Наперегонки со смертью - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выбрав место поглуше и потише, он остановил машину и, вытащив араба, привязал его к толстой сосне — Говорить будем сразу или как? — на всякий случай, не надеясь на быстрый успех, спросил он пленника, — Сабака! — прорычал тот в ответ, бешено сверкая своими черными глазищами.
— Ясно. Что ж, даю тебе время подумать, — Банда отошел назад, к машине, и развернул наконец конверт, отобранный у этого неудавшегося посыльного.
В несколько раз сложенный листок бумаги были вложены волосы. Маленькая каштановая прядь. Волосы Алины.
Банда почувствовал, что кровавая пелена ненависти заливает его глаза, а руки сами собой сжимаются в кулаки. Боясь, что он сейчас убьет этого араба на месте, парень постарался опомниться и буквально заставил себя прочитать две строчки, кривым корявым почерком начертанные на листке:
«Владимир Александрович, осталось 2 дня. Договор наш в силе».
Подписи не было, Даты тоже. Все было ясно и так.
Банда аккуратно снова завернул волосы девушки в Записку, вложил все это в конверт и спрятал в карман. Затем снял куртку и подошел к арабу, грозно закатывая рукава.
Пленник, видимо, почувствовал, что настают самые страшные для него минуты, и дернулся, из последних сил стараясь освободиться от стянувшей его грудь веревки.
— Не дергайся, красавчик. Вспомни лучше Аллаха.
— Шакал страшный, — провопил араб, закатывая глаза.
— Смотри — раз!
Банда резко и профессионально точно двинул пленника в солнечное сплетение, постаравшись сделать это не слишком сильно, чтобы тот не потерял снова сознание, но и не слишком слабо, чтобы дыхание араба остановилось, страшным холодом сковав сердце.
— Теперь — два!
Удар в пах был настолько страшным, что пленник заверещал, прощаясь со своими еще не родившимися детьми, но Банда невозмутимо улыбался, глядя на его мучения.
— А теперь — три!
Голова араба коротко мотнулась, ударившись затылком о дерево, и двух верхних передних зубов парень не досчитался.
— Мне дальше считать, или, может, поговорим?
— Что ты хочешь?
— Где Алина?
— У нас. Ее убьют, если со мной что-то случится!
— А я убью тебя. Медленно, не спеша, с удовольствием.
— Аллах простит мне мою смерть!
— Не-е-т, парень, не надейся!
— Он видит, как мужественно принял я избавление от мук! Убей меня, неверный!
— Ты торопишься, голубчик. Ты же мне еще не рассказал, где Алина.
— Кто ты? Ты не из Ка-гэ-бэ?
— Нет, дорогой. Я дикий. Одиночка. Могу с тобой делать, что захочу. Ты знаешь, я когда-то был в Афгане и кое-чему у «духов» научился. Из тебя можно сделать несколько ремней. Тебя можно накормить мясом твоего же бедра. Тебя можно удушить твоими же кишками. Ты что выбираешь?
— Что ты хочешь?
— А ты не понял еще? — Банда говорил медленно, тихо и проникновенно, и звук его голоса действовал на пленника гораздо более убедительно, чем любые удары и боль. — Где моя девушка, я тебя спрашиваю?
— Послушай, я не могу сказать. Я всего лишь студент. Меня заставили передать письмо люди самого Амроллахи. Мне возвращаться еще домой. Там мои родители…
— Послушай меня и ты, студент. За Алину я пойду на все. Ты не увидишь ни родины, ни родителей. Тебе никогда не увидеть диплома, и никогда Иран не увидит своего молодого специалиста. Ты хорошо понимаешь, что я имею в виду?
— Да… Но Аллах не простит мне предательства!
— Аллах все простит. Он тебе только одного не простит. Знаешь, чего?
Банда загадочно улыбнулся и пошел к машине, оставив несчастного студента теряться в догадках.
Но через несколько мгновений он вернулся, держа в руках кусок сала и нож.
— Аллах не простит тебе, если я накормлю тебя свининой. Ты сейчас плотно-плотно поужинаешь, а затем запьешь все это нашей русской водкой. Хочешь?
— Не делай этого, я прошу тебя! — араб брезгливо и одновременно с животным ужасом наблюдал, как Банда начал отрезать маленький кусочек сала, игриво принюхиваясь к нему и цокая языком, будто от огромного удовольствия.
— Где девушка?
— Я не могу!
— Где девушка? — Банда взял отрезанный кусочек и приблизился к арабу, поднося сало почти к самому его рту. — Оно вкусное, тебе понравится.
Ты еще попросишь. Обещаю!
— Я скажу, только не делай этого! — страшно закричал араб, дергаясь в конвульсиях ужаса всем телом.
