?

Пирогов жестом усадил ее на место, достал из кармана какой-то тюбик с лекарством, выдавил себе одну таблетку под язык и, прикрыв глаза, откинулся на спинку стула. Все присутствующие молча и виновато ждали, пока он придет в себя. Через несколько минут от лица Константина Макаровича отлила кровь. Потом он открыл глаза и, с неприязнью глядя на непрошеных гостей, сказал:

— Что вы от меня хотите?

— Мы хотим, чтобы вы рассказали нам все, что связано с Татьяной и… вашим теперешним процветанием, — отозвался отец Дмитрий. — Никто не собирается у вас отбирать дом или машину. Мы пришли за информацией. Нам нужно знать, о каких драгоценностях беспокоилась Татьяна! О каких таких цацках она постоянно говорила?

— О цацках… — совершенно не удивился Пирогов.

— Конечно, о цацках, а не о цыпках! И вы это наверняка знали, в отличие от вашей жены. Или она тоже в курсе?

— Нет, что вы… Машенька ничего не знала… Она, светлая душа, не смогла бы притворяться. Собственно, все и было-то ради нее. Люблю я ее очень… Детей нам Бог не дал. Маша для меня все…

— Подождите, — остановила разговор Марина. — Вы уверены, что сможете говорить? Все-таки выглядите как-то не очень…

— Смогу, — кивнул Пирогов. — Я всегда знал, что когда-нибудь придется… Сами, поди, знаете, как веревочке ни виться… В общем, с Иваном Толмачевым, вашим, Саша, отцом, мы были знакомы с детства. Жили в одном дворе. Он старше меня на шесть лет, но наша дворовая компания была разновозрастной, и эта самая разница в возрасте нам ничуть не мешала. Ну сначала были всякие «казаки-разбойники» и футбол на пустыре за домами, потом гитара и папиросы «Беломорканал», а потом мы с ним влюбились в одну и ту же девушку… в Лидочку… Да-да… В Лидочку, вашу, Александр Иванович, покойную матушку. У Ваньки преимуществ было больше. Разница в возрасте в тот момент играла против меня. Он уже успел отслужить в армии, носил жутко узкие брюки… в общем, пижонил… Ну и Лидочка, как вы понимаете, досталась ему. Я страшно переживал, написал ей кошмарное письмо, что, мол, покончу с собой и все такое, если она не придет туда-то и туда-то тогда-то и тогда-то… Я и сам не верил в то, что писал. Молодой был и больше играл, чем действительно намеревался умереть от безответной любви… Да-а-а… А Лидочка пришла… испугалась, что и впрямь руки на себя наложу. А я, как увидел ее, так сразу же вытащил из кармана лезвие и театрально так собрался полоснуть себя по венам. Сейчас скажу вам, как на духу: не полоснул бы, но Лидочка испугалась до синевы в лице. Мы стали бороться… оба с ней перерезались этим дурацким лезвием, утонули в крови, слезах, соплях… В общем, прости, Александр, но тогда бедная Лидочка вынуждена была отдаться мне… Из жалости! Только лишь из жалости и от страха за мою жизнь! Она любила Ивана и довольно скоро после этого события вышла за него замуж. Да и я… как только с ней… в общем, как рукой сняло все мое сумасшествие, а потом Машеньку встретил, единственную мою настоящую любовь…

— То есть… не намекаете ли вы на то… — приподнялся со своего места Александр, — что Татьяна…

— Я тебе, Саша, скажу так: когда Татьяна совсем, уж прости за это слово, озверела и стала на людей кидаться, в частности на тебя, Иван явился ко мне сюда, в Прибытково, и попросил забрать ее к себе. Мы с Машей и тогда жили в довольно большом частном доме, где ее можно было изолировать в отдельной комнате. Разумеется, я решил, что Толмачев свихнулся. Какой нормальный человек ни с того ни с сего будет предлагать взять к себе буйную сумасшедшую, которая на людей кидается! У нас с Машей детей не было, но лучше уж завести злющую кавказскую овчарку, чем связываться с умалишенной. И тогда, в ответ на мое заявление о кавказской овчарке, Иван сказал, что Татьяна моя дочь, а он и так с ней уже намыкался. Что, дескать, терпел бы ее и дальше, если бы она не трогала сына. Да-да… Саша, я тогда… вот совсем как ты… челюсть отвесил… Но почему-то сразу поверил. Мне и так стыдно было за то, на что я хитростью заставил пойти добросердечную Лидочку. А Иван, видя мое смятение, тут же стал предлагать деньги. Большие деньги… Да что там, вы и так видели договор… Но я скажу, уход за Татьяной того стоил… Мы с Машенькой тоже натерпелись…