Господь, мы поднимаемся - Николай Петрович Гаврилов

будничных забот походил на предыдущий, хоть и проходил в движении. Скоро должны были подойти к крепости Эль-Ариш, а за ней по плоскогорью ещё месяц до конечной точки движения. Возле стен Эль-Ариш собирались простоять несколько дней, посетить рынок.

Мария слышала, что в конце пути её переоденут в красивые одежды и продадут или подарят другим людям, но думала только о том, что всё дальше и дальше удаляется от Алжира.

Девочка ещё не знала, что тот, кто хоть раз не отрёкся, вовек не потеряет награду свою, и эта награда превзойдёт все ожидания, ибо не мерой Бог даёт счастье.

Когда до Эль-Ариш оставался день перехода, ей приснился сон. Снилось, что она снова во Франции, в своём дворе, но не присутствует там лично, а как бы смотрит на дом со стороны.

Хижина выглядела забытой, брошенной, двор зарос травой. А по двору ходила незнакомая женщина. Зашла в дом, затем снова вышла. Без платка, одета в лохмотья, лицо чужое, одутловатое, как у пьяниц. Глаза больные, тревожные. Но сейчас женщина была совершенно трезвой. Она ходила по двору, словно надеялась, мечтала здесь что-то найти.

– Мама, – прошептала Мария и проснулась.

* * *

Возле отрытых ворот крепости Эль-Ариш по утрам царила невероятная толчея. На разные голоса кричали погонщики.

Крепость стояла на пересечении торговых путей между Иорданией и африканской частью арабского халифата. Здесь находился оптовый базар. Толпы людей встречными потоками входили и выходили в крепостные ворота, создавая шумящий водоворот. Прямо в воротах, увеличивая толчею, группками стояли перекупщики. Останавливали входящих с верблюдами и поклажей, хватали за рукав, кричали, что дадут лучшую цену, самую справедливую цену за весь товар оптом.

Лица мужчин блестели от пота, женщины прятались за паранджами. Ревели упирающиеся ослы.

В этот обычный пыльный солнечный день старик-вождь с другими мужчинами направился на базар. Мария вместе с двумя служанками следовала за ними.

К бедуинам на рынке относились с уважением. Их побаивались. Спаянные суровыми условиями жизни и родственными отношениями, мрачные на вид, одетые в пугающие чёрные одежды, мужи пустыни в толпе выглядели монолитным целым. Перед ними непроизвольно расступались. Их женщин не толкали, стараясь дать им дорогу.

Внешне Мария ничем не отличилась от бедуинок, на ней было длинное арабское платье, голову покрывала накидка, нижняя часть лица пряталась под платком. Она шла мелкой семенящей походкой, перенятой у других женщин. Лишь при более внимательном взгляде можно было заметить, что открытая часть её лица была загорелой, а не смуглой от природы, и брови не чёрные – русые, выгоревшие на солнце. Но в толпе этого никто не замечал, перед девочкой расступались, позволяя ей пройти.

Сразу за воротами начинался рынок. Первыми на огромной площади продавались скоропортящиеся товары: рыба и фрукты. Дальше шли товары громоздкие, дешёвые по весу: зерно и мука в уложенных штабелями мешках, тюки с овечьей шерстью, финики, репчатый лук. Там почти не бывало любопытных, на земле сидели невозмутимые верблюды, а между горами разгруженной поклажи неторопливо прохаживались оптовики.

– Посмотрим, почём шерсть, потом узнаем цены на рабов, – сказал старик сопровождавшим. При этом один из мужчин обернулся и посмотрел на Марию, но девочка не обратила внимания на его взгляд. Она слышала раньше обрывки разговоров, что её могут здесь продать, но старалась не думать об этом. Старалась вообще не думать о будущем. Ходила за мужчинами по рядам, отстранённо выхватывая взглядом какие-то фрагменты ярмарки, – тюки с шерстью, прыгающую в пыли ворону, пальмы и синь неба. Мысли текли вялые.

Позже, восстанавливая в памяти события этого великого дня, девочка вспоминала, что её не тревожили никакие предчувствия. Не сосало под ложечкой, не испытывала она никаких смутных ощущений, что её судьба сегодня изменится. Помнила только, что было жарко, очень хотелось пить, что она устала от суеты и хотела лишь одного – поскорее вернуться в закрытый, полутемный мирок своего шатра. И ещё было чисто детское любопытство, когда они отправились к центру площади. Там продавались сокровища, шла торговля коврами, тканями самых разных цветов и оттенков, тончайшим, как паутина, шёлком, финикийским пурпуром, ювелирными украшениями. Смотреть на это можно бесплатно, поэтому в центре площади было не протолкнуться. То тут, то там, перекрывая общий гул, призывно кричали разносчики воды.

Рабов продавали на другом конце базара. Оставался один-единственный стежок, чтобы рисунок судьбы был закончен.

Этот узор составляли самые разные нити внешне не связанных друг с другом событий. Султан подарил девочку бедуинам, шейх решил идти в Сирию, куда не собирался двадцать лет, на пути каравана встала крепость Эль-Ариш с шумным рынком. И почему-то старик взял рабыню сегодня с собой, хотя особой нужды в её присутствии на базаре не было. Были на изнанке узора и другие, идущие вкривь и вкось стежки, – поступки, стечение обстоятельств, случайные решения совершенно незнакомых, далеких для Марии людей, но все вместе они составили единый законченный рисунок судьбы на лицевой стороне полотна.

На свободном от людей пространстве стояла кучка мусульман, в основном мужчин, попавших в рабство за долги. Там зевак почти не было.

А чуть дальше стеной стояла толпа. За головами в чалмах виднелся высокий деревянный помост, на котором находилось несколько детей. Трое или четверо мальчиков и одна девочка, с неестественно выбеленным для ребёнка лицом, с ярко подведёнными чёрной краской, как у распутных женщин, глазами. Помост как бы подчёркивал их ценность.

В стороне, под тенью чахлого масленичного дерева, на подстилке сидел толстый важный купец. Он лениво щурился на зевак, понимая, что потенциальных покупателей среди них нет. Слишком дорого для собравшейся здесь публики.

Дети были европейцами, это было видно с первого взгляда. Их намеренно не переодели в мусульманские одежды. На всех были рубахи европейского кроя, очевидно, сшитые на заказ.

Двое мальчишек сидели на помосте, остальные стояли под взглядами толпы.

Исчезли все звуки, вместо них в ушах появился какой-то звон. В одно мгновение Мария поняла, что перед ней её земляки, бывшие крестоносцы. Глаза девочки расширились, взгляд заметался по лицам. А в следующую секунду кровь отхлынула от лица. Ей показалось, что она сейчас потеряет сознание.

Вместе с другими на помосте находился её брат. Она бы узнала его, переодетого в любую одежду, она бы узнала его в толпе из тысяч лиц. Маленький Патрик сидел в центре помоста, опустив голову. Очевидно, этот рынок был для него не первым, он научился не обращать внимания на толпу любопытных, ожидая момента, когда позовёт купец, и его станут ощупывать и рассматривать со всех сторон настоящие покупатели.

Дети на помосте между