Страж перевала (сборник) - Святослав Логинов

— Ты меня совсем не слушаешь! — голос Таисии вернул Виктора Андреевича на кухню.

— Слушаю, Тасечка, — сказал Виктор Андреевич.

— Я спрашиваю, на что мы жить будем? — повторила Таисия.

«Неужели кто–то успел ей сказать?» — с тоской подумал Виктор Андреевич и на всякий случай ответил уклончиво:

— Как–нибудь выкрутимся.

— Ты все успокаиваешь, а выкручиваться приходится мне, — обиделась Таисия. — Ты хоть знаешь, сколько сейчас картошка стоит? Твоей зарплаты теперь только на папиросы хватит. Мясо на рынке уже сорок рублей и еще будет дорожать.

«Не знает», — понял Виктор Андреевич и сказал:

— Так это на рынке.

— А ты купи в магазине. Три часа отстоишь, а ничего не получишь. Да и в магазинах будет дороже. Писали уже. Вот я и спрашиваю: на что жить будем?

«Ну что прицепилась?..» — тосковал Виктор Андреевич, решив от греха отмалчиваться.

— Алеше посылку надо бы собрать, и перевод, а из каких денег? долбила Таисия. — У Риты день рождения скоро, что дарить будем, ты подумал? В магазинах нет ничего. У нас тоже юбилей близится, пора подумать, кого звать. На ресторан денег нет, значит — дома. Но и дома приличный стол рублей в четыреста обойдется, а то и больше… — лицо Таисии вдруг смягчилось, осталась лишь неистребимая морщинка поперек лба, — Витек, — сказала Таисия совсем тихо, — а ведь тридцать лет вместе живем. Вся жизнь…

Виктор Андреевич обнял за плечи прижавшуюся к нему Таисию. Он вообще любил свою жену, хотя привычка, кажется, преобладала в нем над всеми прочими чувствами. И пусть в далеко идущих мечтах Виктора Андреевича Таисия не появлялась, но в то же время как бы и присутствовала, потому что Виктор Андреевич всегда знал, что у него есть дом. А дом — это Таисия. Виктор Андреевич был ласков с женой и, даже думая о Светочке, Тасю любить не переставал.

— До чего же обидно, — сказала Таисия. — Жизнь прошла, а как — я и не заметила. Сначала, студентами, думали, вот будем зарабатывать, начнется настоящая жизнь, потом ждали, что дети подрастут, что зарплату прибавят… Теперь и ждать нечего, а жизнь еще не начиналась.

«Сейчас снова о деньгах заговорит», — догадливо подумал Виктор Андреевич.

— …нигде не были, ничего в жизни яркого не случалось…

«Как же не случалось, — мысленно возразил Виктор Андреевич, — у тебя, может, и не случалось, а у меня все было. Меня Тургор ждет, там люди гибнут, а она…»

Его уже начинал тяготить этот разговор, с небольшими вариациями происходивший каждый день. Виктор Андреевич мог предсказать его полностью, со всеми изгибами, он знал, как будет меняться настроение Таисии, как от лирических признаний она перейдет к жалобам и упрекам. До скандалов, впрочем, доходило крайне редко, чаще, вспомнив о делах, Таисия принималась за хозяйство, а его оставляла в покое. Надо было лишь отмолчаться, но не демонстративно, а как бы и отвечая, но ничего не говоря. Но сегодня лавировать было трудно — мешали неприятности на работе, которые никак не удавалось выбросить из головы, и все более настойчиво звал к себе вновь проявившийся Тургор. Никогда еще дела не обстояли так страшно, впервые угрозе подвергалась вся страна, и ближе к вечеру эта реальная опасность начинала тревожить Виктора Андреевича сильнее, чем причитания жены. Он видел, что Тургор открылся для него, но не мог сосредоточиться, чтобы уйти туда.

