Чекисты рассказывают. Книги 1-7 - Александр Александрович Лукин

Бойцы побежали в сторону от вражеского огня. Пули, посвистывая, летели им вслед, обгоняли… Кругом ничего не было видно…

Девятов с налету ударился обо что-то жесткое, пружинистое. Послышался треск одежды. Перед ним был забор из колючей проволоки. Пошарил. Высокий. Девятов полез по прогибающейся шаткой проволоке. Его что-то ударило в спину. Он перевалился через забор, побежал. Ноги стали заплетаться. Упал. Нестерпимая боль пронзила все тело. «Неужели ранен?!» Вскочил, снова побежал, упал… «Мешок, да где же он?» Стал искать. Ему мешали высокие жесткие стебли… «Так это ж хлебное поле. Значит, недалеко должен быть лес…» Схватил мешок, побежал. Стрельба стала отставать, уходить в сторону. «Товарищи уводят…»

Уже утром около себя услышал чьи-то тихие шаги. Открыл глаза, попытался подняться и не смог…

Словно из тумана выплыли ржаные колосья, кусочек дрожащего синего неба и склонившееся над ними настороженное женское лицо.

— Кто ты? — спросил он.

— Мотя, — растерянно сказала женщина и опустилась перед ним на колени. Это была Матрена Митрофановна Степук — жительница деревни Первая Слободка. — Жи-ив?! — Она осторожно расстегнула ему ворот гимнастерки, попробовала ее снять, но гимнастерка, мокрая от крови, присохла к телу. Попыталась разорвать… Девятов вскрикнул. — Потерпи, родимый, — ласково прошептала Мотя, — могут услышать… — Она завернула рубашку и ужаснулась: — Как же они тебя?! — Мотя сдернула с себя косынку, попыталась ею обвязать простреленную грудь, но она оказалась короткой… — Я сейчас… — Мотя, не разгибаясь, вошла в рожь, вскоре появилась с сорочкой в руках. Порвав ее на ленточки, принялась пеленать Девятова.

Со стороны деревни ветер принес звуки шагов, немецкую речь.

— Тебе здесь оставаться нельзя, — прошептала она, когда все стихло. Мотя подсунула руки ему под мышки, потащила…

Очнулся Девятов в кустах. Он лежал на одеяле, тут же был его автомат. Рядом с Мотей увидел двух женщин. Все скорбно и молча смотрели на него.

— Что, родной? — просветлев, спросила Мотя.

— Мешок, — высохшими до шуршания губами прошептал Девятов. — Где мой мешок?

— А его возле тебя не было, — растерянно сказала Мотя.

— Поищи, мне без него никак нельзя…

Женщины ушли. Девятов ждал. Прошел, наверное, час. Хотя в его положении, когда не было сил сносить страшную боль, и мгновение могло показаться вечностью. Со стороны деревни послышалась стрельба.

Поднялось над головой и медленно сползло в сторону солнце, а Моти все не было.

Она появилась, когда небо стало чернеть, густой тенью налились кусты… В руках у нее были его вещмешок и еще какой-то узелок.

— Вот, брат нашел в поле… — Мотя положила рядом с Девятовым вещмешок, присела, стала разворачивать узелок. — Тут тебе поесть и попить…

— Это по нему стреляли? — спросил Девятов. — К нашим бы уйти…

— Увернулся… — Мотя грустно улыбнулась.

На следующий день сквозь тревожную дремоту он уловил что-то похожее на скрип телеги. В его сторону кто-то ехал. Это оказалась Мотя с неизвестным мужчиной.

— Я сделала, как ты хотел, — сказала она, — Федос Рыбак отвезет тебя к своим…

Федос привез Девятова в урочище Печек, где его встретили товарищи по отряду…

Сопровождать в Москву трофеи Григория Науменко Рабцевич послал Николая Прокопьевича Бабаевского, который только что заменил Змушко, направленного в Полесское партизанское соединение.

