Союз еврейских полисменов - Майкл Чабон

Еще пять-десять футов по инерции – и все. Молодой господин в переднем пассажирском окошке вздымает оружие, любуется результатом своего подвига. Вид испорченного имущества его несказанно огорчает. Однако он поразил движущуюся цель, а это что-то да значит! Это значит, прежде всего, что движущаяся цель превратилась в неподвижную мишень. Следующий выстрел не будет сопряжен с такими сложностями. Юноша опускает ствол замедленным движением, понемногу, почти с наслаждением.

Ландсман, к пулям относящийся с расчетливой бережливостью, нутром чует профессионализм высокой пробы, добросовестное отношение к тренировкам и к служебным обязанностям, постоянство вечности.

Сдача на милость победителя. Над головой Ландсмана уже развевается белый флаг. Куда убежишь от «каудильо», если «зумзум» и в лучшие времена больше пятнадцати миль в час не выжмет? Теплое одеяло, чашечка горячего кофе – доброе утешение в неудаче. «Каудильо» фыркнул, взметнул тучу опавшей хвои, замер. Три из четырех дверец распахнулись, трое молодых евреев в подстриженных бородах и мешковатых костюмах вымахнули на дорогу, выкинув в сторону Ландсмана руки с автоматическим ручным оружием. Пистолеты вибрируют, вырываются из их рук, как будто снабженные собственными гироскопами и, возможно, мозгами. Пистолейро с трудом удерживают оружие в повиновении. Ай, крутые ребята в прибитых гвоздиками к мозгам расшитых блюдечках-тюбетеечках!

Задняя дверь на ближней к Ландсману стороне сохраняет спокойствие. За ней вырисовывается некая фигура. Крутые ребята при пушках и челюстях направляются к Ландсману.

Ландсман, забыв про холод, поднимает руки, мило помахивая ими в воздухе на высоте плеч.

– Вы, ребята, роботы? – обращается он с улыбочкой к трем добрым молодцам. – Мы мутанты? В конце кино всегда все роботы-мутанты.

– Заткнись, – американизирует по-американски ближайший американец и вводит своей репликой какой-то новый звук. Как будто нечто волокнистое, пропитанное чем-то аморфным, разрывают без спешки примерно пополам. Ландсман замечает по глазам добрых молодцев, что они этот звук тоже воспринимают и учитывают. Звук усиливается, и теперь выясняется, что разрывание чего-то волокнисто-аморфного сопровождается каким-то постукиванием, как будто вентилятор лупит лопастями по листу настенного рекламного календаря. А вот еще добавилось простуженное покашливание какого-то старого хрена. Старый хрен, не переставая кашлять, уронил на бетонный пол тяжкий гаечный ключ, на диво резво нагнулся, поднял, снова уронил, снова нагнулся, снова уронил… А вот через комнату пролетел туго надутый воздушный шарик, коснулся раскаленной лампочки и звонко лопнул. Теперь и сама лампочка показалась из-за деревьев, виляя и подпрыгивая. Ландсман понял, что поднял руки не по адресу.

– Дик, – икнул он, вдруг снова ощутив адский холод. Лампочка шестивольтовая, не мощнее крупного карманного фонаря. Накаливает нить лампочки энергия от двухцилиндрового V образного двигателя специзготовления. Вот уже слышно, как пружинный амортизатор передней вилки реагирует на колдобины. И вот уже отраженный рефлектором свет лампочки падает на оригинальный еврейский пикник на обочине лесной дорожки.

– Мать его. – реагирует один из добрых молодцев. – И мать его грёбаного мотобобика.

Множество историй об инспекторе Вилли Дикс и его «грёбаном мотобобике» довелось услышать Ландсману. Говорили, что этот чудо-мотоцикл смастерили для какого-то знаменитого бомбейского миллионера миниатюрного сложения. Этот же самый мотоцикл вроде бы получил к тринадцатилетию принц Уэльский. И на нем же вроде выполнял головоломные трюки некий карлик в каком-то цирке Техаса не то Алабамы. В общем, где-то там. на диком юге. С первого взгляда перед зрителем оказывался «ройял энфидд крусайдер» 1961 года выпуска, стальной при солнечном свете, с прекрасно реставрированной хромировкой. Если подойти ближе или поставить его рядом с нормальным мотоциклом, то можно обнаружить, что это действующая модель, выполненная в масштабе 2:3. Вилли Дик, человек взрослый и зрелый, умудрился вырасти лишь до четырех футов и семи дюймов.

Проехав чуток за «зумзум», Дик глушит пожилой британский двигатель, слезает с седла и подходит к Ландсману.

