Турецкий ятаган - Сергей Шхиян

— Если не хватит воды, крикни, я принесу, — хмурясь и злясь на собственную низость помыслов, сказал я.

— Хватит, мне много не нужно. Я голову вчера вымыла.

— Ну, тогда иди, легкого тебе пара, — скорбно вздохнул я. — Смотри, не угори!

Алена кивнула и закрыла за собой дверь, а я сел не бревнышко перед входом. На беду и в добавлении к моему внутреннему разладу начал накрапывать дождь. Вроде бы появился повод укрыться от него под нашей с ней единственной крышей. Однако я взял себя в руки и вознамерился испить сию горькую чашу до дна. Она, кстати, оказалась не только горькой, но и очень мокрой. После первой разведки мелкими, теплыми каплями, дождь неожиданно осмелел и полил как из ведра. Я надел шапку, и поднял воротник кафтана. Спустя десять минут он, и я вместе с ним, были уже насквозь мокрыми. Потом блеснула молния, ударил гром и начался настоящий ливень. Небо принялись полосовать электрические разряды, и сначала редкие громовые раскаты превратились в непрерывную пушечную канонаду.

Алена не могла не слышать, что делается снаружи, и давно должна была позвать меня под кров… Однако дверь в землянку по-прежнему была закрыта.

— Ну и пусть, — решил я, — буду здесь сидеть до последнего!

И сидеть так мне пришлось еще долго. Наконец дверь слегка приоткрылась, и из светлой глубины послышался ангельски нежный голосок:

— Ой, какой ливень! Алеша, голубчик, ты там не промок?

— Промок, — сухо подтвердил я, спускаясь по скользким земляным ступеням. Алена была уже в сарафане и сочувственно рассматривала жалкое подобие былого орла.

— Бедненький, — всполошилась она. — Зачем же ты сидел под дождем, ты же можешь простудиться! Раздевайся скорее, нужно все просушить!

— Ты, что не слышала грозу? — спросил я, не собираясь вестись на запоздалое сочувствие.

— Слышала, но я ведь не знала, что идет дождь!

Нет, чем дольше я живу, тем непостижимей для меня становятся женщины. И как это в них сочетается глухая душевная тупость, с необыкновенной мягкостью, сочувствием и состраданием.

Алена буквально стащила с меня мокрое платье, разложила его на каменке сушиться, и принялась охать и хлопотать, так как будто я был уже при смерти.

— Ну, разве так можно, — возмущалась она, — ты, просто как маленький! А если бы в тебя попала молния?!

— Да, ладно, ничего страшного не произошло, — примирительно сказал я, — давай, что ли, ложиться. Ничего со мной не случится, не сахарный, не растаю.

— Не какой? — не поняла она незнакомое слово.

— Это значит «не ледяной», — вольно перевел я. — Ты ляжешь у стенки или с краю?

— Мне все равно, давай как вчера?

— Давай, — согласился я, гордый своей выдержкой и верностью однажды принятому решению, сказал: — Спокойной ночи!

Мы легли каждый на свое место, я честно закрыл глаза и попытался заснуть. Удивительно, но это мне сразу же удалось.

Утром Алена встала задумчивой, и я несколько раз ловил на себе ее внимательный, вернее будет сказать, оценивающий взгляд. Однако внешне все оставалось, как и вчера. Мы нормально общались, позавтракали печеной рыбой и пареной репой, потом она занялась уборкой, а я сходил к дороге, проверить патрули.

После ночного ливня земля была раскисшая, но солнце и южный ветер быстро сушили лужи. Я выбрал подходящее для засады место и залег в придорожном кустарнике. На счастье или несчастье, это как посмотреть, ждать пришлось недолго. Где-то спустя час, мимо проскакали три вооруженные всадника. Одеты они было в цивильное, городское платье, но вооружены бердышами и пищалями, как стрельцы. Не сложно было предположить, что поиски и патрулирование продолжаются, причем с привлечением новых сил. Что было плохо. Стрельцы, один раз обследовав местность, вряд ли захотят туда вернуться, а новенькие вполне могут повторить объезд.

Проследив за разъездом пока он не скрылся в лесу, я собрался вернуться назад. Однако подумал, что, как только увижу Алену, опять начну, обманывая себя, изображать гордого и корректного джентльмена, а на самом деле, стану потихоньку наблюдать за девушкой. Чтобы не расслабляться и не давать себе повода к самобичеванию, я решил остаться здесь и, заодно, попытаться выяснить, как часто ездят по дороге патрули. Решение оказалось вынужденное, но верное. Только-только скрылся первый разъезд, как объявился следующий из четверки синих стрельцов. Они проскакали рысью в противоположную сторону. Такое оживленное движение по убогой сельской дороге мне не понравилось. Еще больше не понравилось, когда показались красные стрельцы, под предводительством десятника Степана. Причем, двух его спутников я раньше не видел, что могло говорить о том, что дьяк привлек к поискам новых людей и наращивает силы.