Вслед за успехами группы Игнатова последовала целая серия удачных диверсий групп Синкевича и Бочерикова… И вообще, лето и осень сорок третьего года для отряда были временем больших побед…

Поздней осенью из Центра пришла радиограмма: в связи с приближением Красной Армии генерал приказывал отряду Рабцевича перебазироваться под Пинск.

Места эти Рабцевич хорошо знал еще с гражданской войны. Три с половиной года провел тогда он под Пинском и Барановичами. Подыскать новую базу для отряда Рабцевич поручил Линке и группе Игнатова. С ними отправил письмо своему давнему другу Василию Захаровичу Коржу, который командовал партизанским соединением на Пинщине, с просьбой помочь комиссару.

— Под Пинском будешь заходить в деревни, — сказал Рабцевич на прощание Линке, — передай привет старожилам от Виноградского — в гражданскую псевдоним у меня такой был. Как своего примут…

А едва комиссар ушел, из Москвы поступила радиограмма: в связи с наступлением Красной Армии отряд должен немедленно перебазироваться на новое место…

Дорога отряду выпала тяжелая. Обозные лошади вязли в глубоком снегу. Сани приходилось тащить на себе. Иногда встречались деревни, свободные от фашистов. Можно было бы отдохнуть, просушиться… Но почти всюду в таких деревнях свирепствовал тиф.

Наконец добрались до деревни Бунос. У большинства бойцов сопрела и развалилась обувь. Людям требовался отдых. Рабцевич знал, что где-то поблизости находится штаб Пинского партизанского соединения, он надеялся встретиться с Василием Захаровичем Коржем.

Синкевич, посланный в разведку с группой бойцов, без особого труда нашел штаб и проводил туда Рабцевича.

Корж жил в пятистенном бревенчатом доме, перенесенном в лес партизанами из соседней деревни. Узнав о приезде Рабцевича, он вышел ему навстречу. Друзья обнялись, расцеловались.

Дружба между ними началась еще в гражданскую войну, когда Корж пришел в отряд Кирилла Прокофьевича Орловского…

Перед Великой Отечественной войной работали почти рядом: Корж — в Пинском обкоме партии, Рабцевич — в Бресте…

— Ох-хо-хо, какой важный стал! — войдя в хату, сказал Рабцевич. Он весело оглядел Коржа с ног до головы, вновь обнял, похлопал по спине. — А ты знаешь, Вася, тебе чертовски идет генеральская форма. — И засмеялся. Смех у него был легкий, заразительный.

Поездка Рабцевича оказалась весьма удачной. Кроме Коржа, он повидался с первым секретарем Пинского подпольного обкома партии Клещевым. Вместе они уточнили место базирования отряда, наметили запасные стоянки, скоординировали партийные и боевые действия. На душе у Рабцевича стало полегче. Самое главное: не в одиночку придется воевать и на новом месте.

Обрадовал Рабцевича и Линке. Он подобрал весьма удачный участок для базы отряда недалеко от деревни Липники. Это была небольшая возвышенность среди болотистых топей и под боком у железных дорог Пинск — Лунинец, Барановичи — Лунинец.

На новом месте все пришлось начинать сначала. Стали ставить рубленые времянки, о землянках не могло быть и речи, очень уж близко стояла вода. Одну хату тут же отвели под санчасть — у шестерых бойцов был обнаружен тиф…

Вскоре из Москвы прилетел Бабаевский. Он привез с собой не только взрывчатку, мины, но и обмундирование для вконец оборвавшихся бойцов. Не забыл прихватить и почту.

Особый восторг вызвали письма. Рабцевичу опять было несколько. Получил и Линке, но на этот раз письма не вызвали у него радости. Рабцевич знал о горе комиссара. В то время, когда он был на Пинщине, из отряда «Местные», где сражался Гейнц, пришло известие о его гибели. Это