Похищенная - Чеви Стивенс

При выезде из Порт-Норсфилда мы заехали на заправку. Мама пошла платить, а Уэйн вставлял пистолет в бак. Я спряталась на заднем сиденье. Когда мама вернулась, то бросила в машину газету и, покачав головой, сказала:

— У кого-то слишком длинный язык.

ПРОПАВШЕГО РИЭЛТОРА ВЫПИСАЛИ ИЗ БОЛЬНИЦЫ!

Под этим заголовком на первой странице была моя старая фотография с работы. Пока Уэйн отъезжал с заправки, я в шоке читала статью. «Конфиденциальный источник информации» сообщил им, что меня сегодня выписывают из больницы. По сведениям от штаб-сержанта Гари Кинкейда из Клейтон-Фолс, я не нахожусь под следствием, я отважная молодая женщина, а они напряженно работают над тем, чтобы установить личность погибшего злоумышленника…

Я никогда не называла копам имени своего ребенка, но кто-то сказал газетчикам, что я это сделала, потому что в статье приводилось мнение специалиста относительно того, каким образом может повлиять на меня смерть ребенка. Я швырнула газету на пол и затоптала ее ногами.

Сеанс двадцать второй

— Очень хорошо, что вы, док, смогли принять меня сегодня. Если бы мне пришлось еще хоть немного побыть наедине с тем, что навалилось на меня в последнее время, в следующий раз вам пришлось бы навещать меня уже в сумасшедшем доме. И опять-таки, там, видимо, было бы намного безопаснее. Я уверена, что вы видели меня в новостях. Да и кто же, блин, не видел!?

Позавчера вечером я вытащила свою старую фотографию, которую нашла у Выродка. На ней не было никаких следов от кнопок, и — хоть убейте! — я так и не могла понять, почему могла держать ее в своем офисе. Но сколько бы я ни пыталась сообразить, откуда еще он мог ее взять, перед глазами все время возникал Выродок, который поднимал этот снимок, словно какой-то приз.

На следующее утро я отправилась на пробежку. В конце подъездной аллеи к своему дому я повернула направо по дороге и, пробегая мимо припаркованного у бордюра белого фургона, крикнула Эмме, которая вырвалась вперед, чтобы она подождала меня, прежде чем перебегать следующую улицу..

Все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы Эмма остановилась, и я не заметила, как открылась боковая дверца фургона. Когда я проходила мимо, то краем глаза увидела крупное тело в темной одежде и лыжной маске, которое бросилось на меня. Я шарахнулась в сторону, нога моя подвернулась и попала на какой-то камень. Я сильно ударилась о бордюр, прикусив язык, стукнувшись подбородком и сбив руки о шершавый тротуар.

Пока я пыталась подняться, чья-то рука схватила меня за лодыжку и потащила назад. Я вцепилась в асфальт ногтями и пыталась отбиваться левой ногой. На мгновение я освободилась и встала на колени, готовая бежать. Но потом большая ладонь зажала мне рот, другая рука обхватила меня, подняла и прижала к крепкому торсу. Рука на лице вжимала мою голову в плечи, а вторая выдавливала воздух из моей груди. Человек начал пятиться назад. Мои пятки волочились по тротуару. Через дорогу к нам с лаем бросилась Эмма.

Я хотела закричать, хотела отбиваться, но была парализована страхом. Перед глазами было только улыбающееся лицо Выродка, а в спину мне упиралось дуло его пистолета.

Мы были уже возле фургона. Мужчина перенес вес тела на одну ногу и крепче прижал меня к себе, словно собираясь шагнуть на ступеньку машины. Я вспомнила, как Выродок закрыл за мной дверцу, обошел фургон спереди, сел…

Соберись, черт бы тебя подрал! У тебя есть секунды, всего несколько секунд! Не дай ему затянуть себя в фургон!

Я укусила руку, зажимавшую мой рот, и пнула похитителя. Послышался глухой стон. Я изо всех сил замолотила локтями, попав, думаю, ему куда-то в область подбородка. Он оттолкнул меня так сильно, что я выскользнула и упала на край бордюра, ударившись виском. Было жутко больно, тем не менее я все-таки перевернулась на спину. Когда мужчина снова бросился на меня, я начала орать во весь голос и при этом умудрилась лягнуть его в живот. Он застонал, но все равно попытался схватить меня.

Я каталась из стороны в сторону, била его по рукам и вопила:

— Помогите! Кто-нибудь… помогите!

Я услышала рычание и лай. Мужчина выпрямился.

Эмма вцепилась ему в ногу, и он пытался отбиться от нее.

— Не смей трогать мою собаку, грязный ублюдок!

По-прежнему лежа на земле, я приподнялась на локтях и с силой ударила мужчину ногой в пах. Он согнулся, со стоном отшатнулся, хватая ртом воздух, и упал на колени.

