Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов - Иоанн Киннам

______________

* 1 Об этом событии говорят Никита (I. 5, n. 9) и Сабеллик (decad. К. 1. 7). Почти так же поступил Мануил и с пизанцами, жившими в Константинополе по торговым своим делам. Но, изгнав их из своей столицы и империи, он потом, в 1172 г., снова позволил им возвратиться. Annalia rerum Pisan. Ughelliana.

** 2 По словам Анны Комниной (I. 6, р. 161, 162), венеты получили от царя Алексея разные привилегии, преимущества и дары за присланную ими помощь против Вискарда.

*** 3 Под десятиной разумеются здесь, без сомнения, пошлины, или сбор десятичных процентов, с тех иностранных товаров, которые ввозимы были венецианцами в пределы Римской империи. Слова Киннама, по-видимому, указывают и на то, что этими десятинами пользовались туземные производители тех же самых товаров. О таком именно значении десятин в торговле можно заключать из хартии сицилийского короля Рожера от 1137 года. В ней говорится так: praeterea decatias et alia jura mercatorum, quae Salernitani in Alexandria prius persolvere soliti erant, ad morem et modum Siciliae negotiatorum, reduci faciemus. Carol. du Fresne ad h. I.

**** 4 Латинское слово Burgensis прилагалось к тем городским жителям, которым давалось право гражданства. Следовательно, венеты в Византии через это наименование вводимы были во все права византийских граждан и в таком случае становились подданными римского царя. Этот именно смысл слова подтверждается греко-варварским дипломом сицилийского короля Рожера (Italia Sacra Т. I): ueteрoi пnkooi tov ueteрov kрatovc Baрovvioi, Bovрyeoioi ka otрatitai.

***** 1 О индийском огне см. Lambecium in Codini excerptis n. 12. et Willhard. n. 113, Jonvill. p. 71.

****** 2 Древние строители военных кораблей для сохранения их от огня обтягивали их сухими воловьими кожами. Pachymer. I. 5, с. 30: лл ka t плevр tc vnc Boeiaic oaic еnрtvov ka плoic katekoouovvto, c пoхрwvtwc vteеovonc uv прc пvр ka пv t Baллouevov tc vewc.

11. Так это происходило. Между тем начали приходить в расстройство дела Киликии, ибо по смерти Тероза получивший власть над страной брат его Мелия1* ничем не менее стал вредить римлянам, как и Тероз. Вое-{317}начальником в Киликии был избран сперва Михаил Врана, а потом Андроник, по прозванию Фервин, который, как уже сказано, был племянником царя. Но когда и последний не сделал там ничего замечательного, дела исавров стали клониться к упадку. Правда, в Киликии сменилось много военачальников и после Андроника, и в числе их был также Константин, которого звали Каломаном, но успеха не было никакого. Каломан и Армении причинил много вреда, а сам потерпел еще более. Около того времени приходил в Византию с большой свитою правитель саксонцев2**, народа весьма многочисленного и богатого, с целью примирить с царем алеманского короля (так как они сильно подозревали друг друга) и, исполнив то, для чего приходил, возвратился восвояси. В это время, подчиняясь влиянию венетов, задумали отложиться и сербы; а в земле гуннов, по смерти правившего ею Стефана, произошло большое волнение. Побуждаемый этими обстоятельствами, царь едет в Сардику. В бытность его там гунны отправляют к нему послов и просят его прислать к ним в короли Белу, так как по смерти Стефана право на престол принадлежит ему. Бела сперва назначаем был в зятья царю, как я уже и прежде сказал, но {318} когда закон родства возбранил это, он женился на сестре Августы3*** и потому, нареченный кесарем, через таковой титул возвысился над прочими византийскими вельможами. Провозгласив его наконец гуннским королем, царь отпустил его вместе с женой в землю гуннов и взял с него клятву, что он будет до конца жизни соблюдать выгоды царя и римлян. Со стороны царя сопровождали его особы, долженствовавшие возвести его на престол, именно Иоанн, протосеваст, и другие знаменитые лица. Утвердив Белу на престоле, царь направил путь к сербам, чтобы отплатить им за дерзость. И вот чему я всегда удивляюсь: прежде чем собралось все войско, он, с немногими тысячами вступив в страну через крутые и утесистые места, поспешил сразиться с архижупаном4****. Этот, несмотря на {319} то что под его управлением было бесчисленное союзное войско, убежал в самом начале сражения и, когда страх овладел его душой, отправил к царю послов просить прощения в своих проступках; не могши же получить его, просил по крайней мере безопасного к нему доступа. Когда царь согласился на это, он подошел к престолу с непокрытой головой, с руками обнаженными по локоть, босыми ногами, с веревкой на шее, с мечом в руке и предавал себя в полное распоряжение царя. Тронутый этим, царь отпустил ему вину и, окончив с успехом это дело, вышел из Сербии в сопровождении архижупана. В это же время и Аарон, о котором я недавно упомянул, быв пойман в том, о чем сказано, лишен зрения.

