Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик - Роберт Сильверберг

Я буду жить в Замке Горы, подумал он, я буду в свите Венценосца, и кто знает, что будет дальше? Больше он думать не мог.

Пришли первые лучи солнца, и могучий свет озарил небо, предвещая восход, и вся планета заполнилась им.

Он не двигался. Теплое солнце Маджипуры коснулось его лица.

Солнце… солнце… яркое, пылающее солнце, Мать Миров. Он протянул к нему руки. Он обнял его. Он смеялся и пел.

Затем повернулся и в последний раз вошел в Лабиринт.

Валентайн Понтифик

Коронованный

Валентайн покачнулся и ухватился свободной рукой за стол, чтобы не упасть и не пролить вино.

"Очень странно,— подумал он,— это головокружение, эта путаница. Слишком много вина… спертый воздух… возможно, тяготение здесь, глубоко под землей, сильнее…"

— Предложите тост, ваша светлость,— пробормотал Делиамбер.— Сначала за Понтифика, потом за его помощников, а потом…

— Да-да, я знаю.

Валентайн неуверенно огляделся, как загнанный зверь, окруженный копьями охотников.

— Друзья…— начал он.

— За Понтифика Тивераса! — отчетливо прошептал Делиамбер.

Друзья… Да, те, кто были самыми дорогими ему, все сидели рядом. Почти все, кроме Карабеллы и Элидата: она держала путь на запад для встречи с ним, а Элидат был занят повседневными заботами Правительства на Горе Замка в отсутствие Валентайна. Но другие были здесь: Слит, Делиамбер, Тунигорн, Шанамир, Лизамона и Эрманар, Тизана, скандар Залзан Кавол, хьерт Азенхарт… Да, все дорогие ему, все — опора его жизни и власти.

— Друзья,— сказал Валентайн,— поднимите ваши кубки с вином, присоединяйтесь к еще одному тосту. Вы знаете, что мне не было даровано Богом насладиться покоем на троне. Вам всем известны те невзгоды, которые свалились на меня: вызовы, которые надо было принять достойно; задачи, что стояли передо мной; проблемы, которые мне надо было разрешить…

— Я думаю, это не та речь,— произнес кто-то за его спиной.

Делиамбер снова забормотал:

— За его величество Понтифика! Вы должны предложить тост за его величество Понтифика!

Валентайн не обратил на них внимания. Слова, которые он произносил теперь, казалось, гармонировали с его внутренними ощущениями.

— Если я перенес эти трудности с определенной легкостью,— продолжал он,— это только потому, что у меня была поддержка, совет, любовь такого круга друзей, какие имели лишь немногие правители. Это с вашей помощью, добрые друзья, мы придем наконец к разрешению тех конфликтов и проблем, которые обрушились на Маджипуру, и войдем в эру верной дружбы, которую мы все желаем. Итак, поскольку мы готовимся двинуться завтра в наше королевство и горим нетерпением предпринять великий крестный ход, я предлагаю последний тост этого вечера, друзья мои, за вас — тех, кто поддерживал и обучал меня на протяжении всех этих лет и кто…

— Как странно он выглядит,— пробормотал Эрманар.— Он болен?

Спазм необыкновенной боли охватил Валентайна. В ушах возникло приглушенное жужжание, дыхание стало жарким, как огонь. Он почувствовал, что погружается в ночь, настолько ужасную, что она затмила весь свет и пронеслась в его душе, словно поток черной крови. Кубок выпал из его руки и разбился, и ему показалось, что весь мир разбился, разлетевшись на тысячи мелких осколков, в беспорядке заполнивших все уголки Вселенной. Головокружение стало нестерпимым. И темнота… эта абсолютная и всеобщая ночь, полное затмение.

— Ваша светлость! — закричал кто-то. Может, это был Хиссун?

— У него послание! — воскликнул другой голос.

— Послание? Как, ведь он же не спит.

— Милорд! Милорд! Милорд!

Валентайн посмотрел вниз. Все было черным: черная заводь ночи, поднимающейся снизу. Чернота казалась ему манящей. "Иди,— говорил спокойный голос,— здесь твой путь, здесь твоя судьба: ночь, темнота, рок. Соглашайся, соглашайся, лорд Валентайн. Понтифик был Коронованным, но ты им никогда не будешь. Соглашайся!" И Валентайн подчинился, поскольку в этот момент замешательства и беспомощности духа он больше ничего не смог бы сделать. Он вглядывался во мрак, окружавший его, и, бессознательно повинуясь, медленно погружался в эту всеохватывающую темноту.

"Я мертв,— подумал он.— Я плыву на гребне черной реки, которая возвращает меня к Истокам, и скоро окажусь на берегу и пойду искать дорогу, которая ведет к Мосту Прощаний. А потом я перейду к тому месту, где все живое имеет свое начало и свой конец".

Незнакомое чувство умиротворения наполнило его душу, ощущение восхитительной легкости и удовлетворения, радостное осознание того, что вся Вселенная объединилась в счастливой гармонии. Он будто очутился в колыбели, тепло укутанный, свободный наконец от мук верховной власти. О, как это было прекрасно! Лежать спокойно и не обращать внимания на проносящуюся мимо мирскую суету! И это есть смерть? Ну, тогда смерть — наслаждение!

— Вы обманываетесь, милорд. Смерть есть конец наслаждения.

— Кто это говорит со мной?

— Вы знаете меня, милорд!

— Делиамбер? Ты тоже мертв? О, какое это приятное состояние — смерть, мой друг!

— Вы в безопасности, правильно. Но вы не мертвы.

— Я ощущаю это, как смерть.

— Неужели у вас такой основательный опыт, милорд, что вы можете говорить о смерти с такой уверенностью?

— Что же это, если не смерть?

— Всего лишь чары колдовства,— сказал Делиамбер.

— Одни из твоих, колдун?

— Нет, не мои. Но если вы разрешите, я могу освободить вас от них. Давайте просыпайтесь. Просыпайтесь!

— Нет, Делиамбер! Позволь мне остаться.

— Вы должны, милорд.

— Должен? — с горечью произнес Валентайн.— Должен! Всегда должен. Разве мне нельзя отдохнуть? Позволь мне остаться там, где я нахожусь, мне хорошо там! Я не испытываю желания воевать, Делиамбер.

— Просыпайтесь, милорд.

— Скажите, что это моя обязанность проснуться.

— Мне не нужно говорить то, что вам и так хорошо известно. Просыпайтесь!

Он открыл глаза и обнаружил, что находится между небом и землей, развалившись на руках Лизамоны Халтин. Амазонка несла его, словно он был куклой, прижавшейся к ее обширной груди. "Ничего удивительного, что я вообразил себя в колыбели,— подумал он,— или плывущим вниз по темной реке!" Рядом с ним был Отифон Делиамбер, устроившийся на левом плече Лизамоны. Валентайн понял, какие чары вернули его из обморочного состояния; кончики трех щупальцев уруна касались его: один — лба, другой — щеки, третий — груди.

Он сказал, чувствуя себя безмерно глупо:

— Вы можете теперь опустить меня.