Джандо - Роман Канушкин

Мистер Норберт покрутил осколок в руках, и Маккенрой понял, что золотое напыление в углу— это, видимо, то, что осталось от буквы А.

— Но ничего, — усмехнулся мистер Норберт, — мы все вернем на свои места. Некоторые вещи подлежат восстановлению, мистер Маккенрой. Более того, потом они приобретают совсем особенную ценность.

Я ЗНАЮ, О ЧЕМ ТЫ ГРЕЗИШЬ.

ЭТО ПУСТЯК.

А МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕ ТАКОЙ ПУСТЯК?

— То, что можно вернуть, обладает иногда совсем особенной силой, мистер Маккенрой. Вы разбили табличку вдребезги, вас заставили, но я ее вернул, и теперь она моя. Вы согласны?

— Конечно. Только я не понимаю…

— Я могу вам дать мою табличку, этот зеркальный осколок, и научить, как можно узнать кое-что о цифрах, мистер Маккенрой. Выигрышных цифрах.

На какое-то мгновение Маккенрою показалось, что ему становится плохо. Потому что все вдруг перед глазами поплыло и…

ПЕРСТЕНЬ… золотая змейка, свернувшаяся вокруг большого зеленого камня, вдруг ожила… Маккенрой чуть заметно потряс головой, и все прошло — перстень тускло отливал золотом.

(Боже, что это такое?..)

Потом Маккенрой спросил:

— Как?! Просто с помощью этого кусочка, обычной стекляшки?

— Мистер Маккенрой! Я прошу вас понять, что в моих руках не бывает обычных предметов. И я не говорю ничего просто так. Вы имели возможность в этом убедиться. И если сейчас намерены думать по-другому, то лучше считать наш разговор недоразумением и я ухожу. Так как?

Маккенрой почувствовал, какими горячими и сухими стали его губы.

— Ни в коем случае, мистер Норберт. Простите меня…

— Вы хотите, чтобы я остался, и хотите иметь со мной дело?

— Больше всего на свете…

— Хорошо, Маккенрой. Запомним это. Я остаюсь, но только по вашей личной просьбе.

Я ЗНАЮ, О ЧЕМ ТЫ ГРЕЗИШЬ.

ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО?

— В наших отношениях необходимо соблюсти некоторые принципы, мистер Маккенрой. Добровольность, но прежде всего доверие… Можете считать— веру друг в друга, постоянное чувство плеча, на которое всегда можно опереться. Я в вас верю, Мак… Поэтому и пришел именно к вам! Вы понимаете меня?

— Да.

— Вас устраивают мои принципы? Если да, то не будем больше к этому возвращаться. Но не спешите — ваш положительный ответ будет означать, что мы пришли к согласию.

— Но вы не сказали, что надо будет делать, что потребуется от меня…

— Сказал — разные мелочи… Вы будете представлять мои интересы в этом городе. Мне нужен здесь человек, знающий, что к чему. Но это не потребует бурной деятельности. Например, первая просьба — продать этот так заинтересовавший вас перстень Папаше Янгу.

— Перстень… Янгу?!

— Да, но только ему! И не забывайте о наших принципах. Необходимо, чтобы Папаша Янг сам, добровольно захотел получить его.

— Но это же такой пустяк!

ПУСТЯК.

— Конечно.

— Но зачем вам я?!

— У каждого есть свой жизненный план, мистер Маккенрой. Ваш строится на цифрах, мой — на таких вот пустяках.

Я ВЕДЬ ГОВОРИЛ, КОГДА-ТО СО МНОЙ ПОСТУПИЛИ НЕСПРАВЕДЛИВО.

— Вы за что-то мстите Папаше Янгу? — вдруг спросил Маккенрой.

— Папаше?! — Мистер Норберт совершенно искренне рассмеялся. — Никто не сможет причинить Папаше вреда, кроме него самого. Вы же это знаете. По скольку дней он не выходит из вашего заведения! А эти сумасшедшие истории о Лиловой Зебре?.. А?

— Это точно.

— Я жду, мистер Маккенрой. И достаточно вопросов — в конце концов, вспомните, из-за кого вы разбили табличку.

Маккенрой посмотрел на несколько статуэток, подаренных стариком Маконде, и вспомнил, как они спорили с ним, установить ли их по углам заведения или на равном расстоянии вдоль стойки, посмотрел на крупный зеркальный осколок, длинные пальцы мистера Норберта, и у него мелькнула шальная мысль, что ожившая змея ему вовсе не привиделась, что этот необычный перстень обладает тревожной, таинственной силой, но пока спит Потом он посмотрел на яркий экран старенького «Сони» — там транслировали какое-то очередное шоу, — посмотрел в глубокие глаза мистера Норберта, и на какое-то мгновение все его мысли вытеснило одно жгучее воспоминание — он вдребезги разбивает чудесную новенькую табличку со словом «Пепони». ОН РАЗБИВАЕТ ЗЕРКАЛО… И только тогда он осознал, сколь велико его унижение, сколь оскорбительно с ним поступили только потому, что он всегда стремился ублажить своих клиентов. В него плюнули, а он даже не оттер со своей души этот грязный плевок стыда. Вот, оказывается, какие подлинные отношения у него с этими людьми, ради которых он был готов рассыпаться на части и которые забавлялись им на свою потеху. И мистер Норберт совершенно прав…

— Я даже не предлагаю вам денег, Маккенрой, — повторил мистер Норберт. — Я предлагаю стать победителем. Надо только один раз решиться. Маккенрой, слишком много всего прижало вас к стенке, вы в плену, друг мой, пора рвать путы… Но такая возможность будет не всегда — только один раз в жизни. Сегодня, в эту самую минуту.

