Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни - Норман Оллестад

Я вовремя заметил очередную волну, вклинился носом доски в низвергающуюся стенку и проскользнул внутрь. Холодная вода сразу же обострила все чувства, и я задрожал. Воздух был свежий и прохладный, а в ушах булькала соленая вода. Едкий запах водорослей так и манил меня к новым волнам, несмотря на то что плечевые мышцы, казалось, вот-вот оторвутся от кости. Я откашлялся и с кряхтеньем ринулся в воду, подталкиваемый знакомыми ощущениями. Доска постоянно кренилась и дергалась, и я потратил уйму энергии, прежде чем мне удалось кое-как взгромоздиться на волну. Выпрямившись во весь рост, я почувствовал дрожь в ногах и одышку, так что пришлось выравнивать дыхание. Я изо всех сил отклонился назад и вытащил нос доски из самого подножия волны. Затем отклонился в сторону – как раз настолько, чтобы направить ее по волне. Я выровнялся на стенке волны и увидел, что прямо надо мной изгибается гребень. Я закружился, пружиня ногами и балансируя бортами доски. До этого я не вспоминал о том, что нужно сгибать ноги. С каждой «пружиной» из-под доски вылетали брызги. Внезапно, подхваченный незримым потоком, я стремительно взмыл вверх, словно сигнальная ракета. Еще мгновение – и я вновь покачиваюсь где-то высоко над землей, в этом уже знакомом мне великолепном мире.

Волна закрылась как раз напротив станции, и я съехал по задней стенке. С пляжа доносились восторженные крики. Заметив на берегу взрослого кудрявого мужчину с усами, я невольно оглянулся. В глазах у меня защипало, а лицо сморщилось. Я опустил голову, медленно развернул доску и погреб к мысу, кашляя и глотая слезы и слизь.

Почти добравшись до мыса, я перестал грести и дрейфовал на волнах. Рохлофф пристально смотрел на меня, и я наклонил голову, пряча от него лицо.

– Норм, ты в порядке? – крикнул он.

Я поднял руку, и меня сразу же отбросило на противоположный край доски. В толще воды, среди крошечных пузырьков, поднимавшихся из-под камней, поблескивали струйки ила. Я вдыхал аромат океана, слушал его звуки. Я был дома.

– Если бы не твой отец, кто знает, рассекал бы я сейчас волны, – сказал Рохлофф, когда я подгреб обратно к мысу. – И уж, конечно, у меня бы не было такой суперовской техники!

– Отличная штука серфинг, а? – заметил я.

Он закивал:

– Обожаю его.

К концу лета у меня были собственные деньги и своя компания друзей, и я настолько выпал из домашней жизни, что даже не заметил, как Ник от нас съехал. Я несколько раз ночевал у Элинор, но она и словом не обмолвилась об этом. Только когда начались занятия в школе, я поинтересовался у мамы, куда делся Ник.

– Он переехал на пляж, – ответила она.

– Отлично!

– Сказала ему, чтобы возвращался, если бросит пить, – добавила она.

Я подумал, что этого никогда не произойдет, и кивнул.

Мама пыталась казаться жесткой. Но я был уверен, что она примет Ника обратно, если он попросит прощения. Я не желал притворяться, что верю ей, и поэтому смылся.

В первый же день занятий в школе имени Пола Ривера[59] ко мне подошел Рич, один из серферов-восьмиклассников, и сказал, что видел меня в Топанге. Видимо, этим летом он бывал на нашем пляже и замечал, каким вниманием одаривают меня «легенды» серфинга, то и дело уступая мне лучшие волны. Рич захотел со мной подружиться, потому что я был вхож в тусовку, которая, как мне внезапно стало ясно, считалась невероятно крутой даже за пределами оазиса Топанги. На второй день я уже зависал с Ричем и другими популярными в школе ребятами. Все они были длинноволосые и загорелые и носили исключительно шорты и истрепанные рубашки. Я идеально вписался в их компанию, и это вернуло меня к нормальной жизни. Ты был прав, папа. Я очень благодарен тебе за то, что ты научил меня серфингу.

Через неделю я проснулся среди ночи и увидел в окне спальни странное зарево. Я побежал наверх в мамину комнату и обнаружил, что за стеклянной дверью пляшут язычки пламени.

– Вставай! – завопил я.

Я был голый, и, когда мама открыла глаза, сразу же отвернулся, чтобы она не заметила три волоска, торчавшие у меня на лобке. Я сбежал вниз и надел трусы. Мама ждала меня и все говорила, чтобы я плюнул на трусы, что она даст мне полотенце. Наконец, мы вместе выбежали из дома. Я кинулся в кладовку под гаражом, чтобы вытащить доску для серфинга. Мама закричала на меня с лестницы, но я не собирался отдавать свою доску на съедение огню. Ощущая спиной жар пламени, я потащил ее вверх по лестнице мимо гаража и дальше на улицу. Мама постучалась к соседям, и те вызвали пожарных.

Ник появился через полчаса. Крыша полностью сгорела, а на верхнем этаже обуглились стены и потолок. Начальник пожарной команды сказал, что, вероятно, ветер Санта-Ана[60] принес к нам пламя пожара, который разразился тем вечером в километре к северу от нас. А поскольку наша крыша сделана из старой черепицы, добавил пожарник, она сразу же занялась.

На ближайшие полгода нам пришлось переехать в дом, расположенный в двух километрах от нас, на другой стороне бульвара Сансет. В первый же вечер на новом месте мама заговорила о половом созревании, и я понял, что в ночь пожара она все-таки видела меня без трусов. Я смутился. Мама спросила, замечаю ли я в себе что-то новое.

– Нет, – ответил я, не желая признаваться, что за последние несколько месяцев на меня частенько накатывали приступы агрессии. Вспышки гнева, которые так толком и не находили выхода.

– Пойду спать, – бросил я.

Ник появился в доме на этой же неделе. Было не ясно, бросил ли он пить, а спрашивать маму я не стал. Я старательно избегал его, а он – меня.

Вскоре после этих событий одна семиклассница позвала нашу серферскую тусовку на вечеринку. Дело было в субботу вечером. По выходным я должен был приходить домой не позже десяти часов. Я явился в пол-одиннадцатого, и мама была обеспокоена и огорчена. Она пригрозила запереть меня дома. Я захлопнул дверь у нее перед носом, открыл журнал Surfer magazine и думал о серфинге и об одной девочке с вечеринки, Шэрон, которая все время болтала со мной. Тут зазвонил телефон. Я взял трубку, и это оказалась Шэрон. Она спросила, понравилась ли мне вечеринка. «Было здорово», – сказал я, не придумав ничего лучше. Потом она поинтересовалась, буду ли я сегодня дрочить. Я не знал, что ей ответить. Признался, что еще этого не делал. Шэрон не поверила и подняла меня на смех. Я дал честное слово, что никогда не занимался этим. Она очень заинтересовалась и пригласила меня к себе в воскресенье.