— Немедленно отпустите ее! — закричала какая-то женщина.

Мужчина, покачиваясь, поднялся на ноги и попытался проскочить мимо меня в фургон, но Эмма продолжала держать его за брюки. Я схватила его за вторую ногу. Он сбросил нас обеих и забрался в машину. Эмма едва успела отскочить в сторону, когда она рванула с места, взвизгнув шинами по асфальту. Я пробовала рассмотреть номера, но перед глазами все плыло, да и уехал он очень быстро.

Я дышала так, будто меня только что душили, Я поднялась на колени и, оглянувшись через плечо, с трудом узнала свою соседку, которая бежала к нам с телефоном в руке. В глазах у меня потемнело, и я снова повалилась на тротуар.

— Как она? В порядке?

— Полиция уже едет сюда.

— О боже, что произошло?

Я хотела ответить на все эти вопросы, но тело мое неконтролируемо вздрагивало, дыхание было частым и затрудненным, и я до сих пор не могла сфокусировать изображение в глазах. Эмма терлась мне о щеку, а ее теплый язык облизывал мне лицо. Кто-то оттеснил ее в сторону, потом женский голос произнес:

— Вы можете сказать, как вас зовут?

— Энни. Меня зовут Энни.

— О’кей, Энни, помощь уже в пути, продержитесь еще немного.

Сирены. Люди в форме. Кто-то набросил на меня одеяло. Я отвечала на вопросы урывками:

— Мужчина… темная одежда… белый фургон.

Снова сирены. Затем униформа на людях вокруг меня поменялась.

— Где болит, Энни?

— Попробуйте сделать несколько глубоких вдохов.

— Мы сейчас зафиксируем вашу шею.

— Назовите дату своего рождения.

Прикосновения рук к моему телу. Чьи-то пальцы на моем запястье. Выкрикиваются какие-то цифры. Когда меня укладывали на носилки и пристегивали к ним, я узнала прозвучавший рядом голос:

— Это моя племянница, пропустите меня.

Надо мной склонилось озабоченное лицо тети Вэл. Я схватила ее за руку и залилась слезами.

Она поехала со мной в больницу.

— Энни, все будет хорошо. Марк звонит твоей маме, так что она встретит нас в больнице, — он остался, чтобы отвезти Эмму домой.

После этого я плохо помню: осталось только ощущение быстрой езды и ее руки в моих пальцах.

В больнице у меня снова началась гипервентиляция легких, — слишком много громко кричащих людей, детский плач, яркие огни ламп, вопросы медсестер, — так что меня уложили в комнату для осмотра дожидаться доктора, но я все равно могла видеть тетю Вэл и копов, разговаривающих с медсестрами.

Я начала считать панели на потолке. Вошла медсестра, заставила меня сжать ей руку, потом измерила давление и проверила мои зрачки. Я продолжала считать.

Наконец приехал доктор и снова задал мне все те же вопросы — я считала не останавливаясь. Когда они отвезли меня в рентген-кабинет, я считала там аппаратуру. Когда они снова вернули меня в ту же комнату и копы стали задавать свои вопросы — во что был одет тот мужчина, его рост, марка фургона, — я начала считать быстрее. Но когда вошел крупный мужчина в халате и неожиданно потянулся к моей руке, я начала кричать.

Всем тут же было сказано покинуть комнату. Доктор распорядился, чтобы медсестра немедленно вызвала реанимационную команду. Пока они разговаривали надо мной, я, закрыв глаза, считала удары своего бешено бьющегося сердца. Кто-то сделал мне укол. Опять какие-то разговоры, я уже не следила за этим. Пальцы, сжавшиеся на моем запястье и считающие мой пульс… Я продолжала свой счет.

Потом послышался частый стук каблуков по полу коридора и мамин голос, но тут я начала отключаться.

Раз, два, три…

Когда я открыла глаза, мама и тетя Вэл стояли у окна спиной ко мне и тихо разговаривали.

— Марк вез меня в лабораторию забрать результаты анализов, когда мы увидели толпу. Она была там, просто лежала… — Тетя сокрушенно покачала головой. — Мне пришлось проталкиваться, чтобы подойти к ней. Через несколько минут тут уже были репортеры — наверное, они следовали за «скорой помощью». Ты только посмотри, сколько их собралось!

— И что ты им сказала? — спросила мама.

— Прессе? Ничего я им не говорила, в тот момент меня больше заботила Энни. Но Марк действительно мог ответить на несколько вопросов.

— Марк? — Мама тяжело вздохнула. — Вэл, ты должна быть очень осторожна, когда говоришь с этими людьми. Никогда не знаешь, что они…

Я прокашлялась, и они дружно повернулись ко мне. Я начала плакать.