Наше положение становилось по-настоящему опасным. Рано и или поздно, не обнаружив девушку, поисковики начнут прочесывать местность, и тогда нам с Аленой придется кисло. Любовная одурь временно вылетела из головы и как только Степан со своей кавалькадой ускакали, я спешно вернулся к землянке.

Алена встретила меня обиженной миной и возмущенно заявила, что очень за меня волновалась и нельзя, не предупреждая, надолго пропадать. Я не стал оправдываться и рассказал о том, что видел.

— Ну и что нам теперь делать? — спросила она, еще продолжая дуться.

— Придется днем прятаться в лесу, а сюда будем возвращаться только ночевать. Самое лучшее было бы, вообще убраться подальше, но боюсь, что без нормальной обуви ты далеко не уйдешь.

— Очень даже уйду, — самоуверенно заявила она. — У меня ноги почти зажили.

Мы одновременно посмотрели на ее голые ноги, и девушка покраснела.

— Давай обедать, я уже все приготовила, — торопливо сказала она.

— Да, конечно, — согласился я. — Поедим и пойдем до вечера в лес. Ты переоденешься в мужское платье или останешься в сарафане?

— Останусь, — независимо сказала она, гордо тряхнула головой и первой пошла к землянке, явно демонстрируя свои ноги и плавную походку.

Наша скудная, бессолевая трапеза проходила на свежем воздухе. Алена ела неторопливо, тщательно выбирая мелкие косточки из ершей и карасей.

— Интересно, как там мой Ванюша? — неожиданно, спросила она. — Поди по мне соскучился!

— Ванюша? — не сразу вспомнил я. — Это тот приказчик?

— Знал бы ты, как он хорош, — продолжила она, отправляя в рот кусочки рыбьего мяса и репы, — кудрявый, веселый!

Я понял, куда дует ветер, и незаметно улыбнулся.

— А как он песни поет! Заслушаешься!

— Повезло ему, бывают же способные люди. Вот и будете с ним на пару песни петь и в дуду дудеть!

Алена обожгла меня сердитым взглядом, но попытку разбудить ревность не оставила.

— А уж, какой ласковый, не то что некоторые!

Эти «некоторые» никак на намек не отреагировали и продолжали возиться с костлявой рыбой.

— Нужно на ночь опять сеть забросить, — будничным тоном сказал я. — Ну, что наелась? Тогда обувайся и пошли в лес.

— Я не умею портянки наматывать, — сердито сказала девушка.

— Хорошо, я помогу, — покладисто согласился я.

Алена почему-то независимо дернула плечом и пошла в землянку за сапогами. Я остался сидеть на бревне, размышляя, как быстро человек ко всему привыкает. Скажи мне кто-нибудь раньше, что я буду есть пареную репу — рассмеялся бы в лицо. А теперь — привык и ничего.

— Кашу с собой возьмем? — спросила девушка, появляясь со своими сапогами и самодельными портянками.

Я уже привык, что кашей называется вообще всякая пища, и не удивлялся как в начале своего пребывания в этом времени неправильному применению слов.

— Конечно, возьмем, мало ли что может случиться. Садись, давай ногу.

С портянками, я кажется, немного промахнулся. Мужчинам в состоянии, в котором я пребывал, категорически нельзя занимать девичьими ножками. Да еще такими стройными и ладными. Особенно в эпохи, когда о нижнем белье никто и слыхом не слыхивал. Думаю, простые, приземленные мужики, с обычными, стандартными инстинктами, меня поймут. Половые эстеты, те, как принято, недоуменно пожмут плечами и осудят плебейский вкус: «Ах, что в этом интересного, вот если бы там росли хризантемы!» Увы, и без хризантем или модного пирсинга у меня оказалось достаточно сильных впечатлений, чтобы задрожали руки и пересохло во рту.

Коварная юница, кажется, отметила мое состояние и, улыбаясь одними глазами, стерла ладошкой обильный пот, выступивший у меня на лбу.

— Ой, бедненький, тебе что, так жарко, или после вчерашнего дождя поднялся жар?

— Просто жарко, — буркнул я, непослушными губами.

— А вот мой Ванюша никогда не потеет! — не скрывая насмешливого лукавства, сказала она.

— Ладно, потом расскажешь обо всех его замечательных качествах, а теперь пошли скорее.

Я осмотрелся, не осталось ли каких-нибудь следов нашего пребывания и, перекинув через плечо поеденный молью и сыростью тулуп покойного крестьянина, не оглядываясь, пошел к лесу.