Черное знамя - Dmitrii Kazakov

Напором и эмоциями тут ничего не добьешься, он должен быть спокоен, рационален, логичен и убедителен.

- Ну так может мне расскажешь? А я утром ему доложу?

- Дело в том, что я могу не дожить до утра, особенно если ваш телефон слушают.

Похоже, эта фраза прозвучала достаточно убедительно, поскольку Покровский несколько мгновений промолчал, слышалось только его недовольное кряхтение, а потом сердито произнес:

- Ладно, я разбужу министра. Но если дело окажется неважным, то застрелись сам. Понял?

- Конечно, спасибо, - облегченно выдохнул Олег в трубку.

Есть вероятность, что «опричники» из управления имперской безопасности слушают самого министра, но не очень большая, и даже если это так, то вряд ли они в курсе интриг Голубова… Этот звонок отметят, запишут, но пока доложат по начальству, пока информация дойдет до штаба ОКЖ.

К тому же сам его начальник сейчас в поезде, мчится из Казани в Нижний.

Так что какое-то время у Олега есть.

Из трубки донеслись отдаленные шаги, потом стук, и баритон, известный всей стране, произнес:

- Слушаю.

В этом слове не было и тени сонливости, зато звучал намек на скрытый гнев.

- Иван Иванович, говорит статский советник Одинцов, - Олег внутренне напрягся, по давней привычке «вытягиваясь» перед министром, как во время одного из обычных докладов. – В конце сентября по просьбе начальника штаба ОКЖ я был зачислен в рабочую группу, созданную для расследования взрывов в нескольких городах империи…

Нужно изложить все быстро и четко, чтобы Штилер сразу уловил суть и заинтересовался.

Паук слушал молча, не перебивал, и это был хороший признак.

- Интерееесно, интерееесно, - протянул он, когда Олег замолчал. – Прямо детектив. Выглядит, конечно, невероятно, и доказательств у тебя пока никаких, как я понимаю?

- Именно так.

- Постарайся их достать… - донесся негромкий стук: Паук, как обычно, вертел карандаш и стучал им по ближайшей ровной поверхности, в данном случае – по телефонному столику. – Прослушки с моей стороны можешь не бояться, линия чистая, а с твоей… откуда звонишь?

- Из квартиры Шульгина.

- Тоооже маловероятно, что его слушают. Невелика птица, - министр сделал паузу. – Подстрахуем тебя на тот случай, если «опричники» захотят тебя ликвидировать, я сейчас же позвоню Померанцеву, у него в нижегородском охранном отделении должны быть какие-нибудь орлы…

Штилер, и это всем было известно, состоял в отличных отношениях с главой МВД.

Ну а тот, несмотря на все усилия Хана, сумел сохранить за собой и Особый отдел в департаменте полиции, ведающий политическим сыском, и охранные отделения в губерниях империи.

- Тебе позвонят, и за тобой присмотрят, - продолжил министр. – Ты пока не рыпайся. Собирай доказательства и веди себя так, словно нииичего не случилось. Если что – звони мне. Распоряжусь, чтобы соединяли немедленно.

- Хорошо.

- Тогда все. Удачи, - и Штилер отсоединился.

Олег положил трубку на рычаги, и вытер со лба холодный пот.

Он сделал все, что мог, и если даже теперь его убьют, то Голубову это с рук не сойдет… Вот только почему-то Одинцов не чувствовал себя победителем, страх, горечь и разочарование никуда не исчезли…

Надо поспать… где там диван, о котором говорил Шульгин?

Но вместо гостиной он направился почему-то на кухню, подошел к окну и прижался лбом к холодному оконному стеклу.

Мокрый снег продолжал валить, но был виден и кусок площади Минина, и стена Кремля, и губернаторский дом за ней. И там, во мгле, как ни странно, можно было различить колышущийся на ветру государственный стяг – пятно мрака, более густого, чем обычная ночная тьма, словно дыра в плоти мира, провал, ведущий в неведомую бездну.

Олег смотрел на него, не в силах отвести глаз.

Анна мертва…

Эх, если бы она не ушла от него, то наверняка осталась бы жива, не поддалась болезни… он понимал, что это глупость, что для оторвавшегося тромба не имеет значения, где и с кем она прожила последние годы, но почему-то хотелось верить в подобное…

Но как она могла не уйти, если он посвятил всю жизнь, отдал много лет тому флагу, что реет вон там, во тьме? Отдал себя служению идее, лег камнем в основу грандиозной пирамиды, стал клеткой исполинского социального организма, превратился в часть божьего или дьявольского творения, это уже как посмотреть, растворился в иллюзии…

И стоило оно того?

