Черная акула - Иван Сербин

– Ну ладно. – Проскурин посмотрел на показатель бензина. – Три четверти бака, должно хватить. Поищем твой аэродром. Алексей убрал атлас в бардачок и откинулся на сиденье. Он подумал и неожиданно для самого себя сказал:

– Надо же, а я-то полагал, что вы мне не поверили.

– А я тебе и сейчас не верю, – тут же отозвался майор. – Точнее, не до конца верю. Я просто надеюсь, что хотя бы часть из того, что ты рассказал, случилась на самом деле.

– Зачем же вы в таком случае вытаскивали меня через это бомбоубежище, теперь вот едете искать аэродром? – прищурился Алексей.

– Небось думаешь, что за красивые глаза? – хохотнул Проскурин. – Нет, мил друг. Честно тебе сказать, твои глаза мне до лампочки. Читал, как в ЗГВ технику толкали? Будь здоров, брат. Хотя, конечно, до самолетов там дело не доходило. Но зато в Чечне мы этого добра напродавали столько – всем хватит.

– Так зачем вы едете-то со мной? – с раздражением спросил Алексей.

– Да понимаешь, мил друг, если все-таки окажется, что ты прав и эти самолеты действительно кто-то решил пихнуть, а денежки себе в карман положить, то, глядишь, мы и сумеем на это дело насесть. А уж если насядем да раскрутим, то меня, может быть, на прежнее место работы вернут за особые, так сказать, заслуги.

– На какое это прежнее место?

– А ты что думаешь, я всю жизнь в этом задрипанном Шахтинске прозябаю? – зло прищурился Проскурин. – Нет, брат, я раньше совсем в другом небе летал. Впрочем, – тут же оборвал он себя, – тебе об этом знать совсем не обязательно. Но уж если мы с тобой аэродром найдем, то будем считать, что повезло. Нас обоих по головке погладят, твоего капитана Сулимо скорее всего в расход пустят, хлопчиков этих твердолобых, горилл дрессированных, за решетку лет на десять-пятнадцать отправят, пару «шишкарей»-генералов снимут, а нам с тобой – по висюльке на грудь. Так что не волнуйся, я постараюсь, чтобы все у нас получилось. Алексей замолчал, набычился, глядя прямо перед собой.

– А ты не обижайся, – легко предложил Проскурин. – Ты, брат, на вещи реально смотри. Знаешь, какая мафия сейчас самая сильная? – Алексей молчал, глядя в окно. – Не бандиты, нет. Не всякие там ростовские да одесские братаны. Генеральская! Потому что у генералов все – деньги, оружие, люди – в таких количествах, что бандитам и не снилось. Но у них еще и официальная власть. Все повязаны, паскуды лампасные. Не все, вру. Но большинство. Девяносто процентов из одного корыта жрут. Генералы, прокуроры, дознаватели! Все. Кто послаще, кто попостнее, но из одного. Тотальное воровство. Беспредел. Ни хрена не боятся. Милиция к ним – ни ногой. Законы – по хрену! – Проскурин разошелся. Говорил зло и резко. – Лафа армейская. Все тащат. Одни – стройматериалы, другие – мясо с армейских складов, третьи – автоматы, ну а самые большие – танки да самолеты налево пихают! Любого достанут. Любому хребет перешибут. Все видят и молчат. Боятся или повязаны. Так-то.

– Ну? – скучно спросил Алексей. – Все? Кончил обвинительную речь? Проскурин посмотрел на него, усмехнулся вдруг с сожалением, вздохнул.

– Дурак ты, Семенов Алексей Николаевич. Как есть дурак. Я же не обвиняю, а объясняю. Если насчет «мигарей» – правда, то ты против таких людей пошел, что выбраться из всей этой заварухи живым шансов у тебя, честно говоря, ноль. Во всяком случае, если будешь бегать один, гордый сын Африки.

– А у тебя? – спросил Алексей, переходя на «ты».

– Ну, у меня процентов двадцать пять, – усмехнулся Проскурин. – А вот тебя достанут. Не сейчас, так позже. Через год, два, десять. Ты им живой как кость в горле. Если, конечно, мы их всех не ухандокаем. Надо раскрутить дело так, чтобы паханам тем, что наверху, ничего не оставалось, кроме как «шестерок» своих мокрой тряпкой по роже да в гнилое болото. В говно и по ноздри. Вот тогда мы и будем жить. Во всех иных случаях – нет. Хоть один останется живым или на свободе, и ты – труп. И я, наверное, тоже. Хотя мне, может быть, и удастся вывернуться. Так вот, брат. Значит, крутить будем на всю железку, по полной программе. Он так легко сказал про свои двадцать пять процентов, что Алексей оторопел. Человек практически признается, что идет на гибель, а говорит об этом так легко, походя, будто к теще на блины собрался.

– Но, – продолжал Проскурин, – должен же я за свои двадцать пять процентов хоть что-то поиметь. Не просто же так мне с тобой в один строй у стенки становиться, верно? Я за тебя впрягусь, ты – за меня. Потом, когда дело размотается, подтвердишь, что, мол, Проскурин Валерий Викторович помог, когда все остальные руки опустили.

