Я буду рядом - Кун-Суук Шин

Я сумела дотащить его до своей комнаты, но даже к полудню он не протрезвел. Я дала ему поесть, но его тут же вырвало. Эмили лежала свернувшись клубочком и наблюдала за нами. Он протрезвел лишь к вечеру и спросил, что он делает в моей комнате. Вместо ответа я просто сказала: «Переезжай ко мне».

Что я ответила, когда Миру предложила мне жить вместе с ней? Я сказала, что мне надо подумать. Теперь я вспомнила выражение разочарования на ее лице.

Мен Сё лишь молча смотрел на свою пораненную ладонь, потом отошел от книжной полки.

– Пойдем отсюда.

– И куда пойдем?

– К профессору Юну.

– Что?

– Он просил нас прийти вместе.

Когда он собрался выйти из кабинета, я схватила его за руку. Он снова прислонился к книжной полке. Дневник Миру стоял прямо перед нами. Кто-то поднялся по лестнице и быстро прошел по коридору мимо кабинета. Мы оба прислонились к книжной полке и прислушивались к звуку удаляющихся шагов. Кто бы это ни был, он понятия не имел, что мы затаились в запертом кабинете профессора Юна. И никто не знал, что теперь дневник Миру стоит здесь, на этой книжной полке.

– Давай жить вместе, – сказала я.

Он взглянул на мою руку в его руке.

– Мы должны держаться вместе, – продолжала я.

– Что?

– Мы должны.

Он затаил дыхание.

– Говорю же тебе, давай будем вместе. И Эмили тоже будет с нами. Мы будем вместе есть, чистить зубы, вместе просыпаться по утрам, вместе засыпать… читать и…

Мне не удалось закончить фразу. Перечисляя все, что мы стали бы делать вместе, я почувствовала: воспоминания о минувших днях шквалом обрушиваются на меня. Моя рука вдруг ослабла. Он схватил мою бессильно обмякшую руку. Перед моим мысленным взором мелькали случайные картинки из нашей жизни. Мен Сё, как и я, похоже, вспоминал дни в пустом доме вместе с Миру и Дэном. Дэн как-то сказал, что никогда не забудет те дни, еще добавил, что хотя был там всего один раз, но сможет без труда найти дорогу назад и не потеряться. Значит, это был не сон, правда? Он был счастлив в это время рядом со мной. И еще он рассказывал, что на кухне того дома пообещал Миру – когда-нибудь мы вчетвером снова соберемся в этом доме, и на свободных полях ее дневника он сделает свои зарисовки. Дэн написал мне потом: «Я думаю об обещании, которое дал Миру за кухонным столом в том доме посреди ночи. Тот день настанет, правда? Я имею в виду, когда-нибудь. Когда-нибудь мы снова встретимся, и я сделаю зарисовки к историям, которые вы втроем написали».

– Ты думаешь о Миру?

Мен Сё молча вскинул брови.

Мы вышли из университета и направились к Чонно, чтобы сесть на автобус и поехать за город к профессору Юну. По дороге мы не обмолвились ни словом. С каждым новым порывом холодного ветра Мен Сё вытаскивал руку из кармана и заботливо поправлял на мне шарф, а потом, чтобы согреться, растирал ладони и прижимал их к моим щекам. Мы добрались до станции Чхоннян, нашли автобус до Токсо и уселись в самом конце салона. Пошел небольшой снежок. Мен Сё вдруг произнес безучастным голосом:

– Если бы только время летело быстрее, Чон Юн. Если бы я был в том возрасте, когда смог бы понять, даже если и не смог бы простить. Если бы я был сильным человеком.

Деревня, где находился дом профессора, была занесена ослепительно-белым снегом и напоминала рождественскую картинку. Я подумал, что здесь уже вовсю шел снег, когда мы с Юн ехали в автобусе. Снег еще сильнее повалил с неба, в это время мы уже двинулись к деревне. Снег все вокруг укутывал белым покрывалом, не оставляя на безупречно гладкой поверхности никаких следов. Мы первыми брели по этому девственно чистому снежному покрову. Юн, сжав мою руку, спросила, знаю ли я, где он живет? Я разговаривал по телефону с Водопадом и самим профессором, и они объяснили, как добраться до дома профессора. Сам я прежде там никогда не был.

– Сможем ли мы найти дорогу в такой сильный снегопад? – снова взволнованно спросила Юн.

Снег скрипел у нас под ногами.

– Мы найдем его, – с напускной уверенностью заявил я, и Юн улыбнулась.