– Ну и какого хрена? – тянет он, стаскивая перчатки, черные кожаные краги вроде тех, которыми щеголял Макс фон Зидов в роли Эрвина Роммеля. Голос его всегда поражает глубиной и звучностью, особенно когда видишь, из какого тела он исходит. Дик описывает полукруг почета вокруг красы и гордости еврейской уголовной полиции.

– Детектив Меир Ландсман, – ухмыляется он и поворачивается к добрым молодцам. – Джентльмены…

– Инспектор Дик, – высказывается тот, который велел Ландсману заткнуться. Молодой человек крутеет на глазах. Вот он уже крупный пахан, такой же острый, как и его зубная щетка, отточенная в шив. – Что вы ищете в нашем лесу?

– Приношу свои извинения, мистер… если не ошибаюсь, Голд, не так ли? Но это, бога душу мать, мой лес, черт бы вас в жилу драл. – Остановившийся было Дик снова начинает прохаживаться хозяйской походочкой. Поворачивается к «форду», простреливает взглядом закрытую заднюю дверцу. Ландсман не уверен, но тот тип на заднем сиденье коротковат для Робуа, да и на того, с пингвинами на свитере, тоже не тянет ростом. Какая-то безликая тень, внимательная и осторожная. – Я здесь был, когда вами еще за тыщу миль не пахло. И я останусь здесь еще надолго после того, как выветрится запах ваших пидорских задниц.

Детектив инспектор Вилфред Дик чистокровный тлингит, потомок вождя Дика, поставившего точку в череде убийств, знаменующих русско-тлингитские отношения. В 1948 году он застрелил в Оленьей бухте черт знает откуда взявшегося полумертвого от голода русского подводника, шарившего в его крабовых ловушках. Вилли Дик женат, у него девять детей от первой и единственной жены, которую Ландсман никогда не видел. Конечно, о ней говорят, что она здоровенная. Году этак в 1993-м или 1994-м Дик успешно участвовал в гонке на собачьих упряжках «Айдитарод», пришел девятым из сорока семи участников. Защитил докторскую по криминологии в университете Гонзага в Спокане. Вашингтон. Первым сознательным действием Дика по достижении совершеннолетия была поездка на старом китобое «Бостон» в Ангун, в управление полиции, чтобы убедить суперинтенданта сделать ему исключение и принять в полицейские, несмотря на рост. Как он этого добился – об этом рассказывали столько… и такого… в том числе и всяких гадостей. Вилли Дик обладает всеми отрицательными качествами умных недоростков: тщеславием, заносчивостью, самомнением, злопамятностью. Но не отнять у него и честности, бесстрашия, упорства. Он перед Ландсманом в долгу. На это у Дика тоже хорошая память.

– И какого дьявола вам здесь надо, милые мои евреи? Может, объясните? Ума не приложу.

– Этот человек – наш пациент, – объясняет Голд. – Он пытался… раньше срока… выписаться.

– И за это его необходимо пристрелить. Понимаю. Еврейская терапия. Должно быть, по Фрейду? Я не силен, извините, мать вашу…

Он поворачивается к Ландсману и оглядывает его с головы до ног. Лицом Дик, можно сказать, симпатичен, своеобразен. Живые глаза постреливают из-под навеса мудрого лба, подбородок с ямочкой, нос прямой, правильный. Когда Ландсман видел его в последний раз, Дик то и дело вытаскивал из кармана очки для чтения и с умным видом насаживал их на переносицу. Сейчас он стремится подчеркнуть свое старение – или зрелость – парой итальянских очков в стальной оправе типа тех, что надевают для умных телеинтервью стареющие британские рок-гитаристы. На Дике тугие черные джинсы, черные ковбойские сапоги, красная с черным рубаха с открытым воротом. На плечах, как обычно, накидочка из шкуры собственноручно убитого медведя. Любит повыпендриваться Дик, но детектив он отличный.

– Бога ради, Ландсман, ты выглядишь как грёбаный молочный поросенок из консервной банки.

И вот накидочка покидает плечи инспектора Дика и летит по воздуху к Ландсману. В первое мгновение шерсть обжигает холодом, но холод тут же сменяет блаженное тепло. Дик еще придерживает на физиономии усмешечку, но глаза его, как с удовлетворением замечает Ландсман, теряют всякую веселость.

– Я говорил с вашей бывшей женой, детектив Ландсман, – урчит Дик угрожаюше, – после того как получил сообщение о вашем звонке. У вас бродить здесь меньше прав, чем у затраханного безглазого африканского свинокрыса. – Голос инспектора Дика приобретает патетические нотки. – Детектив Ландсман. что я обещал вам сделать с вашей жидовской жопой, буде она еще раз появится на моей индейской территории? Да еще, что очень удобно, без одежи?

– Н-н – не помню, – стуча зубами в пароксизме благодарности и отмерзания бормочет Лансман. – М-м-много чего обещал…