Людвиг II - Мария Залесская

И надеяться…

1874 год начался с очередных неприятностей и потрясений. Однако долгожданный ответ от баварского короля вселил новую надежду. В письме от 25 января Людвиг писал Вагнеру: «Нет! Нет и снова нет! Это не должно завершиться так; надо помочь! Наш план не может сорваться!»[167] Как оказалось, у Вагнера по-прежнему был лишь один бескорыстный «патрон», готовый прийти на помощь другу и единомышленнику!

В глубине души, несмотря на все разочарования, Людвиг II продолжал верить в победу вагнеровского искусства. Король предоставил авансом кредит в 100 000 талеров (около 2 500 000 евро) из личных средств. (Кстати, еще раз напомним, что эта сумма была полностью выплачена баварскому правительству наследниками Вагнера из бюджета Фестшпильхауса.) Благодаря такому солидному взносу Людвига II «жизнь» вагнеровского театра была спасена.

Кроме того, Людвиг полностью профинансировал и строительство виллы «Ванфрид», которое благодаря его вмешательству было очень быстро завершено. 28 апреля 1874 года Вагнер уже въехал в свой собственный дом. Позднее, в июле 1875-го, Людвиг II прислал в подарок Вагнеру свой бронзовый бюст, который и ныне стоит перед самым входом в виллу «Ванфрид», словно своеобразный ангел-хранитель настоящего приюта композитора.

Итак, «Байройтский театр, начатый с сумм, подписанных «патронами» дела, был окончен благодаря материальному содействию Людвига II, который в тот момент, когда Вагнер хотел было публично объявить, что дело проиграно и труды прерваны, выдал авансом фонды, необходимые для того, чтобы довести предприятие до благополучного конца»[168].

1 августа 1875 года «многострадальное» строительство Фестшпильхауса было полностью завершено. Открытие первого Байройтского фестиваля намечалось на лето следующего года.

1876 год явился своеобразным рубежом и в жизни Людвига II. Можно сказать, что до этого года король все еще время от времени принимал участие в многолюдных светских мероприятиях, как того требовал придворный этикет. Его «уход в одиночество» происходил постепенно. Последний Октоберфест — в 1874 году; последний военный парад — в 1875-м. Настала очередь пышных приемов во дворце, которые царствующий монарх должен был проводить регулярно. 10 февраля 1876 года прошел последний торжественный прием при дворе Людвига II. Отныне за королевским столом станет собираться в лучшем случае тесный кружок друзей, но чаще всего Людвиг будет принимать пищу в гордом одиночестве.

Придет время — и даже слуги, обслуживающие его во время еды, станут раздражать короля. И родится идея «стола-самобранки», которая будет впервые применена в замке Линдерхоф. Секрет такого стола в том, что он стоит на специально устроенном люке в полу, который приводится в движение подъемным механизмом, расположенным этажом ниже. Этот механизм позволяет накрывать, а также убирать обеденный стол без присутствия в столовой прислуги: люк в нужный момент опускался вниз, в кухню, где слуги либо сервировали стол к трапезе, либо убирали посуду после нее. Благодаря столь оригинальному приспособлению никто и ничто не нарушало уединения короля, которым он так дорожил. Такой же механизм будет установлен и в Нойшванштайне, а позднее и в Херренкимзее.

Кстати, обычно наличие «стола-самобранки» трактуется как болезненное проявление человеконенавистничества Людвига II. Но давайте посмотрим на это с другой стороны. Во-первых, такие столы не были оригинальной выдумкой баварского короля: они были в ходу (чтобы не сказать в моде) при дворе Людовика XV, которого могли обвинять в чем угодно, только не в мизантропии и нелюдимости. А во-вторых, скажите, кому понравится, если, например, в ресторане официант постоянно будет стоять у вас за спиной, неустанно следя за тем, как и что вы едите? Вас бы это раздражало? Значит, вы человеконенавистник и нелюдимый мизантроп! Между тем при трапезе королевских особ именно так все и происходило. Да и «официантов» было не один, а гораздо больше. Так что «не судите, и да не судимы будете»!

Показательным в плане постепенного «ухода в одиночество» стал и единственный приезд Людвига II в Байройт перед торжественным открытием Фестшпильхауса и первого Байройтского фестиваля в 1876 году. Он прибыл в ночь с 5 на 6 августа и остановился во дворце Эрмитаж. Прослушав генеральные репетиции всей тетралогии «Кольцо нибелунга»,[169] намеченной для программы фестиваля, 9 августа король также внезапно уехал, не оставшись на само празднество, состоявшееся 13 августа. В письме к Вагнеру он объяснил это свое решение тем, что в последнее время его особенно утомляют многолюдная толпа, суета, тяготы королевской власти, порождающие ажиотаж вокруг его персоны. Он вообще предпочел бы прослушать «Кольцо» в одиночестве (генеральные репетиции всегда проходят в присутствии публики), но Вагнеру удалось убедить короля не восстанавливать против себя жаждущих попасть на репетиции многочисленных зрителей. Не говоря уже о том, что композитору было необходимо заранее оценить акустические новшества своего театра (прекрасная акустика Фестшпильхауса до сих пор считается непревзойденной) при полном зале.

Перед отъездом Людвиг «совершал одинокие прогулки при блеске луны в парке Эрмитажа. Вагнеру он поднес ширмочку для свечей удивительной работы, из слоновой кости, изображавшей сцену в волшебном саду между Парцифалем и Кундри, которая, несмотря на рельефную работу, была совершенно прозрачна от тонкости работы».[170]

Хотел ли Парцифаль-Людвиг своим подарком в очередной раз благословить Вагнера на создание его священной мистерии и тем самым показать, что мысленно он все равно остается верен их идеалам? Кто знает… Во всяком случае, все дальнейшие взаимоотношения Вагнера и Людвига II, можно сказать, проходили уже исключительно «под знаком Парцифаля».

И нам снова придется забежать вперед, чтобы завершить рассказ об этих непростых взаимоотношениях.

Как ни парадоксально, но итогами первого Байройтского фестиваля стали для Вагнера крайняя усталость, опустошенность и разочарования. Возможность дальнейшей борьбы за высокое искусство он в те дни для себя исключал. Тем более что уже были подведены финансовые итоги предприятия, и выяснилось, что вместо ожидаемой прибыли фестиваль принес дефицит бюджета в размере 148 000 марок (1 184 000 евро). Блестящая публика, собравшаяся в Байройте в августе 1876 года, вовсе не торопилась раскошеливаться; «патроны» молчали; денег снова было взять неоткуда. Практически сразу после проведения первого фестиваля Фестшпильхаус на неопределенное время был закрыт, что означало поражение дела всей жизни Вагнера. Композитор был близок к тому, чтобы официально объявить свое театральное предприятие банкротом, а «Ванфрид» продать за долги.