– Он и в самом деле сильно скрипит, – сказала Юн, и, словно человек, который никогда раньше не ходил по снегу, она продолжала снова и снова наступать на свежий снег, чтобы услышать, как приятно он хрустит под ногами. – Послушай: хрусть, хрусть, хрусть…

Юн шла так, чтобы слышать громкий хруст снега. Она обгоняла меня, оставляла следы на снегу. Затем останавливалась, чтобы дождаться меня, и, обернувшись, указывала на наши следы. Мои были большими, а рядом маленькие, принадлежавшие Юн. Мне нравилось идти по снегу вместе с ней, оставляя свои следы на дороге. Но я был бы счастлив идти вместе с Юн куда угодно. Слушая скрип снега под ногами, мы шли по извилистой тропе. Снег густой шапкой покрыл старое, поваленное ураганом дерево. На заснеженных ветвях сидели птицы, они с шумом вспорхнули при нашем появлении.

– Такое ощущение, что мы удаляемся в горы, – заметила Юн.

Я как раз подумал о том же, но попытался ободрить ее и сказал, что осталось пройти еще немного, словно точно знал, куда мы идем. Но в глубине души меня охватила тревога, когда мы обошли еще одну гору. И как раз в тот момент, когда я подумал, что мы никогда не доберемся до деревни, она наконец появилась внизу. Мы резко замерли на месте. Казалось, будто несколько мгновений назад кто-то смел весь снег с дороги, на которую мы вот-вот собирались ступить, и удалился обратно в деревню.

– Интересно, кто расчистил снег до этого места? – Юн вопросительно взглянула на меня, ее глаза засверкали.

– Не знаю, точно не я, – пробормотал я, и Юн в тон мне произнесла:

– И уж точно не я.

Окруженная со всех сторон горами, деревня была укутана снежным покрывалом. Ее составляли всего несколько домов. Весь мир стал белым. Лишь очищенная от снега тропа под нашими ногами чернела, как полоска на карте. Мы стояли на горе и смотрели на сбегающую вниз тропу, она спускалась к деревне и соединялась с дорогой, за ней следовала другая дорожка, немного уже, а потом совсем узкая тропинка, которая вводила в дом.

– Это его дом, да? – спросила Юн и указала на дом в конце тропинки.

Судя по всему, это действительно был его дом.

С того места, где мы стояли, казалось, будто тропа обрывается перед домом, но, если посмотреть с другого конца, тропа как раз там и начиналась. Это дом профессора Юна. Мы направились вниз по четко обозначенной тропе к деревне.

Дом в конце тропы действительно принадлежал профессору. Ворота оказались распахнуты, а профессор стоял посреди двора, доверху заваленного белыми сугробами. То тут, то там виднелись голые заснеженные деревья. К невысокому забору, отделяющему двор от улицы, была прислонена крепкого вида бамбуковая метла, ею профессор расчистил снег с тропинки. Похоже, профессор смел снег с тропы и оставил нетронутыми сугробы во дворе. Пока мы с Юн стояли около ворот, профессор не сказал нам: «Проходите» или «Легко нашли дорогу?». Он просто стоял и молча смотрел на нас, пока мы медленно шли ему навстречу. Когда мы подошли к нему, из собачьей будки у забора выскочил большой, со светло-коричневой шерстью, пес. Не успев поприветствовать профессора, Юн принялась гладить пса, который радостно завилял хвостом и опустил уши.

– Он большой, – сказал профессор, – но очень добрый.

В тот момент, когда профессор похлопал Юн по плечу, она вдруг резко опустилась на засыпанную снегом землю. Сначала я решил, что она обо что-то споткнулась. Но ее плечи стали судорожно вздыматься, и она разразилась слезами. Пораженный ее реакцией, я попытался помочь ей встать, но профессор посоветовал оставить ее в покое. Как-то очень давно (мне кажется, что с тех пор прошла целая вечность) я видел слезы на лице Юн. Тогда она выглядела так, будто только что умылась речной водой в Иронге. Юн все никак не могла успокоиться. Мне сложно было представить, сколько сил ей потребовалось, чтобы так долго сдерживать в себе эту боль. Ее глаза покраснели и опухли.

Профессор знал о судьбе Миру. Мне не хотелось спрашивать, откуда он узнал. Я желал бы, чтобы с нами происходило лишь то, о чем потом можно было спросить. И словно прочитав мои запутанные мысли, профессор рассказал, что получил письмо с известием от матери Миру. Она поехала в дом бабушки Миру, написала письмо профессору, а мне даже не позвонила. Профессор пригласил меня приехать к нему вместе с Юн, когда я по телефону попросил у него ключ от кабинета, вероятно, потому, что уже знал о Миру. Он несколько раз повторил просьбу приехать вместе с Юн. Наконец Юн перестала плакать, и я привел ее в дом. Стало темнеть. Обстановка дома профессора оказалась очень простая: кресло и кофейный столик в гостиной, стол и четыре стула на кухне, письменный стол и стул в спальне. Мы сели на длинную скамейку под окном гостиной, я принялся смотреть на наши следы во дворе на чистом снегу и на следы собаки. Профессор вынес из кухни термос, налил из него чай с айвой в большую кружку и поставил ее рядом с Юн. Затем налил чаю и мне. Через некоторое время он спросил Юн, успокоилась ли она. Юн обхватила ладонями большую кружку чая с айвой и низко опустила голову.