Следы на снегу - Георгий Брянцев

- Вообще можно. Но, во-первых, у них очень много груза, а во-вторых, ты должен будешь, высадив двоих, взять на борт одного, который тебя будет ожидать и подготовит сигналы. Его ты привезешь сюда, ко мне. Тут, старина, все обдумано и предусмотрено.

Эдсон поерзал на стуле и спросил:

- А погода тоже предусмотрена?

- Ну, уж тут я ни при чем. Операция должна быть выполнена при любой погоде. Игра стоит свеч.

Эдсон ухмыльнулся, почесал затылок.

- Интересно все же, - разглаживая рукой шлем, произнес он, не глядя на майора. - Кто и сколько, кроме меня, заработает на этой операции?

Майор встал, развел руками и, пододвинув стул, тоже подсел к столу.

- На этот вопрос могут ответить только Даллес и бог. Только они, сострил он.

Эдсон не хотел сдаваться. Он твердо решил это заранее. Краем уха он слышал, что будто бы уже трое человек отказались от полета, на который он дал принципиальное согласие Даверсу.

- Я не хочу рисковать головой, жизнью за эту ничтожную сумму, проговорил он. - Там снегу по пояс. Сядешь и влипнешь, как муха в мед.

- Твоя машина на лыжах, и моторы у тебя хорошие. Я это точно знаю.

- Моторы хорошие, а вот предчувствия не совсем хорошие.

- Это удел слабых и психически больных. Ни я, ни мой шеф не относим тебя к числу таковых, иначе бы ты не сидел против меня. Профессия летчика требует людей сильных, волевых.

Эдсон с шумом вздохнул и вяло уронил:

- Люди разные бывают. Вы один, я другой.

- Ерунда! - отрезал Даверс. - Мы прежде разведчики, а потом уже люди.

Эдсон упрямо дернул головой. У этого майора на каждое слово было готово два.

- Вы забываете, майор, - сказал он, - что жизнь не стоит на одном месте. Все меняется. Не так давно мы были на севере Кореи, а сейчас опять опустились за тридцать восьмую параллель. То, что легко можно было проделать вчера, - сегодня не пройдет. Предложите любому этот полет...

- Только без философии, старина, - перебил его Даверс. - К черту эти твои диалектические узоры: "Жизнь не стоит на одном месте", "Все меняется"... Терпеть не могу. Надо лететь. Понимаешь? Лететь.

- Какая уж тут, к шутам, философия, - огрызнулся Эдсон. - Вы говорите, что "надо", а я вам говорю, что плавание предстоит далекое и трудное.

- Ничего, ты хороший пловец, Эдсон. Очень хороший.

Эдсон усмехнулся.

- Хм... хороший. Хорошие всегда и тонут. Берут даль, рискуют и тонут.

- Э! Тонуть не советую. У тебя молодая жена...

У Эдсона в груди уже нарастало раздражение. Так можно без конца тянуть волынку и ни до чего не договориться.

- При чем тут жена?

- А потом, если уж ты такой несговорчивый, - заметил майор, - то я попробую поговорить с Джемсом. Он, кажется, не из робкого десятка, деньги любит и такой же вольный сокол, как и ты.

- Нашли героя. Он, не долетая до границы, наложит в штаны и вернется.

"Это вполне возможно. Тут он прав", - подумал Даверс и спросил:

- Чего же ты хочешь?

- Вот это другой разговор. Удвойте сумму - полечу, - и он хлопнул по столу большой ладонью. - А нет, - до свиданья. Надоела эта канитель.

Даверс прошелся по комнате взад и вперед, потер рукой то место, где должен быть подбородок, и глянул на часы. Время истекало, а другого кандидата он не имел.

- Ладно! Черт с тобой, - пробурчал он. - Плачу двойную, только не ершись.

Эдсон полез в карман, достал лист бумаги, испещренный вдоль и поперек разными резолюциями, и положил на стол.

Несколько минут спустя, бросив прощальный взгляд на гобелен, довольный собой, Эдсон покинул майора.

*

*   *

Вылет назначен был на двадцать с половиной часов по якутскому времени.

Ровно в двадцать на "джипе" подкатил на аэродром Эдсон Хауэр.

- Все готово! - доложил ему помощник, когда Эдсон сходил с машины. Представитель Даверса тут. Он полетит с нами.

- Пускай себе летит на здоровье, - весело отозвался Эдсон и направился к самолету, который уже напоили бензином. У Эдсона было хорошее настроение. Пятидесятипроцентный аванс от условленной платы лежал у него в кармане. Он легко поднялся по лестнице в самолет, пожал руку молодому капитану - представителю Даверса, мельком взглянул на двух невзрачных, широкоскулых, с раскосыми глазами субъектов, одетых по-северному, которых предстояло высадить на той стороне, и вдруг крикнул: - Что это за самоуправство?

Перед ним встали помощник и капитан.

- Вы полагаете, что летим на ярмарку? Сейчас же упаковать груз в два места, иначе я его весь выброшу за борт.

