Эра бедствий: чума и войны XIV века – Европа и Русь - Дмитрий Борисович Тараторин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аверьянов описывает, как дальше развивалась интрига:
«Очутившись в этой ситуации, Дионисий упросил великого князя отпустить его в свою епархию, обещаясь не ехать в Константинополь до возвращения Митяя в сане митрополита. В качестве поручителя он выставил Сергия Радонежского. „Князь же великыи послуша молениа его, верова словесемъ его, оустыдевся поручника его, отъпусти Дионисиа на томъ слове, что ти не ити къ Царюграду безъ моего слова, но ждати до году Митяевы митрополии”. Употребленные в приведенном отрывке выражения от первого лица показывают, что с суздальского епископа была взята письменная поручная запись, которую собственно и цитирует автор „Повести о Митяе”.
Но Дионисий и не думал выполнять своего обещания. Ему важно было выбраться из Москвы. Едва прибыв в свою епархию, он уже через неделю „побежа къ Царюграду, обетъ свои измени, а поручника свята выдалъ”. К сожалению, автор „Повести о Митяе” не говорит – какие последствия бегство Дионисия имело непосредственно для поручившегося за него Сергия Радонежского. Из дошедших до нас поручных записей позднейшего времени известно, что поручители в подобных случаях несли довольно крупные денежные штрафы. Как бы то ни было – несомненно одно – сразу после бегства Дионисия Сергий Радонежский летом 1379 г. оказался в опале у великого князя Дмитрия».
Итак, преподобный Сергий оказался в опале ровно за год до Куликовской битвы. Так насколько адекватна история о том, что накануне сражения князь отправился за благословением в Троицу?
Аверьянов отмечает:
«Начиная с В. Н. Татищева, рассказ о свидании Сергия Радонежского и Дмитрия Донского прочно вошел в литературу, посвященную Куликовской битве. Н. М. Карамзин писал: „Димитрий выехал из обители с новою и еще сильнейшею надеждою на помощь небесную”. Ту же мысль повторил С. М. Соловьев. Еще более образно по этому поводу в 1892 г. высказался В. О. Ключевский в речи, посвященной 500-летней годовщине со дня кончины Сергия: „Глаз исторического знания уже не в состоянии разглядеть хода этой подготовки великих борцов 1380 года; знаем только, что преподобный Сергий благословил на этот подвиг главного вождя русского ополчения, сказав: ″Иди на безбожников смело, без колебания, и победишь”».
Но позднее факт посещения Дмитрием Донским Троицкого монастыря стал предметом сомнений. Изучая события этого времени, исследователи столкнулись с неожиданным фактом – ранние по времени своего создания Рогожский летописец и Симеоновская летопись помещают краткий рассказ о Куликовской битве, но при этом ничего не говорят о каком-либо участии в связанных с ней событиях Сергия Радонежского. Более подробное изложение событий содержится в Московском летописном своде конца XV в. Однако и в нем о Сергии говорится лишь то, что когда «прииде князь великы Дмитреи Ивановичь к реце Дону за два дни до Рожества святыя Богородица. Тогда же прииде грамота к великому князю от преподобнаго игумена Сергия от святаго старца благословенаа, в неи же и писано благословение таково, веля битися ему с татары: „что бы еси, господине, такы и пошелъ, а поможет ти Богъ и святая Троица”»
Впрочем, дальше исследователь, прибегая к различным косвенным данным из летописей и житий, приходит к выводу, что до отправления в поход князь успел примириться с Сергием. Это, конечно, возможно. Однако, мог ли благословить преподобный того, кто пребывал под анафемой признаваемого им митрополита?
Чтобы выйти из этого затруднения, сторонникам традиционного предания приходится обосновывать и то, что до битвы Дмитрий успел примириться заодно и с Киприаном, и тот даже вернулся в Москву. Между тем, наиболее распространенной точкой зрения является мнение, что прибыл он в стольный град год спустя. Любой интересующийся этим вопросом может обратиться к соответствующим исследованиям. Но вряд ли мы сможем сегодня наверняка утверждать, что легендарное благословение имело место. Ну а тем более «делегирование» Пересвета и Осляби. О последнем «факте» нет речи не только в наиболее ранних летописях, но и в житии преподобного Сергия…
Ну, а что же Митяй? Его авантюрная судьба завершилась вполне детективным финалом. Он скончался на корабле, который так и не успел высадить его на берег. Пророчество свершилось. Причины смерти летописи излагают весьма смутно, что дает повод современным исследователям говорить о «заказном убийстве»…
Но тут уж точно никаких фактов и доказательств за давностью лет мы обнаружить не сможем. Однако, вот что характерно. Если и Дионисий, и Киприан едут в Константинополь кружным путем, минуя территории, контролируемые Мамаем, то Митяй смело едет «напрямки». И более того, Мамай приглашает фаворита Дмитрия заехать к себе в ставку, где с почетом принимает. И это опять же за год до Куликовской битвы. И через год после битвы на реке Воже, где Дмитрий разбил войско мурзы Бегича, посланное Мамаем. Как-то не вписывается этот эпизод с Митяем в стройную схему мифа о стремлении Дмитрия «свергнуть иго». Наоборот, похоже, что именно в тот период у князя и Мамая есть некие общие интересы, в которые вовлечены все те же генуэзцы. Характерно, что Митяя похоронят в их квартале – Галате.
Что же происходит дальше с русской делегацией в Константинополе? Она, как ни странно, отнюдь не отказывается от идеи утвердить нового митрополита…
Иоанн Мейндорф так описывает произошедшее на фоне гражданской войны в Византии:
«Когда в июне 1380 года патриарх выносил свое решение, война между Венецией и Генуей, Иоанном V и Андроником IV все еще была в разгаре, причем ни одна из сторон не могла добиться решительной победы. В 1380 году уже предчувствовался компромисс, которым война закончилась в 1381 г., и Иоанн V не мог не считаться с политическим давлением Генуи и подношениями москвичей. Русское посольство широко использовало кредит, обеспеченный ему великим князем Дмитрием Ивановичем. Согласно Повести, русские от имени великого князя заняли 20 тысяч гривен серебра у генуэзцев и турок. „Русини же позаимоваша оною кабалою сребро в долг на имя князя великаго оу Фряз оу Бесермен в росты, еже и до сего дни тот долг ростет, россулиша посулы и раздаваша и сюду и сюду, тем едва утолиша всехъ”.
В результате соборное деяние о поставлении, датированное июнем 1380 года, целиком отражало московское видение событий: митрополит Киприан назван „вторым Романом” и пособником Литвы. Поставление его в декабре 1375 года изображено как следствие обмана, жертвой которого пал сам патриарх Филофей. Наконец, деяние объявляет о решении синода принять предложения московских послов и посвятить в митрополиты одного из трех архимандритов, сопровождавших Михаила-Митяя в Константинополь, а именно Пимена.
Каким образом Митяя заменил Пимен? Русская „Повесть о Митяе” и греческое соборное деяние 1389 года утверждают, что патриарх Нил ничего не знал о смерти Митяя и считал Пимена подлинным кандидатом Дмитрия. Эта версия совершенно неприемлема: имя и личность Митяя были известны в Константинополе благодаря предшествовавшей переписке Москвы с патриархом Макарием. Более того, невозможно
