Охотник - Александр Сухов

Следующий вопрос юноши оказался вполне предсказуемым:

– Шур, расскажи об этих ваших кристаллах поподробнее.

«Да нечего особенно рассказывать. С виду похож на хрусталь, только излучает свет, тепло и еще какую-то эманацию. Так вот, чтобы из коконов вышли разумные особи, необходимо каждый поднести к Животворящему Кристаллу и подержать так некоторое время. Меня в зачаточном состоянии по случайному стечению обстоятельств приносили к нему дважды, поэтому я такой исключительный (особенный, дефективный, неполноценный, гениальный). Это хорошо, что мне повезло с тобой познакомиться, случись очередная тотальная война (побоище, битва, брань), бедного Шуршака растерзал бы первый встреченный им воин, и не важно, свой или чужой, ибо на время войны наши патриархи с помощью магии отключают разум у всех особей, чтобы ни жалости, ни страха – только инстинкт убивать (крушить, рвать на части)».

– Ладно, Шур, уж очень-то не переживай. Как говорят у нас: «Все хорошо, что хорошо кончается».

«Сомнительное утверждение (выражение, мысль, формулировка), – забавно пошевелил усиками и жвалами формик. – Но в данном конкретном случае для меня все закончилось (завершилось, иссякло, миновало) вполне приемлемо: я путешествую в компании приятного (полезного, доброго, чуткого) существа, познаю недоступные моим бывшим соплеменникам тайны (загадки, секреты, головоломки) Мироздания».

– Ну вот видишь, нет худа без добра, – улыбнулся юноша.

На этот раз формик оказался не столь терпим к словам приятеля и едва не замучил его до смерти долгой и занудной нотацией на тему вопиющей абсурдности данного утверждения. Ибо добро и зло, по его глубокому убеждению, суть понятия чисто субъективные.

«Добро для одного, – изрек безапелляционно Шуршак, – худо или зло для другого. Поэтому твое несуразное (нелепое, глупое, лишенное логики) утверждение правильнее звучало бы так: «Добро – зло, а зло – добро». Отсюда вытекает следующее умозаключение, что ни добра, ни зла не существует, а имеется лишь отношение того или иного индивидуума к тому или иному событию, а из этого факта можно сделать ряд…»

– Во-во, – с нескрываемой усмешкой в голосе заявил Охотник, – если по твоей умной репе какой-нибудь исключительно нервный лесоруб заедет обухом топора, а ты за это наградишь его смачным кислотным плевком, да прямо в глаз, кому от этого будет добро? А?! Ответь-ка мне, мил-друг?!

«Ну, если подумать, – в мыслепосыле формика явно отмечались нотки смущения – похоже, немудреный вопрос приятеля застал его врасплох, ведь на поверку выходило: одному страдать от сотрясения мозга, другому ходить без глаза, – наверняка можно что-нибудь придумать».

– Вот ты и думай покамест, а меня избавь от твоих философских изысков.

На что муравей-мыслитель обиженно замолчал, а может быть, принялся искать ответ на каверзную загадку хитроумного двуногого существа.

Однако Глан не позволил другу предаться в полной мере философским изысканиям. Вид прокативших только что стальных громадин отчего-то вернул его к воспоминаниям трехдневной давности, и он решил поделиться с Шуршаком кое-какими своими опасениями:

– Представляешь, Шур, тут бородатые мерзавцы крепко меня подставили. Наплели сначала про давно утерянный перстенек какого-то там Талана, мол, только что в хрониках обнаружили упоминание. А сами вот уже пять тысяч лет только и думали, как бы убрать его из Проклятого Рудника. В результате нашли простака Глана и облапошили, как дитя малое. Короче, нашел я эту штуковину и надел на палец, иначе навеки остался бы под землей. Тут еще один артефакт мне как бы случайно под руку подвернулся, а потом, будто по заказу – «каменный цветок» именно в тот момент, когда я расстрелял последний магазин и использовал последнюю гранату. Вот ты – величайший теоретик и, как ты сам себя называешь, Числовых Рядов Пастырь, объясни мне, бестолковому, как все это соотносится с той самой теорией вероятности, о которой ты мне все уши прожужжал?

«Ну-ка, ну-ка, Глан, – Шуршак даже замер на месте в позе мыслителя, иначе говоря, принял вертикальное положение, опершись на четыре задние лапы, а две верхние поднял, будто собирался ими объять всю небесную твердь, и уставился на друга своими фасеточными глазищами. При этом его жвала и чуткие усики зашевелились с такой скоростью, что Глан даже забеспокоился, как бы они не оторвались. – А теперь с самого начала и по порядку. А лучше распахни пошире сознание, я сам увижу все, что меня интересует».

Юноша ужасно не любил, когда любознательный формик начинал копаться в его мозгах. Однажды Шуршак извлек из его памяти такое, чему вообще не нашлось и не могло быть никакого логического объяснения. Какая-то страшная гигантская образина хватает его своими когтистыми лапами, взмывает в темные небеса и несет куда-то. А внизу творится что-то ужасное: пламя в десятки саженей высотой, мечущиеся посреди огня фигуры людей и животных, и, словно апофеоз, надвигающийся на горящий город тяжелый облачный вал, весь пронизанный яркими всполохами грозовых разрядов. Картина была настолько фантастичной, что Глан ни на мгновение не усомнился в том, что и горящий город, и страшное крылатое существо, и все остальное – всего лишь плод его, несомненно, богатого воображения, точнее – проделки непредсказуемого подсознания. И все-таки на этот раз юноша вынужден был допустить формика в самые потаенные глубины своего сознания, поскольку, несмотря на легкий нрав и наплевательское отношение к любым жизненным сложностям, гномье колечко с печаткой, странным образом исчезнувшее с его пальца, не давало ему покоя.

Отойдя на несколько шагов в сторону от проезжей части, Глан уселся на изрядно нагретый лучами дневного светила валун и постарался максимально расслабиться. Шуршак тем временем, пристроившись со спины человека, охватил голову юноши своими жвалами и уперся ему в затылок кончиками усиков. Если бы в этот момент мимо проходил какой-нибудь впечатлительный субъект, он непременно подумал бы, что хищное насекомое напало на человека и собирается отобедать вкусной плотью несчастного. К счастью, ни одной излишне нервической натуры поблизости не появилось, и сеанс слияния сознаний произошел без каких-либо эксцессов. Яркая вспышка в голове, и Глан вновь под землей на глубине многих сотен саженей, протягивает руку к поблескивающему в призрачном свете амулету…

Охотнику этого не очень-то хотелось, но ему вновь пришлось пережить не самые приятные моменты в своей жизни. После того как «каменный цветок» вторично вынес его на поверхность, сеанс ментасканирования неожиданно прервался. Очередная яркая вспышка, сопровождаемая гулким ударом по барабанным перепонкам, и он увидел себя сидящим на придорожном камне, а рядом (чего никогда не бывало) валяется в неприглядном виде – на спине, слабо подергивая лапами – его приятель Шуршак.