Груз, привлекший внимание Эдсона: железная печка, утепленные палатки, спальные меховые мешки, надувные резиновые матрацы, несколько пар лыж, подбитых короткой оленьей шерстью, набор охотничьих ружей и пистолетов, ракеты, ракетницы, радиоаппаратура, батареи, боеприпасы, взрывчатка, эмалированная и чугунная посуда, лопаты, топоры, пилы, бидоны со спиртом и продукты питания, - лежали внавалку на сиденьях.

- Толкайте все в спальные мешки, - приказал Эдсон. - На выгрузку я дам две минуты, не более, а этак и за час не переносишь.

Началась беготня, суетня, суматоха.

Весь экипаж, исключая двух субъектов, вывозимых на ту сторону, начал укладку груза.

Когда все было готово, Эдсон с выводящей из себя неторопливостью осмотрел упакованный груз, проверил, не забыто ли что, и пошел в кабину управления.

В точно назначенное время он вырулил машину на старт.

У КРИВОГО ОЗЕРА

Путь Шараборина к Кривому озеру был отмечен трупами трех оленей, загнанных, запаленных и брошенных им на снегу.

Отдавая себе ясный отчет в том, что все решает время, Шараборин не стал считаться с оленями. Он гнал их без передышки и покидал нарты лишь в тех случаях, когда его особенно донимал холод. И, покидая нарты, Шараборин не приостанавливал движения, не давал отдыха животным, безжалостно погонял их, а сам, чтобы согреться, бежал следом за нартами.

Третий олень пал у него во второй половине дня, когда до Кривого озера, по примерным подсчетам Шараборина, оставалось не более трех километров. Оставшийся четвертый и последний олень тащить нарты с человеком был не в силах. Он выпряг оленя, навьючил его сумками с мясом и, встав на лыжи, повел его в поводу. Теперь пришлось продвигаться медленно, прокладывая самому себе дорогу по глубокому снегу. Да и погода начала вдруг неожиданно портиться. Грозное, хмурое небо не предвещало ничего хорошего. Подула поземка, вернейший признак надвигающейся пурги. Солнце потеряло свои лучи и, окутанное туманной дымкой, потускнело.

Шараборин очень устал, но близость цели, знание местности удесятеряли его силы. А когда тайга начала мало-помалу редеть и расступаться, уступая место голой равнине, забирающей немного на север, Шараборин окончательно воспрянул духом. Теперь он твердо убедился, что идет правильно и не сбился с пути.

Равнина привела его к замерзшей реке, впадающей в Кривое озеро. Тут Шараборин уже бывал.

- Скоро дойду... Скоро озеро будет. Только бы пурга не разыгралась, говорил он сам себе, стараясь прибавить шагу. Но уставший олень отказывался ускорить темп, натягивал повод и сдерживал движение.

Да, тут Шараборин уже бывал. Память его прочно хранила все, что было связано с этими местами. Вот тут на изгибе реки он когда-то, будучи голодным и не имея продуктов, наткнулся на большой табун куропаток и настрелял их более десятка. Вот там, метрах в двадцати от берега, под кучно растущими соснами, образующими своими кронами что-то вроде хвойного шатра, он ставил ветвяной шалаш и прожил в нем несколько суток. А дальше, в месте впадения реки в озеро, он ловил рыбу с охотниками-эвенками. Тогда Шараборин выдал себя за представителя "Якутзолототранса", и эвенки поверили ему.

Все это было и давно, и в то же время как будто недавно.

Олень натянул повод и остановился. Остановился и Шараборин.

- Давай передохнем малость, - разрешил он животному. Олень был еще нужен Шараборину, и его надо было сохранить.

Бока оленя тяжело вздымались, тонкие ноги дрожали.

"А вдруг упадет? - подумал с опаской Шараборин. - Худо будет, один не управлюсь".

А поземка все крутила и крутила, завивая длинные, точно шлейфы, хвосты. Густая серая муть затягивала небо и превращала день в сумерки. Ветер усиливался, налетал порывами и больно сек лицо.

- Устал я, страх как устал, - разговаривал сам с собой Шараборин и посмотрел назад. Поземка быстро делала свое дело и заметала следы нарт, оленя и человека. - Вот это хорошо. Совсем хорошо. Никто меня не найдет. Подумают, пропал Шараборин, а он не пропал. Ну, пошли... пошли... понукал он оленя.

И вот, наконец, впереди показалось покрытое многослойной снежной шубой с отлогими берегами Кривое озеро. Длинное, вытянувшееся с запада на восток, оно простиралось километра на два. К южному берегу озера, на всем его протяжении, вплотную подступала высокая тайга, а северный берег был совершенно гол, и на нем крутил снежные вихри разгулявшийся ветер.

- Добрался, однако, слава богу, - облегченно вздохнул Шараборин и посмотрел на часы. - О, совсем рано! Половина пятого. Еще много времени до двенадцати часов. Все успею сделать и отдохну маленько. Напрасно торопился. Теперь пурга не страшна, теперь я уже на озере, а то бы мог сбиться.