Прекрасным майским днем…

7.

24 мая 1934 г.

Казань

- …Пункт третий – всякий наш успех должен быть изображен четко и ясно, всякий наш неуспех описывается в туманных и неясных выражениях, пункт четвертый – наши потери обходить молчанием, потери противника и взятых пленных подсчитывать почаще и на разные даты, чтобы создать иллюзию более значительного успеха… - Кирпичников читал звучно, с выражением, так что его голос разносился по залу для совещаний.

Штилер слушал, наклонив голову, постукивал карандашом по столу, и неясно было, нравится ему или нет.

Приглашенные на ежедневное совещание размещались за длинным, U-образным столом - чем меньше чин и должность, тем ближе к устью. Обычно у министра собиралось около двадцати человек, и сегодня было столько же, через щели в закрывавших окна шторах пробивалось яркое весеннее солнце.

Олег сидел на обычном месте, где-то посередине одной из ножек буквы «U», у стены.

- Так, хвааатит, - сказал, наконец, Паук, и стало ясно, что все-таки недоволен. – Ерунда. Военное министерство может жить наставлениями прошлого века, но мы… мы не можем! Необходимо разработать новые правила по составлению информационных сообщений Ставки. Понятно, Владимир Петрович?

- Да, - отозвался Кирпичников.

- На все про все… - министр полистал лежавший перед ним ежедневник. – Два дня. Суббота – день доклада.

- Да, - повторил начальник отдела общей пропаганды.

Олег вздохнул – есть вероятность, что на эту работу назначат его, а значит прощай планы в пятницу съездить за город, в санаторий.

- Тогда садитесь… - Штилер повелительно махнул рукой. – С докладами у нас все? Перейдем к проблемам… Что за ерунду в последнее время показывают в наших кинотеатрах? Беззубууую, бессмыыысленную жвачку!

Ну сейчас достанется Шумяцкому.

Олег попытался вспомнить, когда он последний раз куда-то выбирался с супругой – чтобы на несколько дней, чтобы забыть обо всем и наслаждать отдыхом, не ожидая ежеминутной телеграммы из министерства.

По всему выходило, что это был Геленджик в июле тридцать первого!

Да, давненько, скоро уж будет три года… надо этим летом еще куда-нибудь вырваться. Если отпустит Паук, а это маловероятно, поскольку, как все говорят, новая война на носу, и нужно готовиться, в том числе и им, пропагандистам.

Предыдущая вышла, как он и обещал Анне, довольно короткой, и в общем победоносной. Четвертной договор зафиксировал распад Австро-Венгрии, создание в центре Европы и на Балканах множества независимых государств, а также присоединение к России Галиции и Буковины, турецкой Армении, Курляндской и Лифляндской губерний, составлявших марионеточное Балтийское герцогство.

И все это ценой менее чем года боев!

Русские войска, ведомые молодыми генералами и одушевленные евразийской идеей, показали себя с лучшей стороны, и это в столкновении с лучшей армией мира, с дивизиями Германской империи.

- Ну что же, надеюсь вы все поняли, - Штилер закончил разносить начальника отдела кино, и обвел подчиненных пристальным взглядом – если ни к кому не прицепится, то сейчас последует краткая речь, которой обычно заканчиваются совещания, после чего можно будет вернуться в контору, заняться текущей работой.

На мгновение глаза Паука остановились на Олеге, и тот слегка напрягся.

Но нет, скользнули дальше, а через мгновение министр встал, и заговорил, прохаживаясь туда-сюда, растягивая гласные, наслаждаясь собственным красноречием, умом и пониманием ситуации.

Страсть к самолюбованию, крошечный недостаток большого государственного деятеля.

Речь не затянулась надолго, и уже через десять минут Олег в числе прочих вышел из зала для совещаний.

- А ну не спеши, - сказал нагнавший его Кирпичников. – Ты понимаешь, что дело такое. Больше некому эти чертовы правила составить, я могу только тебе доверить… Ты слышал? Суббота утром, чтобы до совещания я успел просмотреть.

- Проклятье, а мы с Анной хотели за город съездить, - Олег взял протянутую ему папку. – Тут что?

- Тот вариант, что использовали еще на первой германской, выжми из него, что сможешь. Прошлая война и японская, сам помнишь, как мы мучились с тем, что нам Ставка присылает, - Кирпичников огладил усы, изобразил сочувственную улыбку. – А за город еще съездишь. Отпустим тебя как-нибудь на недельку.

И, скрипя сапогами, он затопал дальше по коридору.