– Поэтому и начальству не доложился? – криво усмехнулся Алексей.

– И поэтому тоже. Пойми, мил человек, начальство ж, оно за тебя ссориться с теми, кто наверху, не станет. Тем более местное. В Москве бы еще куда ни шло, а тут… и думать забудь. В лучшем случае на хрен пошлют. В худшем – проверять кинутся, кто ты да откуда. Два часа – и нету тебя. И никогда не было. Ты – в могиле, я – до пенсии в Шахтинске. Выбор у нас невелик. Сейчас ведь какая ситуация? Кто чем в ближайшие два-три года станет, тот тем на всю жизнь и останется. Повезет – будешь на белом коне и в белом фраке, не повезет – так до скончания века в дерьме и просидишь. Не знаю, как ты, а я лично предпочитаю коня и фрак. Алексей ничего не ответил. Он сидел молча, глядя через окно на проносящиеся мимо черные деревья, укрытые белым одеялом пухлого снега, на редкие фонари и на столбы, отсчитывающие километры, отмеряющие их путь от одной точки неизвестности до другой.

Глава 18

«Уазик» медленно прополз по разбитой вдрызг дороге, больше напоминающей необычайной длины грязевую ванну. Свет фар метался по коричнево-бурой жиже, кое-где присыпанной редким суховатым снегом.

– Даже зимой не замерзает, – пробормотал себе под нос водитель и напряженно наклонился к рулевому колесу. – Что за погода!.. Муравьев покосился на него, но ничего не сказал. Погода и вправду дрянь. И дороги тоже дрянь. И вообще все дрянь. Дмитрий Федорович вздохнул, автоматическим жестом опустил руку к бедру и коснулся пальцами холодной кобуры. Не любил он оружие, хоть режь его, но все же сейчас пистолет придавал ему уверенности в себе. За каким дьяволом Сивцову понадобилось тащить его в такую даль среди ночи? Что такого безотлагательного нашел Сивцов? По телефону сказать нельзя? Они же виделись только что. Сивцов днем был в части с комиссией по поводу этих чертовых самолетов. Какого дьявола, в самом деле? Муравьев широко зевнул, прикрыв ладонью рот, взглянул на фосфоресцирующие стрелки летных часов. Пятнадцать минут третьего. Позднотища. Сейчас спать бы да спать…

…Человек, расположившийся метрах в трехстах от дороги, тоже посмотрел на часы, поднял винтовку и загнал патрон в патронник, громко клацнув затвором. Второй, стоящий у него за спиной высокий седой подполковник, крякнул и поежился.

– Холодновато нынче, – сказал он, поглядывая на стрелка. Тот пожал плечами. Ему не было дела до холода. В эту секунду вдали мелькнули огоньки фар. Они скользнули по земле, уплыли вправо, затем, когда машина начала вползать на очередной ухаб, резко, как стилет, вонзились в черное небо и снова провалились вниз. Стрелок медленно и спокойно вскинул приклад «СВД»‹»СВД»

– снайперская винтовка Драгунова.› к плечу и приник к телескопическому прицелу.

– Попадешь? – шепотом спросил подполковник у широкоплечего снайпера. Тот, не отрываясь от прицела, ответил:

– Обязательно. При условии, что вы не будете бухтеть под руку. Секундой позже до них донесся приглушенный звук мотора.

«Уазик» затрясло сильнее. Здесь ездили меньше, и грязевая жижа постепенно твердела, чтобы на утреннем солнце вновь растечься огромной лужей.

– Тут, что ли? – спросил сам себя шофер. – Или дальше? Черт его в темноте разберет.

– Дальше, – зевнув, сказал Муравьев. – Еще с полкилометра.

– А вы здесь уже бывали, товарищ полковник? – удивленно поинтересовался водитель.

– Бывал, чтоб ему. И осторожнее, так твою растак, овраг справа.

– Это я заметил.

– Ну, а раз заметил – не хрена балабонить. За дорогой вон лучше смотри.

Стрелок включил подсветку сети прицела, сделал необходимые поправки, пощелкав колесиком, и несколько раз глубоко вдохнул. Сивцов нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Сейчас он абсолютно не походил на того вальяжного мэтра, которого видел Алексей в кабинете Муравьева. Рядом с широкоплечим подполковник разом утратил весь свой лоск.

– Ну? – выдохнул он. – Чего не стреляешь? Давай! Поздно будет.

– Заткнись. Убью, – коротко ответил снайпер. «Уазик» болтался у самой кромки обрыва. Свет фар плескался вправо-влево, как вода в стакане. ПСО-1‹ПСО-1 – тип прицела (прицел снайперский оптический), предназначен только для установки на «СВД».› давал четырехкратное увеличение, и для выстрела днем этого было бы более чем достаточно, но для ночи данный прицел годился так же, как театральный бинокль. Стрелок задержал дыхание и, выждав мгновение, потянул спусковой крючок. Пуля калибра 7,62 миллиметра вылетела из ствола винтовки и, в мгновение ока преодолев разделявшие стрелка и машину три сотни метров, прошила насквозь правый передний скат. Для сидящих в «уазике» резкий хлопок лопнувшей покрышки слился с докатившимся раскатом выстрела.