— Вот это — другое дело! — Банда удовлетворенно вбросил сало себе в рот и начал его жевать, с интересом посматривая на студента.
В свете фар он казался еще совсем молодым, напуганным и несчастным, и Банда даже почувствовал что-то вроде жалости к этому бедняге, но тут же постарался подальше отогнать от себя эти мысли.
— Так где она?
— Ее завтра увезут из Москвы.
— Почему?
— Хайллабу сказал, что держать ее здесь становится опасно.
— Кто такой этот Хайллабу?
— Это наш командир. Он послан из самого Ирана. Он человек Амроллахи, один из лучших его люд ей.
— Завтра — когда? Во сколько?
— В четыре утра.
— То есть через два часа?
— Да.
— Откуда ее повезут и каким образом?
— Это будет конвой. Три фуры в Чехию. Везут запчасти к «жигулям» со склада в Москве. В одной из фур, за двигателями, со всех сторон обложенная гранатами, будет ехать девушка.
— Откуда ты все знаешь?
— Я уже три месяца работаю в нашем отряде.
Нас всего восемь, и всем все известно.
— Хорошо… — протянул Банда и задумался, но араб, будто прочитав его мысли, воскликнул:
— Даже не думай о нападении, если хочешь, чтобы она была жива. Они взорвут и себя, и ее. Им нечего бояться. Они верят в Аллаха. Аллах акбар!
— Да я уж вашего брата знаю. А ты мне не скажешь, каким образом куча бородатых арабов на трех машинах пересечет всю страну и попадет за границу?
— Все законно, — пленник даже улыбнулся, гордый изворотливостью и предусмотрительностью своего предводителя — Хайллабу. — Мы оформили здесь, в Москве, иностранное предприятие, которое специализируется на экспорте самых разных товаров из России. Тех же самых запчастей к «ладам».
Получаем режим наибольшего благоприятствования, все таможенные документы — и вперед. В любую страну мира.
— Ясно… Слушай, — Банда с интересом взглянул на этого бородатого парня, — ты оказался не таким уж круглым фанатичным дураком, как мне поначалу показалось. Убивать тебя или кормить салом я теперь не вижу необходимости. Но, сам понимаешь, отпустить тебя не могу. Что скажет твой Хайллабу, когда ты не вернешься с задания?
Араб задумался на мгновение и ответил очень быстро и уверенно:
— Я думаю, это только укрепит его решение срочно покинуть с девушкой Москву. Он подумает, что меня взяли ваши спецслужбы… Я тебе скажу правду. У них нет надежды на сотрудничество Большакова. Более того, они понимают, что теперь, после того, как господин ученый подключил к этому делу спецслужбы, надежд вообще когда-нибудь выбраться из этой страны у него не должно быть. Словом, вариант с похищением оказался проигрышным по всем статьям.
— Очень интересно! И что же дальше?
— Не знаю толком. Миссия Хайллабу на этом скорее всего будет закончена. Другой человек и, возможно, в другой стране будет искать подходящего ученого.
— Так, так! А что же будет с Алиной?
— Ну не знаю я, — вдруг снова испугался пленник. — Откуда я могу знать, что придумает разгневанный Хайллабу! Как я могу отвечать за его поступки!
— Ты не будешь. Но я спрашиваю тебя, что они с ней сделают?
— Что хочешь!.. Они постараются от нее избавиться.
Он замолчал, но, видя, как с тревогой и одновременно с какой-то глухой надеждой смотрит на него Банда, добавил:
— Они ее не отпустят.
— Ясно… Что ж, пошли!
— Куда?
— Увидишь, — Банда отвязал араба и, на всякий случай не снимая с него наручников, снова запихал на заднее сиденье «мицубиси-паджеро» и, развернувшись, снова поспешил к шоссе.
* * *— Валентин Кириллович, это Банда.
Телефонный звонок сорвал руководителя «Валекса» с постели в два часа ночи, и сразу сообразить, что от него хотят, он не смог:
— Какая Ванда? Алло!
— Банда! Бондарович! Не узнаете?
— А-а! Сейчас, дай проснуться… Что за привычка у вас пошла — будить меня среди ночи с поразительной регулярностью!.. Ну, чего у тебя еще стряслось?
— Вы про похищение моего с Неждановым бывшего «объекта» охраны знаете?
— Да, — последние остатки сна слетели с Валентина Кирилловича после напоминания Банды. — Что-нибудь случилось с Неждановым? Он что, умер в больнице? Или, может быть, ты нашел девушку?
— Я напал на след ее похитителей.
— Кто они?
— Иранцы… Это долгая история, Валентин Кириллович, как-нибудь потом. Сейчас я вынужден уехать из Москвы. Прошу дать мне отпуск за свой счет сроком недели на три.