Срезанная ветвь - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой, да идите в жопу, — выругался я и зашагал обратно к вездеходу. — До встречи в аду.
— Что там? — спросил отец.
— Лысая гора, — сказал я. — Там с нами поговорят. Собираемся и едем.
Про то, что я отправляюсь в один конец — я отцу не сказал.
Всю дорогу обратно я думал, как поступить. А на базе следующие два дня писал письма — бумажные, потому что так надёжнее, и короткие, потому что времени было мало. Отцу, матери, Нинели Кирилловне, Сиду, Искандеру, Самире, Императору Всероссийскому Николаю IV и будущим мамочкам моих детей из того японского бункера. Про суть состоявшегося диалога я написал только отцу и императору, также отцу написал рекомендации в каком порядке раздавать письма. Затем я раздобыл металлических пластин от раздолбанных корпусов старых рихнеров, нарыл камни рядом с базой, обильно всё это облил сургучом и клеем и с третьей попытки соорудил сейф с простейшей артефакторной матрицей с временным замком сроком до первого января нового 2011 года.
Затем заявился в гости к господину Орлову и передал посылку.
— Пожалуйста, выполните для меня функцию курьера по особым поручениям. Если со мной что-то случится в ближайшей поездке — передайте эту посылку отцу. Заранее ничего говорить не нужно. Она вскроется первого января.
— Вы полагаете, что погибните в ближайшем рейсе? — догадался Орлов.
— Есть ненулевая вероятность. Также мне понадобится около шести сухпайков покомпактней…
Я собрал большую сумку с сухпайками и отнёс в вездеход, погрузились и поехали. Отец к тому времени уже почуял неладное и в дороге спросил:
— Значит, о чём-то ещё вы там говорили, так?
— Так. О чём-то, о чём они не хотят распространяться с другими членами Общества.
— Этот тип… второй, в полушубке. Я где-то видел его, — сказал отец. — Но я в упор не могу вспомнить.
— Давай я подскажу. Он работает в Тайной Полиции. Насколько я знаю, в Казани.
— Точно! Я же там бывал в гостях у покойного тестя, пусть земля ему пухом. И этот господин там был. То есть он…
— Из Центра Треугольника.
— Эльдар, они сказали, что ты должен будешь идти, и что ты не вернёшься?
Я промолчал. Большую часть дороги мы ехали молча — я не до конца понимал его молчания и не хотел разбираться, считает ли Матвей Генрихович Циммер меня своим сыном, переживает ли, и что будет потом. Наверное, переживал. Наверное, скорбел. Перед ответственным моментом я постарался включить уже знакомый и свежий цинизм, давно привычный по работе Секатора.
Конечно, половина меня хотела отказаться от всего, бросить поиски и остаться. Не рисковать. Вернуться домой, провалив задание, укатить оттуда в Питер, упасть в тёплые объятия Нинели Кирилловны. И пусть весь мир покатится в ад.
Но ведь он реально, судя по всему, катился в ад. Катился не то из-за моего пришествия, не то из-за моего поступка, не то из-за поступков и действий тех, кто пришёл вслед за мной.
А значит, что размотать весь этот клубок должен я сам.
Ехали к упомянутой Лысой Горе больше полутора суток. Отец знал про Лысую Гору от коллег, других «толмачей», но сам там ещё ни разу не бывал. Вечером первого дня выехали на чуть более удобную для передвижения старую грунтовую дорогу, ведущую к заброшенной базе РосКОНа. А затем, разогнавшись на ровном участке, не менее удачно «повстречались» с перебегавшим дорогу здоровенным зверем.
Я не сразу понял, кого мы сбили, а когда мы спешились, чтобы затащить тушу на решётку у кормы — мурашки пробежали по спине.
Это снова был единорог. Как тогда, в Аустралии, с Самирой, перед тем, как я повстречался с Первичным Источником, а затем угодил в плен к сиамцам. Только в тот раз мы повстречали белоснежного единорога, напоминавшего лошадь, а здесь был чёрный, как смоль, огромный зверь, больше напоминавший помесь шерстистого носорога с оленем.
— Индрик чёрный. Редкий, — почесал голову отец. — Большая удача.
Пока всё выглядело идеально — нам в руки упала добыча. Если прикинуть, какая была вероятность того, что на абсолютно безлюдном маршруте нам под колёса угодит краснокнижный зверь… В общем, снова приходилось задуматься о предназначении, жизненном пути и прочих категориях, которыми я мыслил, когда был Секатором.
