Палач - Виктор Вальд

Только сами флагелланты, казалось, не замечали, сколько радости вызвало у горожан их прибытие. Они по-прежнему смотрели в золотисто-синее небо и продолжали петь, не обращая внимания на то, что оплывшие свечи залили их руки горячим воском.

Ведомая священником процессия проследовала по улицам Витинбурга и вышла на Соборную площадь. Здесь, замедлив шаг, флагелланты приблизились к Кафедральному собору, образовали круг и, опустившись на колени, умолкли.

Священник вышел в центр круга и трижды прочел Pater noster[55]. Затем он развел руками и воскликнул:

– Братья и сестры Христа! Согрешившие да покаются. И их услышит Господь. И примет это громкое покаяние и тем самым смягчит свою волю, ибо мы каемся в собственном грехе за грехи многих, и это покаяние многоголосно! Братья и сестры, покайтесь!

Из круга флагеллантов вышла совсем еще молодая женщина. Вслед за ней шел мужчина – экзекутор. В его руке была кожаная плеть, три длинных конца которой змеями волочились по грязи Соборной площади.

Подойдя к священнику, женщина опустилась на колени и, несколько раз перекрестившись, сказала:

– Меня зовут Эльга. Мой грех велик. Я согрешила в супружеской жизни. Пусть Господь примет мое покаяние и мою кровь.

– Да будет так! – провозгласил священник и перекрестил кающуюся.

Женщина спустила ветхое одеяние до пояса и легла лицом в холодную грязь. Экзекутор тоже подошел к священнику, опустился на колени и, приняв его позволение, встал и направился к кающейся.

Под общее молчание он поднял плеть и с силой обрушил ее концы на узкую женскую спину. Женщина, не выдержав, вскрикнула, но уже второй удар приняла молча, как и все последующие. Экзекутор раз за разом наносил удары, слегка улыбаясь только тогда, когда удачный удар располосовывал кожу кающейся и всепрощающая кровь обагряла кожу плети. Наконец он устал и, вытерев пот с лица, поклонился священнику. Затем он громко произнес:

– Встань, прошедшая через пытки чести, и остерегайся от дальнейших грехов.

Священник произнес Advaniat regnum tuum[56], и женщина, поднявшаяся с огромными усилиями, ответила:

– Fiat voluntas tua[57].

– Кто еще желает обратить свое слово к Господу? – спросил священник у своих братьев и сестер.

Уже готовый к покаянию, из круга выступил седобородый мужчина со своим экзекутором.

Он сбросил с себя все одеяние и громко признался:

– Я Теренс. Я клятвопреступник. Пусть Господь примет мое покаяние и мою кровь.

Все повторилось до мельчайших подробностей, с той лишь разницей, что мужчина лег на бок и поднял кверху три пальца правой руки. Кроме того, он несколько раз болезненно закричал и поднялся с земли со слезами на глазах.

Священник перекрестил кающегося и повернулся к собору. На его ступенях стоял отец Вельгус и растерянно наблюдал за происходящим.

Священник флагеллантов встал на колени и таким образом приблизился к настоятелю Кафедрального собора. Перед ступенями он произнес: «Прими нас, святой отец, в доме Господнем». И лег лицом вниз.

Отец Вельгус отступил на шаг и увидел сотни глаз, устремленных на него. Он не выдержал и согласно кивнул.

И тут же над площадью раздалось пение. Ряды флагеллантов пошатнулись, и люди, бережно держа свечи, медленно двинулись к входу в собор. Вслед за ними потянулись крестящиеся горожане.

В соборе кающиеся легли вниз лицом и продолжили петь. Отец Вельгус оторопело посмотрел на новую паству и медленно взобрался на кафедру. Он еще не знал, что будет говорить, но в его душе уже разгорался Божий огонь.

Отец Вельгус молчал. Он слушал и все более и более не понимал. Вся его жизнь была посвящена Церкви. Еще ребенком он знал, что Божья благодать лежит на нем и что его путь – это путь, выбранный для него Церковью. Он всю жизнь верил ей и подчинялся. Каждому слову, каждому направляющему персту, каждому решению курии, каждой папской булле.

И сейчас он должен был метать молнии и разить словом Божьим неугодных высшему духовенству флагеллантов. Этих сектантов, еретиков, отступников и нарушителей устоявшихся церковных правил.

Но всего лишь два дня назад на него снизошло что-то важное, может, то, что было с рождения в его душе и при этом укрепилось осознанием. После своего слова в защиту необходимости общественного покаяния, которое он произнес на кафедре собора, отец Вельгус уже сам себя не понимал.

