Империя (СИ) - Алексей Изверин

Что ж, пошли убирать. В первый день убирали одни женщины, но, как оказалось вечером, это было недостаточно быстро. Староста лично распорядился присоединить к делу еще и мужчин, а святой отец благословил его решение прямо на месте. После этого желающих спорить не нашлось.

Работа еще та. Надо было срывать тяжелые початки, похожие на кукурузные, при этом избегая колючек, и складывать их в большую корзину за спиной. Потом эти початки сортировали, обрывали с них зерна, а оставшееся давали в корм скоту.

Зерна же сохраняли. В теплом сухом месте они могли храниться много лет, ничуть не теряя своих свойств. Еще можно было смолоть из них муку, которая хранилась чуть больше. Початки тоже можно было есть, но только от сильного голода. Вкус у них был мерзкий, кисловато-терпкий, вяжущий язык.

А вот зерна — другое дело. Большие, округлые, желтоватые зернышки на вкус были почти как хлеб. Да они и были местным хлебом, я тут его уже напробовался. Не тот поганенький, что выпекают лишь бы продать куда-нибудь в ЭНР, и пусть его, а настоящий сытный хлеб, твердый, толстый, сытный. Конечно, если варить из этого кашу, закусывать таном, да и вообще если в рационе нет ничего, кроме тана… На вторую неделю я уже вспоминал про сухпайки аварийного комплекта, от обычных сухпайков отличаются не в лучшую сторону. Преподаватель курсов выживания, майор Ивельцев, как-то признался, что единственное предназначение аварийного сухпайка — закусывание им крепкого немецкого пива, желательно после второй-третьей банки. Даже с сильной голодухи сто раз подумаешь, стоит ли жрать «аварийку», а под пиво много что пойдет, а еще есть русская водка и коньяк…

Тан давал деревне жизнь, давал ей не умереть с голоду. Как хлеб в старину. Но только много, много больше. Это даже не пшеница, это не те зерновые, что выращивались у нас раньше, это тан, который и хлеб, и каша, и закусь, и сухари, и много что еще. Местным повезло, на Земле таких зерновых культур изначально не было, их создали только лет за двести до моего рождения.

Солнце палило с синего неба, сжигало пот на всех открытых частях тела. Рубашка, поначалу немного пропотевшая от активных движений, мгновенно высохла сверху и стала коробиться на теле. Уже отросшие волосы я повязал куском ткани, чтобы пот не тек в глаза.

Воспоминания про нашу Академию тут были столь нереальны, что не сразу укладывались в сознании, а висели где-то внутри, как миражи. Просторные классы, тренажеры, больничные залы, лектора наши, военная форма.

Нет, как только уберем это поле, пойду к речке и искупаюсь. Не могу, такое ощущение, что потом пропиталось все, даже мои кости. И на этот пот густо оседает тановая мелкая пыль, в миг стягивая кожу коркой.

Колючки мне изодрали все руки, до локтей все покрылось множеством мелких царапин. Они поначалу кровоточили, разъедаемые потом, но были сравнительно неглубоки и быстро затягивались. Больше всего досаждала пыль от тановых зерен.

Мелкая пыль забиралась всюду, набивалась в нос, в глаза, сбивалась в волосах и осыпалась на теле, забивалась в сандалии и хрумкала на зубах.

Без обуви ходить было опасно, острые щепки тановых кустов могли серьезно повредить ноги, а руки я обмотал слоями ткани, которые откуда-то принесла Ива.

Она работала рядом со мной, на соседней грядке, и дело у нее спорилось побыстрее, чем у меня. Вперед она не вырывалась, находила время, чтобы обернуться и мне улыбнуться. А я просто не мог не улыбнуться ей в ответ, глядя на ее ловкие и плавные движения.

Монотонно срывая початки и перебрасывая их за спину, в корзину, я медленно передвигался вдоль тановых грядок.

И какой дождь в такую погоду? Жарища, даже вон вода у корней высохла. Земля превратилась в сухую потрескавшуюся равнину, через которую с трудом пробиваются толстые тановые стебли.

Корзина постепенно наполнялась. Когда простые веревочные лямки стали резать плечи, я отнес собранное на склад, и снова вернулся на поле, уже налегке.

Ива уже ушла далеко вперед, ее платье мелькало где-то там, за тановыми стеблями. Монотонная нетяжелая работа только способствовала размышлениям. И потому не удивительно, что мои мысли снова вернулись к Академии, а потом и к Земле, и дальше.

Я вдруг подумал о том, что до сих пор не видел на небе взрыва.

«Звездный странник» очень надежная штука, поломать которую не так уж и легко.

У уникального космического корабля, которым является наш звездолет, запас надежности тоже уникален. Меры там принимались явно не рядовые, какому-нибудь дестроеру и не снилось. Выключатся первичные цепи, пострадают от радиации вторичные — автоматика пустит все обходными путями, останутся еще третичные, четвертичные, пятеричные, шестеричные… Всех уровней надежности системы безопасности даже я не знаю.

Я и не представляю, каким образом корабль такого уровня можно вывести из строя. Разве что в открытом бою, долбить ракетами и лазерами, пока от корабля не останется облако межзвездной пыли. Или взорвать нейтронные ракеты, угробив экипаж…

В космическом бою так часто бывает, как и у меня получилось. Корабль вроде целый, корпус почти не поврежден, автоматика пашет еще, а вот экипаж накрылся. Поток жесткого излучения, прошедший через поля, большие скачкообразные нагрузки, которые не скомпенсировали амортизаторы, да и прочие радости открытого космоса.

Чаще всего, конечно, излучение. У меня так же получилось, на корабль без защитного скафа не ступить ногой.

Подлатать кораблик, кое-что заменить, и летай себе на здоровье, до нового боя или вспышки, или дурного маневра. Автоматика-то у нас покрепче, чем людская плоть. А есть еще аварийно-ремонтный комплекс, с автономными роботами, который восстановит многое, и, при необходимости, некоторые блоки бортокомпа, не говоря уж про ходы ЦСУ, центральной системы управления.

Но все равно, предположим, что автоматика накрылась. Сдохла, полностью погорели все кристаллы. Корабль стал стальным гробом в небесах. Не работает аварийно-ремонтный комплекс, роботы стали хламом и не могут ничего исправить, не работает НИЧЕГО…

Тогда должен рвануть термоядерный реактор. Это неизбежно, потому что с отказом автоматики нельзя станет управлять силовыми полями, синтез вещества в реакторе быстро станет неуправляемым — и на небе будет зарево, днем увидим. И почувствуем, пусть даже и рванет на другой стороне планеты, но долгое-предолгое северное сияние гарантировано.

Поскольку ничего такого я не наблюдал, то резонно считать, что основные системы звездолета уцелели. Уцелел и аварийно-ремонтный комплекс, ремроботы уже восстанавливают погоревшие во время вспышки схемы и механизмы. Может, даже почистят от радиации…