Перстень-змейка снова ожил: скользящее чешуйчатое тело, шевелящиеся спиральные круги…

— Вы и не представляете, как легко быть победителем, Маккенрой. Но мало кому это дается… Для многих эта дверь так и остается непреодолимой стеной, запретом…

— Мистер Норберт, я согласен, — быстро проговорил Маккенрой, — и… я… действительно верю в вас… в смысле чувства плеча…

— Не надо ничего объяснять, — усмехнулся мистер Норберт.

Маккенрой поднял голову, ему сейчас очень нужны были помощь, сочувствие, понимание… Но в глазах мистера Норберта не было ничего подобного. Нет, его глаза вдруг показались непроницаемыми и совершенно плоскими, как экран телевизора, и в двух маленьких зрачках мистера Норберта продолжало отражаться телешоу. Маккенроя это озадачило и удивило — в двух маленьких зрачках он мог отчетливо различить ведущего, публику, быстро, пожалуй что очень быстро, сменяющиеся рекламные заставки. Экран старенького «Сони» переместился сейчас в глаза мистера Норберта, и там шла какая-то сумасшедшая лотерея. Обычное еженедельное телешоу, только микрофон ведущего вдруг превратился в свернувшуюся спиральными кольцами живую змею. И что-то очень странное происходило с публикой… Что-то белое стекало по лицам, смывая привычный облик, а за ним пряталось…

«Бог мой, я схожу с ума! — подумал Маккенрой. Его мозг начал лихорадочно искать спасения. — Я просто схожу с ума!.. Я придумал мистера Норберта, выигрышные цифры… а на самом деле со мной сейчас ничего не происходит! Господи…»

— Что ж, Маккенрой, — сухо проговорил мистер Норберт, — это даже хорошо, что вы продолжаете сомневаться. Я посмотрю, как вы будете сомневаться, когда сорвете «джекпот» на следующей неделе. Мистера Норберта не существует… Ну надо же! Однако надеюсь, что вы не сойдете с ума от раздирающих вас противоречий так быстро и мы еще неплохо повеселимся… А?

В его глазах больше не отражалось сумасшедшее телешоу, и Маккенрой с облегчением уловил там оттенки прежнего понимания.

— Мистер Маккенрой, вы сейчас столкнулись с тем фактом, что мир устроен несколько интереснее, чем можно было бы предположить, смешивая за стойкой коктейли. И смею надеяться, что этот факт не лишит вас рассудка.

— Да, мистер Норберт…

— Иначе наши отношения просто потеряют для меня всякий интерес. Тем более что сейчас вам придется столкнуться еще с одним любопытным фактом. Вы же хотите узнать кое-что о выигрышных цифрах?!

Маккенрой робко промолчал.

— Или вы передумали?

— Хочу, мистер Норберт…

— Вот и прекрасно. Я научу вас, как пользоваться зеркальным осколком, и тем самым мы окончательно оформим наши отношения. А сейчас мне нужна вода.

— Вода?..

— Да, вода из реки. Запомните, Маккенрой, воду можно брать из водопровода, но только там, где рядом протекают реки. Также можно пользоваться озером и любой лужей, имеющей сток… Как вы понимаете, вон та бутылочка перье для наших целей не годится.

— Я запомню, — проговорил Маккенрой. Вдруг все сомнения оставили его, он почувствовал себя гораздо увереннее. — Вода из-под крана подойдет?..

— Улавливаете, — усмехнулся мистер Норберт, забирая протянутый Маккенроем высокий стакан. Он плеснул небольшое количество воды на осколок маккенроевской таблички, и она разлилась, заполняя собой всю зеркальную поверхность. — А теперь мне нужна ваша кровь…

— Что?!

— Мне нужна капелька вашей крови, — холодно проговорил мистер Норберт. — Если бы вопросы к табличке были у меня, я бы пожертвовал капельку своей крови, мистер Маккенрой. Но цифры интересуют вас, и кровь нужна ваша…

— Это колдовство, мистер Норберт? — неуверенно прошептал Маккенрой.

— Можете считать и так… Хотя вам, внуку известной гадалки, не пристало задавать подобные вопросы. Каждый раз, когда вы будете обращаться к табличке, вам придется жертвовать капельку крови. Наверное, ваша бабка рассказывала, что эта красная жидкость несколько больше, чем просто жидкость, а, Маккенрой? Вряд ли это колдовство, друг мой, я бы не стал обращаться к подобным терминам. Просто мир устроен несколько интереснее… А теперь слушайте, мы и так потеряли слишком много времени на пустую болтовню. После того как капля вашей крови попадет на зеркальную поверхность таблички и круги по воде перестанут бежать, вы должны забыть, что существует что-то, кроме вас и этого зеркала. Вы должны полностью сосредоточиться на отражении собственных глаз и повторять одну и ту же фразу: «Зеркало зеркал, далекий сияющий змей». Тридцать семь раз, Маккенрой, и ничего не перепутайте… И когда убедитесь, что из глубин зеркала за вами наблюдают не ваши глаза, — и тут мистер Норберт усмехнулся, — скажите одно слово: «Цифры». Только одно это слово, ничего больше, для вас это может быть опасно. Получите ответ. А теперь не тратьте времени, а то опять решите, что все это шарлатанство или, чего доброго, галлюцинации, с вас станется… Запомните, Маккенрой: достаточно небольшого сомнения, и цифры останутся навсегда скрытыми.