______________

* 1 Греческое Meлiac армяне произносят Мелих и Мелиер, а римляне Milo. См. W. Tir. I. 20, с. 27, 28.

** 2 Здесь разумеется саксонский герцог Генрих Лев. Но он приходил в Византию, собственно, не как посол, а как путешественник, отправлявшийся в Палестину через Фракию. Дело же посольства при его лице возложено было главным образом на епископа вормациенского. Arnold. Lubec. 2, с. 3.

*** 3 То есть Андроник женился на Агнесе, которая была дочерью антиохийского правителя Ренальда и Констанции. Но Ренальд и Констанция были также родители Августы, называвшейся Марией или Ксенией. Carol du Fresne ad h. I.

**** 4 По словам Никиты (I. 5, n. 4), эту войну Мануил вел против сербского архижупана Стефана Неманя, которого, как говорит Шафарик (т. II, кн. 1, стр. 418), сам он в 1165 году из расских жупанов сделал архижупаном Сербии. Можно с вероятностью полагать, что Стефан, не довольствуясь тогдашними пределами своей страны, хотел покорить себе поморскую область Кроации, за которую царь считал нужным вступиться как за наследие своего родственника Белы и потому обуздал властолюбие обязанного себе Стефана. Подтверждение этой догадки можно находить в словах Вильг. Тирского (I. 20, с. 4 под 1167 г.): detinebatur рогro eo temporis articulo imperator in Servia, quae regio montosa et nemoribus obsita, difficiles habens aditus, inter Dalmatiam et Hungariam et Illyricum media jacet, rebellantibus Serviis et confidentibus de inroituum ad se angustiis et de impervia eorum regione... Ob haec ergo intolerabilia vicinis eorum maleficia ingressus erat ad eos in virtute multa et innumera dominus imperator, quibus subactis et praecipuo eorum principe mancipato, redeunti domino imperatori occurrimus.

12. Так шли дела на Западе; но Азия опять страдала. Нураддин, сатрап Верреи, султан, управляющий Ликаонией, Мелия, владетель Армении, также правитель Анкиры и прочей Галатии, согласились между собой вступить в войну с римлянами. Посему-то царь столь поспешно и возвратился с Запада. Но между тем как он, расположившись лагерем близ Филадельфии, имел в виду это, алеманы и венеты шли осаждать Анкону - одни с моря, другие с суши. Алеманами командовал некто из мужей, {320} занимавший у них святительский1* престол. Так как осада продолжалась уже много времени и у анконян наконец недоставало необходимого продовольствия, то город почти готов был сдаться. Но была одна женщина2**, родом хотя итальянка, однако с душой высокой, какой не найдешь и у иного мужчины. Давно уже лишившись мужа, она с того времени проводила жизнь целомудренную. Эта-то женщина, узнав, что Анкона находится в последней крайности, воспламенилась ревностью (ибо хранила дружбу к римлянам) и решилась домашними издержками удовлетворять нуждам города; когда же увидела, что для потребностей войны этого далеко не достаточно, стала занимать у детей и, собрав таким образом много золота, послала его в город и просила жителей не робеть и врагам не сдаваться. Услышав об этом, анконяне действительно ободрились и стали думать о вылазке на неприятеля. А неприятели как скоро узнали о том, тотчас перенесли свой {321} лагерь далее от города. В это время и та покровительствующая городу военачальница присоединилась к анконянам со своим войском, и, когда произошло сражение, алеманы, не выдержав натиска, побежали от женской армии и потеряли много своих. Тогда едва не взят был в плен и полководец, иерей; только одно бегство послужило ему к спасению. Потом она устремилась на венетов, которые, как сказано, осаждали город с моря, и, одолев их в сражении, возвратилась в город с торжественными восклицаниями в честь великого царя. Между тем царь, стоя лагерем, как сказано, близ Филадельфии, думал о том, каким бы образом искуснее отделить друг от друга упомянутых варваров. И вот отправил он послов к султану Ликаонии, через которых укорял его за вероломство и спрашивал о причине столь нечаянно воздвигаемой на римлян войны. Султан в оправдание, кроме многого другого, приводил гнев их калифа3*** и верховного у них жреца, что-де я столько уже времени нахожусь в дружбе с римлянами. После таких слов он отпустил послов ни с чем. Выслушав то, царь отправил к нему вторичное посольство со следующим {322} письмом: "Хотя тебе и понравилось в союзе с другими твоими единоплеменниками делать набег на дальние пределы Римской империи, однако же смело ступай назад. В римском войске ты узнаешь судейского стража, который придет взять тебя не больше как через пятнадцать дней". Получив это письмо, султан содрогнулся в своей душе и, отказавшись от своих затей, заговорил о мире. Таким образом, замысел, еще не осуществившись самым делом, уже разрушился, потому что с переходом султана на сторону царя неприятели теряли большую часть своей силы. Украсившись этим бескровным трофеем, царь возвратился в Константинополь; а король палестинский и князь антиохийский, получив о том известие, сделались смелее и, двинувшись на веррейских варваров, нанесли им много вреда.