Он впервые в жизни видел настолько искреннее желание покаяться и настолько великие жертвы для этого, что готов был поверить, что люди понимают, в чем состоит настоящее служение Господу.

Может быть, там, в далеком Риме и в папском Авиньоне, не видно и не слышно песнопения этих братьев и сестер Христа? Может, они чего-то не поняли, издав такую строгую буллу относительно этих святых людей? Разве можно осудить великое покаяние, пусть даже оно происходит столь кровавым способом? Но человек рожден для мук. А если эти муки принимаются во имя Господа? Тогда он почти святой. А может, и святой.

И это их великое вдохновение помочь ближним своим… То есть всем, кто рядом с ними. И при этом они не требуют и не просят даже малого. Трудно понять. Может, это трудно священнику, принимающему людей как агнцев Божьих, без всякого умысла? А может, умысел и полезен. И их страдания во имя всех нужны и важны? И даже полезны.

Вот бюргермейстер увидел в них полезность. Полезность и для служения Богу и, конечно, для города.

– О том, что десять женщин и восемь мужчин будут трудиться на благо собора, нами уже принято. Остается святому отцу Вельгусу правильно направить их труд и выделить из церковной казны средства на их пропитание. Волею и по желанию жителей Витинбурга большинство наших гостей-флагеллантов уже нашли себе жилье. Горожане довольны своими постояльцами, поскольку те непритязательны в еде и довольствуются малым. Гости не принимают даров, а если и берут деньги, то в малых количествах – на свечи и для святых хоругвей. Зато Божье слово теперь в каждом доме. И правила их жизни строги и согласуются с заповедями Господа во всем. Для остальных мы уже начали возводить несколько дощатых домиков поближе к отводному каналу…

Венцель Марцел вытер пот со лба, окинул взглядом собравшийся в полном составе городской совет и продолжил:

– У нас уже есть достаточно кирок и лопат для земляных работ. Но необходимо еще шестьдесят кирок и пятьдесят лопат. Андрес Офман, оплата твоим кузнецам произведена вчера. Когда город получит эти инструменты?

Старейшина кузнецов поднялся и, огладив бороду, ответил:

– Кузнецы работают даже сверх установленного для них времени. Думаю, что не позднее чем через три дня все будет готово.

– Два дня, – жестко сказал Венцель Марцел и добавил:

– Несмотря на столь большую помощь, работы еще много, ее хватит для всех желающих. Ко мне и надзирателю работ Патрику уже обращались горожане. Мы примем на работу этих людей. Но оплата будет значительно скромнее той, что они просят. Сейчас мы можем обойтись и без лишней помощи. Но мы обязаны думать и заботиться о наших славных горожанах. Каждый, кто принял участие в работах, будет наполовину освобожден от городского налога в течение трех лет. Уважаемые старейшины цехов, объявите об этом своим братьям. Сегодня об этом на Ратушной площади для остальных возвестит глашатай.

Есть ли другие предложения или возражения?

Бюргермейстер, прищурившись, обвел взглядом зал.

Собравшиеся только согласно кивали. А как иначе? Венцель Марцел сегодня на коне. Сильном и резвом. Вон как все придумал. Вон как все славно устроил. И даже пришедших людей подрядил работать за хлеб и скудные деньги. Как тут быть против? И отец Вельгус доволен. Ведь и ему перепало на собор и деньгами, и трудовыми руками. Да еще лес обещан.

Вот только есть вопрос. А как долго братья и сестры Христа смогут работать на скудном хлебе? И не вздумается ли им вскорости побрести дальше по их бесконечным дорогам?

Но, похоже, Венцель Марцел уверен в них. И что ему дает такую уверенность?

– Людей на земляных работах уже достаточно. Но будет ли порядок и контроль над их трудом?

Это кто? Венцель Марцел не узнал противный голос. Волшебные очки лежали в его кармашке на поясе, но он не желал при всех водружать их себе на нос. Ладно, потом у писца уточнит.

– И священник, и их супериор[58] Доминик в присутствии отца Вельгуса на кресте поклялись не покинуть работ до их полного выполнения. Таково решение всех пришедших гостей. Так что в этом опасности нет. Но и порядок, несомненно, должен быть. И у нашего города есть такой человек. Это городской палач Гудо. У него нет большой работы по своему ремеслу. На рынке и других службах уже устоявшийся порядок. Так что, думаю, при определенном вознаграждении ему можно поручить контроль за порядком среди гостей города.

– А он согласен в дополнение к своим обязанностям прибавить еще и эту? – раздался все тот же противный голос.