— …все годы не то чтобы съездить куда или купить что–нибудь, бубнила Таисия, — а еле концы с концами сводим. Надоело копейки считать. Другие как–то устраиваются, тысячами ворочают, а мы с тобой…

— Я не кооператор и не вор, — привычно возразил Виктор Андреевич.

— В кооперативах теперь денег не зарабатывают, а только налоги платят. Нормальные люди деньги делают неофициально. Ты знаешь, сколько сейчас стоит изготовить качественный чертеж какому–нибудь дипломнику?

— Я откуда знаю?.. Рублей двадцать пять, — предположил Виктор Андреевич. — Смотря по насыщенности…

— А вдвое больше не хочешь? — торжествуя, спросила Таисия.

— Где ее достать, эту халтуру, — законно возразил муж.

— Я достала, — Таисия протерла стол и выложила перед ошарашенным Виктором Андреевичем толстую папку. — Вот, надо сделать восемь контрастных чертежей. В лист. Сделаем — как раз хватит на праздник.

«Опять все на меня сваливается», — обреченно подумал Виктор Андреевич.

Таисия раскатала на столе рулон ватмана.

— Ты хотя бы начни, — сказала она, — расчерти форматы. Я потом тоже подойду, а сейчас — никак, у меня белье вчера замочено, простирать надо, а то затухнет.

Таисия исчезла в ванной. Виктор Андреевич подошел к столу, провел пальцами по хирургической белизне ватмана.

«На работе полный день ишачишь, дома снова запрягают, — тяжело подумал он, — и главное, ведь это никому не нужно, и так с голоду не помрем… и вообще, не настоящее все это, пустое, фальшивое.»

Ждущий помощи Тургор с неудержимой силой звал к себе.

Виктор Андреевич прошел в комнату, стащил с кровати покрывало, медленно, словно лунатик начал раздеваться. Скрипнула дверь, в комнату, держа на весу мыльные руки, вошла Таисия.

— Виктор, — сказала она, — я же тебя просила…

— Я сделаю, — сказал Виктор Андреевич, чувствуя себя словно школьник, пойманный на мелком жульничестве, — ты же знаешь, я не могу вечером, я очень устал сегодня, я лучше с утра пораньше встану и сделаю все.

— Да уж, знаю, — сказала Таисия, — опять все на меня навалил. Ладно, что с тобой делать, спи себе…

Таисия развернулась и вышла, прикрыв ногой дверь. Виктор Андреевич обессиленно ткнулся в подушку. Обида жгла грудь.

«Обязательно было куснуть, что угодно сделать, лишь бы побольнее, жизнь вместе прожили, но в таком удовольствии отказать себе не может… Все они такие… Не могу больше… Серость эта душит. Уйду… В Тургоре остаться навсегда — там жизнь, а здесь… не хочу…»

На этом мысли оборвались, не стало замученного пошлостью, униженного всеми и от всех претерпевшего Виктора Андреевича Малявина, а взамен выпрямился под низким небом Блеклого Края неустрашимый боец Виктан, твердо сжимающий живой меч харраков и готовый, если придется, отдать и собственную жизнь, и бесцельное существование своего двойника ради того, чтобы и впредь мед жизни тек по беспредельным просторам Тургора.

Он угадал и место, и время, материализовавшись прямо на крепостном дворе. За его спиной громоздился приземистый, вросший в землю дворец Фартора, по сторонам тянулись стены, облепленные готовыми к бою стрегами. В одном месте стена была покрыта трещинами и словно осела. Она бы давно рухнула, если бы не подпорки и неутомимая работа каменщиков, наращивающих полуразрушенное укрепление. А прямо перед ним, посреди крепостного двора поднимался невысокий скальный зубец, и на нем, видимая отовсюду, стояла чаша. Она была полна: мед, густой и текучий, прозрачный, темный и светящийся изнутри, горкой поднимался над гладкими краями. До солнцестояния оставалось всего несколько минут, и Фартор в своем истинном безликом виде стоял у подножия скалы, готовый подняться наверх и осквернить мед нечистым прикосновением.