Мы прибыли к горе через семь часов, на рассвете двадцать четвёртого октября — это оказалась столовая гора, скорее, даже небольшое горное плато, возвышавшееся над рельефом на метров двести. Склоны шли под приличным углом, а жидкий лесок заканчивался на первом десятке метров. Ничего, подходящего под нормальную дорогу здесь не обнаруживалось.
— Припоминаю, — нахмурился отец. — Андрей Петрович говорил, что сюда огромная проблема затащить добычу. Благо, мы с тобой два кинетика.
Машину оставили внизу. Начался мелкий, противный дождь, но нас это не остановило. Пока большая часть солдат и тонмаори сооружали костёр и переносили вещи наверх для временного лагеря, мы с отцом при поддержке двух солдат в течение двух часов практиковались в кинектировании. Вооружились двумя аккумуляторами, солдаты подкладывали брёвна для волочения, а мы, словно два Сизифа, толкали наверх тонну мёртвого индрика.
Наконец, добыча была наверху, оставалось дотащить её метров тридцать до ровного места, где уже разгоралось пламя костра.
— Всё идёт по плану, — проговорил я.
И устало присел на землю, чтобы восстановить силы, как вдруг под мягким местом что-то больно зажгло и закололо. Пригляделся — вся верхушка Лысой Горы была усеяна маленькими полупрозрачными кактусами, напоминавшими стеклянный репейник. Многие из них цвели разными цветами, от розового до синего.
— Осторожнее. Они слабоядовитые, аллергию вызывают, — предупредил отец и осторожно сорвал один. — Реликтовые. И в них пол-кейта на центнер размазано, текила из них стоит целое состояние, хотя по вкусу ничем не отличается от мексиканской или туранской…
Подлечился, мы приготовились перекусить, как вдруг один из солдатов привлёк наше внимание.
— Смотрите, там!..
У противоположного дальнего конца горы появились три тёмные фигуры, стремительно увеличивающиеся в размерах.
Солдаты начали стрелять раньше, чем я понял, кто это, и что происходит.
Это были три здоровых зверя, похожие на гибрид жирафа и гиены — поджарые, пятнистые, с длинными клыкастыми мордами, напоминавшими пёсьи. От жирафов они унаследовали короткие рога, удлинённые шеи и общие размеры тела. Я даже вспомнил название, прочитанное где-то в энциклопедиях — лешии.
Пули из автоматов их не брали, лишь слегка затормозили ход. Хотя неясно, что больше — стрельба или поросль кактусов, по которым приходилось идти осторожнее.
Туша лежала перед нами, а костёр был перед зверьми. Нет уж, решил я. Я не намерен тратить ещё сутки на то, чтобы ловить добычу, а затем доставлять на место.
Звери неспеша обходили костёр, клацая зубами. Я вышел вперёд и призвал, швырнул всполох пламени в их сторону.
Вышло, честно говоря, слабо. Два часа применения навыка, даже с учётом использования аккумулятора — слишком много, чтобы быстро переключить навык. Семейка леших остановились, недоумённо переглянувшись.
— Пошли вниз, Даря. Отдай им добычу, — сказал отец. — Это банда холостяков. С ними лучше не спорить.
— Нет, нифига, — поддался я взыгравшему максимализму, а затем рявкнул на зверей. — Пошли прочь!
Им было хоть бы хны. Снова всполох, ещё слабее. На помощь пришёл отец, продемонстрировав то ли незнакомый мне ранее навык, то ли задействовав артефакт — перед глазами у двух стоящих рядом зверюг рванули яркие вспышки света, на короткое время их ослепившие.
Солдаты, спустившиеся по склону горы, продолжали посылать пули из укрытий — похоже, в совокупности со вспышкой света это подействовало, и один из леших поменьше хрипло заорал, отступив назад.
Вожак, самый крупный, меж тем решил действовать. Он в три прыжка обогнул костёр, оказавшись всего в паре метров от нас. Вцепился в голову единорога, потащил за собой. Я снова попробовал снова отогнать его пламенем, но это было ошибкой.
— Назад! — заорал отец.
Секунда — и челюсти щёлкнули в каких-то сантиметрах от моего лица.
Азарт и запал — как рукой сняло. Инстинкт
